Улица Кипарисов, 14
Шрифт:
– Франсуаза приходила проведать. Я ей сказал, что у меня дорогой гость, старинный приятель, с которым не виделись тысячу лет, что я читаю стихи. Обещала зайти завтра.
– Она не обидится?
– Кто?
– Ну, ваша пассия, Франсуаза.
– Нет, что ты! Она у меня очень добрая понятливая женщина. Она прекрасно знает, что лучше не прерывать меня, когда я пишу или читаю стихи. Вот послушай еще, эту поэму я посвятил моей первой любви…
Почти шесть часов подряд бедный Торбеллино через силу слушал сочинения бывшего атамана шайки «Ночные гости», боясь заснуть прямо на глазах у «поэта». Он таращил усталые глаза на автора, который вдохновенно читал свои гениальные поэтические строки. Юноше даже удалось несколько минут вздремнуть, в моменты, когда Бласфемо, закончив одно стихотворение, начинал листать тетрадь в поисках более гениального творения.
– Пожалуй, я пойду, дорогой Бласфемо. Уже довольно поздно, – наконец взмолился Торбеллино, безуспешно борясь со сном и порываясь покинуть уютное кресло. – Да и вам пора отдохнуть после напряженного рабочего дня.
– Что ты, что ты, я тебе еще не все стихи прочитал, – затараторил возбужденный автор.
Доморощенный поэт с таким вдохновением и пафосом читал стихи, что даже не почувствовал, как на него блестящую лысину спикировал здоровенный комар, залетевший в открытую форточку, явно привлеченный не стихами о любви.
Под убаюкивающие, монотонно звучащие стихи юноша некоторое время еще пытался как-то бороться с кознями Морфея, но потом стал клевать носом все чаще и чаще. И через минуту провалился в сказочный мир, полный сновидений…
Шлеп!
Торбеллино резко вздрогнул и проснулся от громкого звука. Это Бласфемо мощной ладонью прихлохпул наглого «кровопийцу», устроившего пиршество на лысой голове.
На рассвете заспанный Торбеллино покинул парикмахерскую и ее гостеприимного хозяина, который всю ночь читал ему свои лирические стихи и лишь под утро угомонился, когда увидел, что благодарный слушатель громко посапывает во сне, склонив голову на грудь. Кстати, надо отметить, стихи у Бласфемо были не такие уж и плохие, правда, кое-где хромала рифма, и не выдержан был размер.
Появившись в цветочном магазине, где находилась подпольная типография, усталый Торбеллино попросил Ферри его часа два, если можно, не беспокоить, так как ему крайне необходимо выспаться после бессонной ночи, чтобы восстановить силы и быть в нормальной форме.
Глава тридцать седьмая
Встреча с охотниками за водой
Торбеллино проснулся от хора громких женских голосов, доносившихся из магазина: пришли цветочницы с цветами.
Ферри, примостившись за маленьким столиком, что-то быстро писал. Гарри, мыча под нос, напевал какую-то песенку, и, вооружившись огромным острым резаком, в дальнем углу комнаты аккуратно нарезал бумагу для листовок.
– Все при деле, только я бездельник, – сказал Торбеллино, зевая и подымаясь с лежанки. – Стыдно, братцы, аж жуть.
– Чего вскочил? – отозвался, не оборачиваясь, Ферри. – До обеда еще далеко, спи. Работы сегодня для тебя все равно не предвидится.
– Почему не предвидится? Случилось что?
– Есть решение – уйти на «дно» на некоторое время. Что-то слишком полиция активно закопошилась в округе.
– Да, я это заметил вчера.
– А тебя, где носило? Похоже, дома ты не ночевал, – задал вопрос Ферри, обратив внимание на заспанный и помятый вид нашего героя.
– Не поверите! Я вчера от «хвоста» еле ушел. Директор тайной полиции Рабиозо меня узнал случайно на улице и шел за мной по пятам несколько кварталов. Каким-то чудом от него отделался.
– Как же тебе удалось обвести вокруг пальца такого матерого сыщика?
– Обвел-то его вокруг пальца не я, а мой старый знакомый, разбойник Бласфемо, который по счастливой на этот раз случайности встретился мне на пути, – сказал Торбеллино, отхлебывая из чашки черный кофе.
– Бласфемо! Это который атаман шайки «Ночные гости»? – удивился Ферри.
– Он самый! Не поверите, он теперь не занимается разбоем. Он сейчас парикмахер!
– Злодей с большой дороги – парикмахер! – недоверчиво хмыкнул Гарри. – Что-то верится с трудом!
– Да-да, братцы, он обычный парикмахер. У него же отец был парикмахером. Умер недавно и оставил непутевому сыночку маленькую уютную парикмахерскую на Улице Вечерней Звезды. Поверьте, он стал совершенно другим человеком. Никакой агрессии, злобы, коварства… Бласфемо теперь добродушный веселый малый, сочиняющий к тому же неплохие стихи.
– Стихи? Разбойник сочиняет стихи? – вновь недоверчиво хмыкнул Гарри.
– Да-да, стихи! И не разбойник он вовсе, а простой горожанин, труженик.
– Труженик с большой дороги, – усмехнулся толстяк, кромсая резаком бумагу. – Ну и друзья у тебя, Торбеллино.
– Хотите его стихи о любви послушать? Сейчас, вот только вспомню.
– Не надо! – твердо заявил Ферри. – Мы о любви лучше стихи Жанны послушаем.
– Как хотите. Что-то жарковато становится, пойду прохладненького кваса куплю. Гарри, где у нас бутыль?
– В шкафу посмотри на нижней полке.
– Только не задерживайся, скоро обедать будем, – отозвался Ферри, продолжая что-то строчить в блокноте. – Да, поосторожнее на улице, помни, что тебя ищут, шляпу надвинь на глаза.
– Не волнуйся, Ферри, я мигом, одна нога здесь, другая там. Жанна не успеет накрыть на стол, я уже буду на месте.
Прихватив пузатую бутыль, Торбеллино отправился за квасом в ближайший трактир. Пройдя квартал и завернув за угол, он услышал за спиной грохот колес и дробный цокот копыт по булыжной мостовой. Он оглянулся, и веселая улыбка озарила его лицо.
По улице медленно двигался обоз водовозов, только что вернувшихся с Горячих Источников в столицу. Головной повозкой управлял знакомый ему Канаро.
– Канаро! Рад тебя видеть! – окликнул и помахал рукой молодой фрид.
– Привет, дружище! – обрадовался Канаро, останавливая повозку. – Добрался до Брио нормально? Надеюсь, на этот раз без приключений?!
– Если б не ты с отцом, так бы я и замерз в горах.
– Ну, замерзнуть тебе бы не дали горячие источники, но с голоду околел бы точно, – засмеялся широкоплечий водовоз. – Садись, проедешься с нами.