Улыбка Бультерьера. Книга первая
Шрифт:
– Еще как! И хорошо бы нам поспать часок, договорились?
Но сон мне предстояло еще заслужить. Отработать по формуле – сон за секс.
Виктория изящно подошла к великолепному сексодрому под парчовым балдахином а-ля Людовик Четырнадцатый. Передернула плечиками. Халатик упал к ее ногам.
Хороша, стерва! Вроде бы фигура не идеал, но тянет к ней, как кобеля к течной суке. Посмотрела мне прямо в глаза. Ведьма! Я лихорадочно разделся. Плоть требовала разрядки. Прах к праху, плоть к плоти.
– О-о!
Виктория села на кровать, облизала губы кончиком розового языка.
– В каком смысле, мадам?
Я шагнул к ней. Положил руки на голову, прижал ее блудливое лицо к своему животу.
– Вы не человек, вы, сударь, единорог!
Мягкий язычок проворно побежал в нужном направлении. Я расслабился, закрыл глаза.
Партнерша мягко, но настойчиво повалила меня на розовые кружевные простыни, ненавязчиво намекнула движением тела – работай. Сон за секс.
Покорная моим рукам, Виктория приняла нужную позу, с точки зрения любителя-эротомана совсем невыгодную для страсти. Такой позиции нет ни в «Кама-сутре», ни в прочих подобных псевдоэзотерических пособиях. Искусству любви, господа, не выучишься по немецким видеофильмам и бульварным книжонкам. Тантра-йога – это не просто трах до самозабвения, до потери контроля над собой, до выхода в астрал, единения с Абсолютом. Тантра-йога – закрытое учение, отшлифованное веками практики, тысячелетиями проб и ошибок.
Мои пальцы скользят по ее телу, ищут и находят нужные точки на запястьях, на щиколотках, под лопаткой. Я нашептываю ей в ухо мантру Кали, богини смерти, ибо любовь есть смерть разума. Толчком войдя в нее, я замираю в ожидании момента для одного-единственного движения, способного свести женщину с ума, убить или доставить ей нечеловеческое, дьявольское наслаждение. Интуитивно я чувствую нужное мгновение, выгибаю спину и сразу же расслабляюсь. Лишняя пара секунд может стоить моей подруге доброго десятка лет жизни.
По телу Виктории побежала мелкая дрожь, сменившаяся мощными конвульсиями, с ее губ срывается звериный вопль счастья. Женщина предельно напряглась и наконец обмякла, будто тряпичная кукла.
Засыпая, я пробегаю пальцами по ее животу. Снова крик, еще одна порция блаженства. Выражаясь грубым языком циников-медиков – остаточные явления. Через пару минут мадам Могилатова кончит еще раз, уже самопроизвольно, но к тому времени я буду спать. Надеюсь, без сновидений…
Проснулся в восемь, как по будильнику. Вика на кухне. Приятный запах свежесваренного кофе.
– Вставай, соня, – заглянула в спальню, – пора на работу, крушить черепа и ломать коленные чашечки. Кстати, для разминки не желаете ли чашечку кофейку?
Встаю, одеваюсь, выхожу на кухню.
– Откуда тебе известно, что сегодня вечером у меня «танцы»?
– «Танцы» с волками? Как романтично! Акулов вчера заходил, деньги клянчил.
– Дала?
– Даю я только тебе, и то не деньги. Презренный металл из рук дамы ты, моралист доморощенный, брать отказываешься.
– Не съезжай с темы. Что-то раньше Акулов к тебе в дом не захаживал.
– Ревнуешь?
– Ревную!
– А когда я у него в клубе на шейпинге попой кручу, не ревнуешь?
– В клубе, помимо твоей, крутится еще с полсотни попок, однако в гости директор клуба пришел почему-то к тебе одной.
– Попка попке рознь!
– Логично по-женски. Не понимаю только, к чему он проинформировал вас, миледи, на предмет сегодняшнего побоища. Знает о нашей пылкой любви и крепкой дружбе?
– Ни фига он не знает. У него с долгами напряженка. Просил перезанять. Клялся, что сегодня отдаст. Ожидаются, дескать, крупные ставки. Битва двух «бессмертных». Грифон против Бультерьера.
– Спасибо за информацию.
– Не стоит благодарности, мистер Бультерьер.
– Что вы, что вы, принцесса. Мы, собаки, существа благородные, в долгу не привыкли оставаться в отличие от акул. Кстати, не желаете поставить пару тысяч баксов на Бультерьера?
– Иди к черту! Может быть, я волнуюсь. Лягнет Грифон моего Бульку лапкой по детородному органу, что буду делать?
– Восстановительно-оральную терапию.
– Пошляк!
Вот так мило болтая, мы тихо, по-семейному пили кофе на кухне. А часики тик-тик-тикали.
Пора прощаться. Никакого предложения я от дамы сердца (сердца ли?) не получил. Оно и понятно. «Соглашайся» на почтовой карточке к Вике отношение если и имеет, то косвенное. Между тем день на исходе, и, кроме как в клубе «Атлетик», больше негде предложить Семену Андреевичу Ступину согласиться на… на что? Скоро узнаю.
– Викуша, детка, мне пора. Ты не против, если я сегодня после мужских забав переночую у тебя?
– Когда я была против, милый?
– Молодец, девочка. Обещаю щедро расплатиться за постой – натурой. Сольемся в экстазе и побезумствуем. Нет, не сейчас! Проводи лучше до дверей. Чмокни в щеку, пожелай удачи. Нет, я же сказал, только в щеку.
В машину я сел, благоухая элитарной дамской парфюмерией. Через пару кварталов напоролся на гаишника. Хозяин дороги учуял тонкий запах. Оскалился в улыбке и, жестом фокусника принимая от меня десятидолларовую бумажку, пробурчал:
– Помаду со щеки сотри, лихач!
«Новорусский» клуб «Атлетик» встретил меня, как всегда, радушно. Служебная стоянка, черный ход «для своих» возле мусорного бака, слабо освещенный коридор, весь уставленный ящиками со стеклотарой. Изнанка красивой жизни.