Шрифт:
Мне сказали стоять здесь, ну я и стоял. Ждал, пока мои вещи принесут. В таком месте как это быстро привыкаешь делать то, что велят и ни о чём не думать. Это только называется спецшкола, по сути это та же колония, только еще, и учиться заставляют. Отстой, короче говоря. Но уже очень скоро меня всё это волновать не будет. Вот принесут мои вещи и пока! Я целых три года провёл в этом «замечательном месте», которое гордится своими методами перевоспитания трудных подростков. Таких, как я то есть. Хотите, верьте, хотите, нет, но для меня это время было не таким уж и тяжёлым. Первый год разве что. Да и мелкий я ещё тогда был. Таких, как я, которых отправили сюда за убийство здесь не так уж много, так что до меня особо не докапывались. Кличку только дурацкую придумали -«Улыбашка». Говорят потому, что когда я улыбаюсь, то становлюсь «красивым» очень. Красивым? Как же! Вы рожу мою видели? Нет? Тогда вам
– Такахаши, вот твои вещи!
Да, забыл я совсем, что три года уже прошло, так что спасибо, что хоть робу мне оставили, а то в одних трусах бы пришлось идти. Не ожидал я, что так сильно вырос.
– Удачи тебе, Улыбашка! – охранник хлопнул меня по спине, и я оказался за воротами, со свёртком в руках. Светило яркое Солнце, больше никто не указывал мне куда идти и что делать. Передо мной была большая, почти пустая парковка, в самом её конце маячила одинокая фигурка какой-то женщины. От чего-то у меня, засосало под ложечкой, и я пошёл ей навстречу. Это точно оказалась она, старуха моя. Она теперь стал такой маленькой, как будто усохла, но выглядела она лучше, чем три года назад, когда я видел её в последний раз. Во всяком случае, синяков на лице у неё не было. Когда я приблизился, губы у неё начали кривиться, а носик сморщился. Я подошёл и остановился перед ней, честно говоря, в носу у меня тоже щипало.
– Кен-чан, ты так вырос! – она трогательно всхлипнула, в руках она комкала какую-то тряпку.
– Прости, что я не навещала тебя! Но я каждый месяц собирала тебе посылку и деньги! Я думала, что тебе за польза видеть свою старуху! Деньги тебе там нужнее! – слёзы потекли по её бледным щекам, она не решалась посмотреть мне в глаза и, мне стало так её жалко! Почему она такая дура! Объятия это такая смущающая штука! Особенно если без практики! Я её обнял и сжимал так, пока она не выплакалась.
– Слышь, мам, давай купим мне самые дешёвые футболку и брюки, а то в тюремном неудобно! – сказал я.
– Понимаете, наша школа очень престижное заведение! – директор, кругленький, приятно пахнущий старпёр, многозначительно посмотрел на меня и тут же отвёл взгляд.
– Мы решили вступить в программу по реабилитации подростков, потому, что чувствуем свою ответственность за судьбы молодого поколения! Кроме того, для нас важно, чтобы в нашей школе были представлены молодые люди из разных социальных слоёв! Своеобразная модель нашего общества! Вы меня понимаете?
Языком он чесал, как по писанному, но то, что он что-то не договаривает, для меня было ясно, едва он свой толстогубый рот приоткрыл. А моя старуха, знай себе, кланяется, и кивает! Небось, и половины не понимает из того, что он говорит! Зато рада до усрачки, что сынок её будет теперь ходить в престижную старшую школу. Если бы не программа реабилитации, меня бы и на тысячу метров к ней не подпустили!
– Нас направили сюда из центра по реабилитации! – вставила моя старуха.
– Да, да! Мы предоставим Вашему сыну, стипендию, выделим вам деньги на приобретение нашей школьной формы.
– Спасибо, господин директор!
– Не благодарите! Это наша обязанность в некотором смысле.
– В нашей школе подработки не приветствуются, но если не афишировать, то в принципе можно. Вы меня понимаете? Кроме того, я рекомендовал бы Такахаши-куну вступить в какой-нибудь клуб! В качестве рекомендации для поступления в университет это будет для него полезно!
Он с дуба рухнул?! А моя карга только:
– Да, господин директор! Как скажете, господин директор!
Поклоны и снова поклоны.
Он ещё раз взглянул на меня и снова отвёл взгляд.
– Сколько, Вы сказали, лет Вашему сыну?
