Умение кидать мяч

Булычев Кир

После ужина я в кино не пошел. Валя, по-моему, на меня немного обиделась. Женщины, даже очень молодые, — удивительные существа. В них слишком развито чувство собственности. Думаю, что это атавизм, воспоминание о младенчестве, когда все мое: и ложка моя, и погремушка моя, и мама моя, и дядя мой. Я подходил под категорию «дядя мой». И я уже даже слышал, как кто-то из девушек, обращаясь к Вале и инстинктивно признавая ее права на меня, сказал: «Твой-то, Гера».

— Не хочется в зале сидеть, — объяснил я Вале.

— Как знаете.

— Но потом можно погулять.

— Никаких прогулок, — встрял

тут же оказавшийся Андрей Захарович. — Режим. И ты, Коленкин, хоть и не обманул ожиданий, наших девушек не смущай. Они ведь к славе тянутся. К оригинальности. Вот ты и есть наша оригинальность. Не переоценивай себя. Не пользуйся моментом.

— Как вы могли… — начал было я.

— Мог. И ты, Валентина, голову парню не кружи.

А мне захотелось засмеяться. Как давно я не слышал ничего подобного! Как давно двадцатилетние девчонки не кружили мне голову! И как давно никто, не в шутку, в самом деле, не называл меня парнем.

— Я, как кино кончится, к площадке подойду, — пообещал я, как только тренер отошел.

— Как хотите, — пожала плечами Валя. — А вот в кино вы зря не пошли. Вам, наверное, с нами неинтересно.

И только потом, уже в бильярдной, на веранде, я осознал, что она перешла на «вы».

Ну и чепуха получается!

У бильярда стоял Иванов. В одиночестве.

— Ты чем в кино не пошел? — спросил он.

— Смотрел уже, — соврал я. Не говорить же человеку, что я подозреваю у себя исключительные способности к бильярду и горю желанием их испытать.

— Я тоже смотрел, — сказал Иванов. — Да и жарко там. Сыграем?

— Я давно не играл, — соврал я.

— Не корову проиграешь. Не бойся. Кием в шар попадешь?

— Попробую.

— Пробуй.

С первого же удара, когда кий у меня пошел в одну сторону, шары в другую, я понял, что эта игра требует от изобретения Курлова большего напряжения, чем баскетбол. Несмотря на то что мои нервные клетки работали сейчас лучше, чем у кого бы то ни было на свете, передавая без искажений и помех сигналы мозга моим пальцам, задание, которое им надлежало выполнить, было не из легких. На площадке я учитывал лишь вес мяча и расстояние до кольца, здесь я должен был точно направить в цель кий, рассчитать, в какую точку ударить, чтобы шар правильно ударился о другой шар и пошел в узкую лузу. И главное, должен был унять легкую дрожь в пальцах, не игравшую роли на площадке, но крайне опасную здесь.

Рассудив так, я заставил свой мозг считать точнее. И пока Иванов, похохатывая над моей неуклюжестью и испытывая законное удовлетворение человека, взявшего реванш у сильного противника, целился в шар, я мысленно стал на его место и, не без труда проследив глазами за направлением его будущего удара, понял, что он в лузу не попадет. А попадет шаром в точку, находящуюся в трех сантиметрах слева от угловой лузы. Что и случилось. И тогда я понял, что победил.

— Держи, — сказал Иванов, протягивая мне кий. — Только сукно не порви. Тетя Нюра тебе голову оторвет. Ей что звезда, что просто человек — все равно.

— Постараюсь, — пообещал я и оглянулся на звук приближающихся шагов.

На веранду поднялся доктор.

— Ну вот, — констатировал он не без ехидства, — вот спорт для вас, Коленкин.

Но я не обиделся.

— Главное —

не побеждать, а участвовать, — разглагольствовал я. — Любой спорт почетен.

— Угу, — буркнул доктор и отошел к перилам, закуривая.

Мне тоже захотелось курить. А то ведь за весь день выкурил только две сигареты, и те украдкой, в туалете, а потом заглянувший туда после меня Андрей Захарович бегал по территории и кричал: «Кто курил? Немедленно домой отправлю!» Но конечно, не узнал. А я был не единственным подозреваемым.

Уже совсем стемнело и густая синь подступила к веранде, дышала сыроватой прохладой и вечерними запахами хвои и резеды.

Я не спеша взял кий, поглядел на шары. Понял, что надо искать другую точку, и медленно, точно тигр вокруг добычи, пошел вдоль стола.

— И не старайся, — настаивал Иванов.

— И в самом деле, не старайтесь, — поддакнул доктор. — Иванов здешний чемпион.

— Тем лучше, — сказал я.

Я наконец нашел то, что искал. Очаровательные, милейшие шары! И я знал, в какую точку надо попасть ближним по дальнему, чтобы оба полетели в лузы. Что я и сделал.

Иванов ухмыльнулся:

— Ага!

А доктор разочарованно вздохнул и тяжело спустился с веранды, словно он, а не Иванов терпел поражение.

Я протянул кий Иванову, но тот даже удивился.

— Ведь попал! — объяснил он. — Еще бей.

И так я, не возвращая кия Иванову, забил семь или восемь шаров. Столько, сколько было нужно. Я так и не знаю точно, сколько. С тех пор я ни разу не подходил к бильярду, хоть слава обо мне на следующий же день разнеслась по всей базе и меня многие просили показать мое искусство. Я не стал этого делать после того, как, поглядев на мой последний шар, Иванов сказал завистливо:

— Ты, Коленкин, большие деньги можешь на спор зарабатывать. В парке культуры.

Я не хотел зарабатывать деньги на спор.

Я ушел, отыскал в темноте скамью у площадки. Вечер был безлунным, а фонари далеко. Я курил, прикрывая огонек ладонью. Жена тренера долго и скучно звала домой сына. Потом из столовой выходили люди. Кино кончилось. Валя не шла. Я так и думал, что она не придет. В кустах за моей спиной раздался шорох, и я услышал девичий голос:

— Не жди, Гера, она не придет.

— Это ты, Тамара? — спросил я.

— Да. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, — ответил я и понял, что я очень старый и вообще совсем чужой здесь человек.

Кто-то смеялся вдалеке. Потом из столовой донеслась музыка. Я вернулся в свою комнату. Толи и Коли не было. Лишь белые сумки с надписью «Адидас» стояли посреди комнаты. Я распахнул окно пошире и лег. В комнату залетели комары, жужжали надо мной, и я заснул, так и не дождавшись, когда придут соседи.

На следующий день из Москвы приехали какие-то деятели из нашего ДСО. Андрей Захарович, глядя на меня умоляюще, попросил с утра пойти на площадку. Я старался изо всех сил, хотя у деятелей при моем появлении вытянулись лица. Я кидал мячи чуть ли не от кольца да кольца, взмок и устал, но Андрей Захарович все смотрел и смотрел на меня умоляющим взором, а деятели шептались, потом вежливо попрощались и ушли, а я так и не знал до самого обеда, решили они что-нибудь или сейчас меня попросят собирать вещи.