Улей 2
Шрифт:
— That's for sure[6], — с той же улыбкой отвечает мужчина.
И, наконец, отходит. Только после этого Ева замечает появившуюся в теле дрожь.
— О чем вы говорили? — спрашивает мама.
— Он сказал, что ты красивая.
— Правда? — взволнованно переспрашивает женщина, взбивая рукой мягкие локоны.
Девочка закатывает глаза и дергает ее за
— Какая разница? Ты не должна хотеть ему понравиться. Он плохой.
Но мама не слушает. Нахмурив брови, недовольно взирает.
— Ева, у тебя все плохие. Это посол из… не помню, из какой страны…
— Не важно, — останавливает ее девочка. — Пойдем к отцу, он спускается со сцены.
— Видишь, как хорошо, что ты занимаешься английским, — не унимается женщина. — Это универсальный язык.
— Можем мы уже ехать домой? У меня болит живот.
— Нет, Ева. Мы должны оставаться до конца. У папы тендер.
— Что случилось? — раздраженно интересуется отец, пристально изучая дерганую дочь.
— Пойди, побеседуй с Никитой.
Девочка прослеживает взглядом направление, которое указывает мать. Замечает худощавого юношу с зализанными назад волосами. Темный костюм добавляет его коже смертельной бледности, а апатичный взгляд говорит о бесспорном повиновении воли родителей.
— Ни за что!
— Давай, — нажимает отец. — И не веди себя, как дикарка.
Ева не двигается. Напрягаясь всем телом, при необходимости готова цепляться руками за полупрозрачное платье матери. Вот только этот дрессированный мальчик-робот замечает взгляды Исаевых и, нацепив улыбку, плетется в их сторону.
— Никита, — чересчур бодро восклицает мама. — Пригласишь Еву на танец?
— Да, конечно, Ольга Владимировна.
— Прекрасно! А то ей с нами скучно.
С широченной улыбкой юноша протягивает руку в знак приглашения.
— Ева?
— Спасибо, — мило улыбается девочка. — Но прямо сейчас мне нужно в туалет.
Проталкивая себе дорогу, намеренно задевает плечом Круглова. Шагает тяжело, выбивая туфлями яростный ритм. Пока, наконец, не оказывается за дверью уборной.
— Пригласишь Еву на танец? — едко передразнивает голос матери. — Да, конечно, Ольга Владимировна, — гневно дыша, выставляет в пустоту средний палец. — Вот вам!
Вздыхая, опирается руками о стойку перед зеркалами.
Скрипнув, дверь открывается.
Ждет, пока пришедшая дама нырнет в кабинку, но чувствует, как теплые пальцы касаются ее шеи сзади. Позвонки пробивает током, когда глаза встречаются в зеркале с противными глазами арабского посла.
— Bad little girl[7], — тихо гундосит он, пробираясь своими пальцами за отворот колючего платья. — You are so bright and so sweet[8].
— Dont touch me[9]!
— Ева!
Девочка готова заплакать, настолько рада слышать голос матери, пока взгляд той в замешательстве останавливается на мужчине. И посол, вдруг переходя на чистый русский, рассыпается в извинениях, уверяя их обеих, что ошибся дверью.
Исаева кивает, принимая его объяснения, и, хватая Еву за руку, тащит ту к выходу.
— Что ты так долго? Никита ждет. По-твоему, я должна его развлекать?
— Он трогал меня, — все еще пребывая в ужасе, тихо шепчет девочка.
— Кто? Никита?
— Посол.
— В каком смысле — трогал? Что ты несешь?
— Он приставал ко мне. Неприлично.
— Боже, Ева! Это уже слишком! Знаешь, перестань… Остановись! Ты специально доводишь меня, что ли? Тебе хочется, чтобы я нервничала?
— Чтобы ты нервничала? Разве ты не видишь, в каком я состоянии? — Ее колотит. — Я не вру, мама. Сейчас я не вру! Мамочка!
«Поверь мне!»
«Выслушай меня…»
«Обними меня, мамочка!»
— Довольно! Я не хочу этого слышать. Просто замолчи! Сейчас же! Иначе я за себя не ручаюсь!
Воспоминания сминают душу новой порцией боли. Мысли сбиваются, а сознание туманится.
«Почему?»
«Почему, мама?»
Маячок, который Адам поместил в подаренный Еве браслет, приходит в движение около четырех часов дня.
«Твою мать…»
Разумные предположения появляются в его голове одно за другим, но какое-то инстинктивное беспокойство, вопреки всему, подбрасывает его сердце до самого горла.
Собирается набрать Еву, когда получает сообщения от Захары.
Рапунцель: Где вы? Почему Ева не отвечает? Мы договаривались встретиться после обеда.
Рапунцель: Все нормально?
Адам Титов: Не дома. В дороге. Позвоню, как только смогу.