Улица Жмуров
Шрифт:
– У меня есть почта...
– Ах да! Я и забыл...
Она заходит в свою каморку и возвращается с желтым конвертом и открыткой.
Желтый конверт пришел из банка... Открываю его. В нем лежит вторая часть чека на десять миллионов триста десять тысяч франков, выписанного на имя владельца счета, то есть Людовика Бальмена. Приложенная карточка дает новое состояние счета: сто двадцать франков.
Странно! Это похоже скорее на закрытие счета, чем на оплату покупки.
Почтовая открытка
Время тянется ужасно медленно. Действуй быстрее. Твой Джо.
Она отправлена в пятницу.
Значит, в пятницу Джо еще был во владении доктора.
Толстая консьержка, должно быть, прочла послание, потому что даже глазом не моргает.
– На прошлой неделе Джо уезжал? – спрашиваю я.
– Его не было пару недель.
– Когда он вернулся?
– В субботу, после обеда...
«После смерти Бальмена», – думаю я.
Я сую почту покойного в карман и поднимаюсь по лестнице.
Почему это «действуй быстрее»? Как будто возвращение парня зависело от решения или действия Бальмена...
Открытка была отправлена в пятницу. Она должна была прибыть по назначению в субботу утром, то есть до того, как Бальмен пошел снимать бабки со своего счета. Только задержка на почте...
Вот я и перед дверью.
Звонок условным сигналом.
Джо, дитя любви, открывает дверь, покачивая бедрами. Как она накрашена, милашка! Не удержалась... На ней те же фиолетовые брюки и желтый платок...
– О! Здравствуйте, дорогой господин комиссар. Каким добрым ветром?
Я слегка похлопываю его по щеке.
– Я проходил мимо, – говорю, – и не смог не зайти. Захотелось повидать тебя.
– Вы очень любезны. Проходите. Я захожу в квартиру.
На этот раз я выбираю диван, чьи ножки внушают мне больше доверия.
– Джо, – сразу перехожу я к делу, – ты знаком с Изабель Бужон?
Взмах ресниц, доля секунды колебания.
– Разумеется, – оживленно отвечает он. – Я даже провел недавно несколько дней в ее доме.
– В Гуссанвиле? Он вздрагивает.
– Вы знаете?
– Разве не долг полицейского знать все? – И я добавляю: – Почему ты поехал к ней? Она твоя подруга?
– Она подружка Парьо... Они часто ходили к нам в гости... Недавно у меня был небольшой бронхит, и, чтобы поправиться, я решил съездить в деревню...
– А! Понятно...
Я ищу мои сигареты, и пальцы натыкаются на пачку турецких.
Предлагаю одну педику.
– Нет, спасибо, – отвечает он. – Я не курю. Не настаивая, я кладу пачку на место, достаю сигарету для себя и прикуриваю от золотой зажигалки, но парень никак не реагирует. Я кладу зажигалку на подлокотник дивана. Джо рассеянно смотрит на нее.
– Хорошо повеселились?
– Там? Нет... Я ненавижу деревню.
– Общества Изабель тебе было достаточно? Он пожимает плечами.
– Что вы воображаете, комиссар? Я серьезный человек, и потом, женщины меня... Я смеюсь.
– Ну конечно...
Встаю и шагаю по гостиной, машинально считая ромбы на персидском ковре.
– Скажи мне, Джо... Ты знаешь, что Парьо умер? Он вскакивает весь белый.
– Что вы сказали?
– Что Парьо умер... Отравился газом. Или его отравили, но результат-то от этого не меняется.
– Не может быть!
Он кажется таким же изумленным, как доктор Бужон утром.
– Увы, может!.. Это я нашел его, когда пришел кое о чем спросить.
– Умер! – повторяет Джо.
– Да. Ты выходил из дому этой ночью?
– Я? Нет, после возвращения из Гуссанвиля в субботу я не сую нос на улицу.
– Болеешь?
– Погано на душе... Тоска... Деревня вымотала мне нервы... Бедняжка!
– Ты знаешь, где сейчас Изабель?
– Но... Она должна быть у Парьо, раз он умер... Разве только она ничего не знает... Надо позвонить ей в Гуссанвиль!
– Ее там нет.
– Вы так думаете?
– Я только что оттуда... Он смотрит на меня.
– Вы оттуда?
– Прямиком! Если так можно выразиться, потому что на дороге очень много поворотов.
– Может, она у своего отца?
– Тоже нет. Они поругались.
– Да, знаю... Но я думал, что...
– Что если Парьо отдал концы, возможно примирение?
– Да.
– Ты в курсе того, что до войны Парьо сел за попытку шантажа твоего старика?
– Смутно...
– В чем там было дело?
– Да так, ерунда, кажется...
– Человека не сажают на три месяца в тюрьму из-за ерунды... Разве что ерунда очень серьезна, сечешь?
– Бальмен мне рассказывал об этом... Речь шла о его нравах... Парьо хотел, чтобы он уступил ему дорогую картину или редкое украшение... Бальмен не соглашался... Тот пригрозил дискредитировать его в глазах одной богатой и немного чокнутой клиентки – американки... И сделал это... Жалобу подала американка... Короче, все запуталось, и Бальмен был огорчен больше всех. Они очень скоро помирились и с тех пор оставались друзьями.
– Вот, оказывается, как рождается большая дружба! – смеюсь я.
Между нами устанавливается тяжелое молчание.
– Мне кажется, нам нужно очень многое сказать друг другу, – произношу я наконец. – В один из ближайших дней я вызову тебя в полицию.
И направляюсь к двери.
– Комиссар, – говорит Джо своим тонким женским голоском, – вы забыли вашу зажигалку.
Я смотрю на него. Он кажется совершенно искренним. Вывод: зажигалка не его. Ничего удивительного, раз он не курит.