Улыбка ледяной царевны
Шрифт:
Глава первая
Зима сдает хвосты
Сегодня я наступила зиме на хвост. Большой сугроб возле дома начал таять, обмяк и потек, отпустив длинный хвост-ручей на тротуар. Я прижала ручей подошвой к асфальту, а потом подняла валенок, и вода снова тихонько побежала, унося зиму из-под ног…
Все сугробы, что встретились мне по дороге к парку, отпустили хвосты и стали походить на мокрых серых мышей. Наверное, бурый мартовский снег испугался весны, кошкой крадущейся по городу.
О хвостах часто любила шутить моя старшая сестра Лера. Она рассказывала про объявления, что видела в своем университете: «Студенты, имеющие хвосты и не сдавшие языки, будут повешены на третьем этаже». Шутка старая. Но мы с мамой улыбались. У Леры никогда не было проблем с учебой, и ей казалось смешным даже подумать о несданных экзаменах – студенческих
– Вик, – говорила сестра, и линия ее губ становилась жестче. – Тебе пора взрослеть и браться за ум. Все это ребячество до добра не доведет!
Но к чему привело ее серьезное отношение к жизни? Лера, которая всю себя отдала учебе, теперь целыми днями плачет. Жизнь вовсе не хочет ее слушаться: не слушаются взрослые ученики, у которых Лера ведет «русский» и «литературу». Не слушается звонок и все время звенит вовремя, когда надо бы еще чуть-чуть подождать. Не слушается жених Илья, который предпочитает музыку точным наукам. И Лера плачет вечерами. А я очень жалею ее – такую серьезную, такую грустную. Ну и зачем, скажите, мне эта взрослая жизнь? Будущим летом уже исполнится шестнадцать: подумать страшно. Неужели детству конец?..
Прямо на ходу я стала перекидывать из ладони в ладонь шарики-помпоны вязаной шапки. Они болтались на длинных шнурках-косичках и здорово поднимали мне настроение. Зимой, когда так мало ярких красок, мне всегда хотелось одеться как-нибудь смешно, весело. Вязаная шапка с помпонами, разноцветный шарф, варежки – обязательно на резинках – это же так удобно! Шубка и расшитые узорами валенки. Правда, в валенках как раз нет ничего смешного. Лучше, что ли, австралийские тапочки угги, в которые нарядились все столичные модницы и модники? Но почему-то эти самые модницы смотрят на меня свысока, хихикают, а иногда, совершенно забыв о приличиях, тычут пальцами. Вот и Катя, хоть и подруга, а все равно вечно пилит меня за внешний вид. Она говорит, что я похожа на сувенирную куклу и совсем не выгляжу современной девушкой. Возможно, Катя права. У нее это хорошо получается – всегда быть правой. На самом деле мне повезло с подругой, она просто мисс совершенство, кроме шуток. Вот только чувства юмора ей и не хватает. Поэтому с ней нельзя спорить: серьезно ругаться желания нет, а в шутку – не получится. А еще мне повезло с парнем – вот уж у кого отменное чувство юмора. Вспомнив о Марке, я прибавила шаг: очень уж хотелось оказаться в парке раньше мальчишек и успеть поздороваться со своей «царевной-лягушкой».
В нашем парке есть старенький пруд. Летом он почти весь покрыт тиной, лишь расходятся кое-где круги от движения насекомых или головастиков. Осенью его бурым ковром устилают опавшие листья. Зимой же пруд затягивается льдом: присыпанный снегом, точно сахарной ватой, он мягко поблескивает в солнечные дни. Весной к нему слетаются птицы и устраивают гнезда на оживающих деревьях. Я люблю гулять возле нашего пруда в любое время года, и мне вовсе не скучно одной. Иду по самой кромке, смотрю в воду: и каждый раз она новая, и каждый раз – знакомая. В самом начале лета у берега снуют головастики, к концу июня они отращивают смешные лапки, но хвосты еще ловко виляют под водой. В начале июля головастики незаметно превращаются в маленьких лягушат – весь берег так и кишит ими. Лягушата такие крошечные, что не сразу поймешь – отчего трава шевелится под ногами; а потом эти малявки сигают в воду и забавно перебирают лапками. К концу лета лягушек на пруду почти не видно, наверное, они находят укромные места, где целыми днями лопают тосты с кузнечиками и отращивают животы…
В начале этой осени, когда пруд уже начал подмерзать холодными ночами, я заметила у самого берега довольно крупную лягушенцию. В тот день мы долго болтали с ней: каждая на своем языке, а потом я пошла домой. Вскоре пруд окончательно заледенел, но моя знакомая лягушка так и осталась жить у берега. Подо льдом. Надеюсь, она просто заснула. Мне очень хочется в это верить: где-то я читала, что такое возможно и лягушки запросто зимуют подо льдом, впадая в анабиоз. Быть может, весной, когда пруд оживет, моя квакушка снова будет прыгать и лопать тосты с кузнечиками?
Всю зиму, каждый раз гуляя в парке, я приходила к пруду и аккуратно расчищала снег со льда возле берега старого пруда, где, точно за стеклом, спала моя «царевна-лягушка». Среди застывших травинок и шелухи листьев она смирно лежала в своем недоступном логове – день за днем, месяц за месяцем…
Сегодня, когда
Пожелав своей лягушке сладких снов, я поскорее отправилась к месту встречи с мальчишками – не хотелось заставлять себя ждать и, чего доброго, вызвать праведный гнев Ивана – весь день пойдет насмарку. Когда Марк позвонил мне сегодня и предложил прогуляться в парке, я умудрилась «дакнуть» еще до того, как он добавил: с нами будет Ваня. Отказываться было уже поздно, да и неловко. Марик всегда очень расстраивался из-за того, что мы с Иваном никак не могли поладить, и старался подружить нас изо всех сил. Определенно Марк проявлял себя оптимистом и в этом гиблом случае. Вот и сегодня он выдумал что-то новенькое. Интересно, какая идея смогла посетить его светлую голову? Я не имела об этом ни малейшего понятия.
– Тебя ждет незабываемое зрелище, – обнадежил меня воскресным утром Марк. – Это будет настоящая охота. Вик, пойдем – не пожалеешь!
Что за охоту решили устроить Марк с Иваном в нашем тихом Покровско-Стрешневском парке – ума не приложу. Неужели ребята надумали половить серохвостых, тощих по весне, белок? Пожалуй, это было бы занятное зрелище. Представив стремительно ползающих по деревьям ребят, пытающихся поработить облезлых белок, я чуть не рассмеялась вслух. Нет, допустить такое было нельзя – с детства Дарвин убеждал нас, будто мы давно спустились с деревьев. Ну разве можно подвести ученого с таким именем, начав шнырять по веткам туда-сюда? Значит, это все же не белки. А может, сумасшедшие мальчишки решили пойти войной на деревянных медведей? Других зверей в нашем парке все равно не водилось. Я как раз подошла к назначенному месту встречи – деревянный сказочный медведь еще больше рассохся за эту зиму, но места своего не покинул. Рядом вросла в землю Машенька – резвые детишки сильно упростили ее лицо, лишив кончика носа. Возле двух этих потрескавшихся от времени, дождей и засух деревянных фигур мы и должны встретиться. Только вот мальчишек здесь еще не было – я успела прийти даже раньше времени. Но ожидание нисколько не смущало. Мои отношения с Мариком всегда были лишены условностей: нас не волновало, кто должен первым позвонить или раньше прийти на встречу. С самого начала все складывалось так легко и естест-венно, что обижаться друг на друга даже не приходило в голову. Я и сама порой могла сильно опоздать или же, забыв о часах, заявиться многим раньше условленного. Каждый из нас умел чем-то занять себя во время ожидания и воспринимал проволочку как возможность извлечь из этого пользу. Вот и сейчас я с удовольствием уселась на лавку и подставила лицо мартовскому солнцу. Это было так приятно: после долгих месяцев затяжных облаков и редких холодных лучей наконец ощутить тепло. И небо стало вовсе не такое, как зимой. Оно будто бы приобрело солнечный оттенок, и облака, ползущие над парком, желтели, как топленое молоко.
Я часто думала о небе. Оно висит над нами уже целую вечность. Вот так же могли смотреть на него те люди, что, по мнению Дарвина, однажды друг за другом поспрыгивали с деревьев. Так же накрывало оно дикие леса древности, первые поселения, деревянную Москву… И теперь это небо стоит надо мной. А как здорово было бы увидеть то же небо откуда-нибудь с Северного полюса. Полюбоваться северным сиянием. Интересно, какое оно – это сияние? Низкое и яркое – почти касающееся земли? Или высокое, робкое – недосягаемое? Хоть бы одним глазком посмотреть…