Я так скажу, не знаю, что это за престижная школа такая, но форма у них и, правда, шикарная! Одна ткань чего стоит! Даже такой боров, как я в ней смотрится прилично! Может мне даже удастся благодаря этому подработку найти! Хотя, кого я обманываю! С такой-то рожей! Короче говоря, никогда ещё у меня не было такой хорошей одежды! Только ради этого и стоило к ним записаться! Иду я, значит, за учителем в класс, все встречные на нас косятся, как будто ведут учёного медведя. Да и не мудрено! Я считай на целую голову выше этого учителешки! Иду я за ним следом и прямо чувствую, как у этого мужика холодный пот по спине ползёт! Так и хочется ему сказать: не бойся, не съем я тебя! Заходим в класс, и наступает тишина! Встал я рядом с сенсеем и осмотрелся. Все такие прилизанные и чистенькие! Цветник прямо! А от девчонок пахнет так, что тебе магазин парфюмерии! И все естественно уставились на меня. Ну, учитель говорит:
– Это наш переведённый ученик. Будет учиться в нашем классе. Он приехал из другого города.
Это он, верно, сказал, колония в другом городе была.
– Представься, пожалуйста! – это он мне.
– Меня зовут Такахаши Кен, мне 1# лет. Рад учиться вместе с вами! Надеюсь, мы поладим!
Ну, я мог бы сказать, что отбыл три года в колонии для малолетних преступников и что моё хобби драться, но решил что это тут немного не к месту.
Учитель вздохнул и говорит:
– Ну, садись!
– Куда? – спрашиваю.
– Здесь есть свободное место! – кричит какая-то пигалица на весь класс. Место кстати хорошее оказалось, последнее в левом ряду у окна, и рядом эта брюнеточка сидит. Сел я. Колени в парту упираются. Я и в тринадцать был довольно крупным, а за время в колонии вымахал до шести футов с лишком и с этим ничего уже не поделать! Хотелось бы мне иногда быть не таким заметным, но не получается!
– Хорошо. Достаньте учебники!
А у меня в сумке, только мой обед, маманей приготовленный. Учебники я не получил ещё.
Соседка посмотрела на меня и говорит ласково так:
– Такахаши-кун, у тебя учебника нет?
– Нет, – говорю, – не получил ещё.
– Сенсей! – это она учителю, – у Такахаши нет учебника! Можно мне объединиться с ним?
– Да конечно, Кунишиге! Будь добра!
Значит, её Кунишиге зовут! Ну и она, значит, придвигает свою парту к моей и прежде чем я очухаться успел, её узенькое плечико упёрлось в моё плечо. А пахнет она! Никогда я ещё не чувствовал, чтобы девчонка так пахла! По правде сказать, у меня даже мой дружок в штанах зашевелился! В душе то я понимаю, что интересен ей не больше чем дикий зверь какой-нибудь! Небось, она в жизни таких уродов, как я не видала! Умом понимаю, но поделать с собой ничего не могу. Я её только тут рассмотрел, кожа белая, словно фарфор, глаза как две большие миндалины, губки алые и припухлые, волосы длинные, чёрные, плотные и блестят, как шёлк. Одним словом принцесса! О таких девчонках мы в бараке мечтали перед отбоем и знали, что таких ни у кого из нас никогда не будет! Не того полёта эти птицы, для нас смертных! Краем уха я слышу, что читают «Ворота Расёмон». У меня с этой книгой связаны очень «хорошие» воспоминания! Я как-то две недели в одиночке просидел, за…неважно за что! Короче, в течение этих четырнадцати дней, или тринадцати, не помню уже, у меня была в камере только одна книга, тоненькая книжечка, вот эти самые «Ворота Расемон» Дадзая. И я читал их без конца и выучил так, что могу с любой строчки цитировать начать. Могу процитировать не сначала до конца, а, наоборот, с конца к началу. Я когда пацанам, это продемонстрировал, то прямо фурор вызвал! Короче говоря, хвалили, восхищались! Минута славы, в общем! Краем уха я слушал «Ворота», а мозг мой весь был занят запахом этой самой Кунишиге. Но полностью я контроль не терял. В тюрьме быстро привыкаешь за всем в пол глаза следить, кто не привыкает у того проблемы начинаются. Кунишиге ко мне наклонилась, как-будто что-то в книге рассматривает и шепчет: