Улыбка Пол Пота
Шрифт:
На книжной полке у родителей дома я нахожу знакомую книгу. Обложка давно оторвалась, но я знаю, что на ней было написано: «Учебник истории». В том, что книжка развалилась, ничего удивительного нет. В 1970 году тогда еще совсем молодое издательство «Ordfront» печатало свои книжки в старом хлеву. Клей, который они использовали, в предыдущую зиму замерз, и книги получились непрочные.
«Учебник истории» был их первым успешным изданием, и я помню, что часто читал его в детстве. Это изложение истории в виде комиксов. Вместо королей и войн в «Учебнике»
Вернее, уже прошедших дней.
Последние страницы посвящены колониализму и революциям 1960-х. На одном развороте сверху нарисован транспарант: «Корея Куба Вьетнам Китай Албания».
Под ним изображена идиллическая картина: на полях трудятся люди.
Читаю:
Весь народ участвовал в освобождении своей страны. Теперь оставалось сделать так, чтобы никакие бюрократы, партийные шишки и прочие управленцы не отняли у него власть! А чтобы чиновники и клерки не думали, что они лучше рабочих, они должны каждый год какое-то время работать на фабрике или в сельском хозяйстве. Университеты и прочие высшие учебные заведения открыты для рабочих и крестьян. Крестьян не вынуждают переезжать в крупные промышленные города, как в Советском Союзе. Фабрики строятся в деревнях и маленьких городах, где и так уже живут люди.
ЕСЛИ ХОЧЕШЬ РАЗДАВИТЬ ВРАГА, РАЗДАВИ ЕГО В СЕБЕ!
Четверо шведов отправляются в Камбоджу в такое время, когда через границу почти никого не пускают. В страну, где хорошо смазанная машина смерти работает без остановки и перебоев, каждый день унося жизни более тысячи детей, женщин и мужчин.
Если обратиться к статистике, то на тот момент, когда самолет с шведами садился в аэропорту Пномпеня, режим красных кхмеров уничтожил 1 330 000 человек.
Имена погибших могли бы заполнить тринадцать с половиной тысяч таких вот страниц, или, если угодно, тридцать четыре книги такого же объема, как эта.
На тот момент оставалось еще 3700 свободных страниц, для пока еще живых людей, которым предстояло умереть.
Дешевый пример. И к тому же неточный. В 1978-м смертность была выше, чем в предыдущие годы. Людей изматывал рабский труд, а голод, казни и произвол становились все более масштабными.
Трудно обойтись без цифр. Как иначе об этом расскажешь? Невозможно представить себе все эти лица, все эти жизни. Это как шесть катастроф цунами, причем не на всю Южную и Юго-Восточную Азию, а в одной стране, в два раза меньше Швеции. Волна, год за годом опустошающая деревни и рисовые поля.
Невозможно объять их всех одной мыслью, одним чувством.
Засаленная книжка, четыре имени в алфавитном порядке. Гуннар Бергстрём, Хедда Экервальд, Ян Мюрдаль и Анника Андервик. Люди, которые там побывали.
Ян Мюрдаль — видный общественный деятель, писатель и ярый участник общественных дебатов с 1950-х годов и по сей день. А остальные? Где они сейчас? Как спустя двадцать пять лет вспоминают они жаркие, душные августовские дни, проведенные в Демократической Кампучии? Как сейчас расценивают свои радужные отзывы о поездке по стране массового террора?
В 1963 году вышла книга исландского нобелевского лауреата Хальдоура Лакснесса «Поэтическая эпоха», посвященная его поездкам в Советский Союз времен Сталина. Он пишет:
Многие также боялись — и я был из их числа, — что рассказ о провале сталинского социализма в «главной социалистической стране» подорвет основы социализма во всем мире. Многие убеждали себя: «кто знает, может, „маленький Эйольф“ [4] еще поправится», отчаянно на это надеялись и до поры до времени скрывали изъяны.
4
«Маленький Эйольф» — пьеса Хенрика Ибсена о мальчике Эйольфе, ставшем калекой по недосмотру родителей.
Может, в этом все дело? Шведы все видели, но, вернувшись домой, ничего не сказали, чтобы не навредить революции, в основе своей несущей добро?
А может, они только сейчас смогли разобраться в увиденном?
Либо одно, либо другое. Сегодня, когда реалии 1978 года превратились в хорошо изученную историю, они наверняка могли бы дать на это ответ.
Три достаточно редких имени — значит, разыскать их не составит большого труда.
На форзаце книги нахожу еще путеводные нити. Гуннар Бергстрём, председатель Общества шведско-кампучийской дружбы, в 1978 году работал санитаром в психиатрической клинике. Хедда Экервальд, член правления, студентка, изучает социологию. Анника Андервик, тоже член правления, редактор.
Я приступаю к работе. Пока все просто. Я нахожу специалиста по молодежной преступности, университетского лектора по социологии и директора музейной пресс-службы.
Когда я записывал их телефонные номера, мне показалось, что я приближаюсь к ответу на свой вопрос: как можно побывать в стране, где происходит одно из самых масштабных массовых убийств XX века, и ничего не заметить?
Была ли это ложь во спасение, чтобы «до поры до времени скрыть изъяны»? Или их коварно обманули?
Либо одно, либо другое.
Правда, вскоре окажется, что все не так-то просто.
Мысли незаметно переходят в сослагательное наклонение. Близится лето 1950 года, и невольно спрашиваешь себя: могло ли все сложиться иначе?
Я не знаю, какой в этом смысл. Просто, чтобы на секунду задуматься: а что, если нет, иначе не могло?
Как бы то ни было, на дворе парижская весна 1950 года. Семестр почти закончился, и камбоджийские студенты могут выбрать, куда поехать на каникулы: в Швейцарию или в Югославию. Для них это пока что просто названия на карте. Разница только в том, что первое предложение стоит денег, второе — нет.
Как знать, может, двадцатипятилетнему Салот Сару больше хотелось побродить по альпийским лугам. Очень может быть. Во всяком случае, это соответствует образу тогдашнего Салот Сара. Но у него нет денег. И это решает дело. Он едет в Югославию.
Под Загребом строят новую автомобильную дорогу. Трассу под названием «Братство и единство». В строительстве принимает участие интернациональная бригада. Молодежь со всей Европы трудится вместе, чтобы восстановить разрушенный войной континент.
Туда-то и отправляется Салот Сар.