Шрифт:
========== Пролог ==========
Боль никогда не вела к счастью, а страдания не помогали слабым и не очень-то умным людям эволюционировать, несмотря на желания и старания некоторых весьма одарённых личностей. И неважно, что думает общественность. Сути это всё равно не изменит.
Раз за разом сжимая в руке одну из Сосок, которая успела сломать жизни уже не одному десятку людей, мужчина опять вспоминал ту женщину, тень которой до сих пор не позволяла ему спокойно жить, да и каждый раз он не мог свободно вздохнуть.
Вроде бы Сепира уже давно умерла, но забыть
Кавахира уже даже не пытался себя убедить, что это обычная братская привязанность к младшей сестре, а просто позволил всему идти своим чередом, полностью сконцентрировавшись на своей непосредственной работе, которая легла на его плечи после смерти абсолютно всех его соплеменников, с которыми он раньше делал всё это.
Мужчина просто старался не думать о давно умершей Сепире, а пытался найти в людях, которых он уже несколько веков искренне ненавидел, хоть что-то интересное, пускай у него никогда это не получалось, в отличии от его ныне покойной сестры, которая их любила, и со стороны это выглядело довольно глупо.
Да и сейчас на носу Турнир шаманов. Думать о Сепире просто некогда. Ведь если Кавахира будет всё время отвлекаться, как он найдёт новых “избранных”? Он же уже успел хорошенько поиздеваться над многими людьми за несколько веков своей неестественно долгой жизни, так что ему было позволено с чистой совестью и без единого укора идти вперёд, не оглядываясь назад.
Ведь что он теряет, а?
========== Глава I. Звёзды ==========
Теперь дети не играют, а учатся. Они все учатся, учатся и никогда не начнут жить.
Александр Грин
— Да сколько можно?! — по-детски худые руки с неестественной для них силой стукнули по столу. — Ты думаешь, мы слепые?!
Эдвард смотрел на мать злыми от негодования глазами, не понимая, почему она до сих пор не рассказала ни ему, ни брату, ни отцу о своей болезни, надеясь на то, что никто ничего не заметит, хотя в последнее время симптомы её хвори были настолько явными, что их с лёгкостью увидел бы даже мёртвый.
Но вместо этого Патрисия вела себя так, будто её окружали одни идиоты, которые совсем ничего не понимают. И ладно ещё только это! Так она даже не думала идти к врачу, чтобы хотя бы обследоваться!
Молодой человек ещё бы понял, если бы у неё нашли что-нибудь неизлечимое! Тогда бы он был хоть немного спокоен, ведь в таком случае он был бы не в силах ничего изменить, а так женщина думает, что её постоянный кашель, с которым иногда выделяется кровь, в порядке вещей.
А потерять мать от непонятно чего парню совсем не хотелось.
— Эд, хватит, — Альфонс одернул брата, смотря на него из-подо лба, не желая продолжать слушать всё это дальше.
— Что «хватит»?! — молодой человек повысил голос. — Тебя это что, устраивает? Ты сколько собираешься это терпеть?
Сейчас Эдвард не мог себя контролировать, даже если хотел. Ему жизненно необходимо было во всём разобраться, а то он уж слишком сильно устал от постоянного молчания матери, которое в последнее время стало всё сильнее выбешивать.
Только ответа парню никто так и не дал.
Хоэнхайм, до этого
— Перестань вести себя, как ребёнок, — мужчина даже не удосужился посмотреть на парня. — Тебе же семнадцать лет, как никак.
— И от кого я это слышу? — Эдвард даже не думал успокаиваться.
— Замолчи, — процедил сквозь зубы Хоэнхайм.
Молодой человек невольно сжал кулаки. Он, с нескрываемой злостью смотря на отца, с трудом сдерживался, чтобы не врезать ему. Это безразличие, с которым мужчина каждый день непринуждённо общался с Патрисией, невероятно раздражало.
Ладно ещё он никак не может предложить женщине узаконить их брак. Но чтобы так относиться к человеку, с которым прожил восемнадцать долгих лет… Это уже слишком даже для Хоэнхайма, у которого хватало заскоков.
Не выдержав, Эдвард, недовольно рыкнув, развернулся и пошёл прочь из кухни, не желая больше находиться в одном помещении со своей семьёй. На мгновение задержав взгляд на матери, которая виновато опустила взгляд, не в силах что-либо ответить ни одному из сыновей, ни гражданскому мужу, парень скрылся в коридоре.
Пусть всё катится в тартарары? Ведь никто не считает должным даже рассказать ему о происходящем, что же думать о полноценной помощи с его стороны?
Уединившись на балконе, Эдвард, недовольно бурча себе под нос, по привычке потянулся к отцовской пачке сигарет. Зажигалка снова щёлкнула, а парень впервые за сегодняшний вечер затянулся.
Да, молодой человек никогда не говорил Хоэнхайму, что иногда “стрелял” у него сигареты, а тот и не спрашивал. Парень очень хотел, чтобы его предположения о том, что его отец с головой ушёл в книги об алхимии и Пламени, поэтому он ничего и не замечал, оказались правдой.
В противном случае Элрику пришлось бы всё объяснять мужчине, а признавать то, что он начал курить, даже не дождавшись своего восемнадцатилетия, как-то не хотелось. Да и вряд ли это понравится Патрисии.
Не сводя пристального взгляда с пепельницы, в которой почти не осталось свободного места для новых окурков, и полностью сконцентрировавшись на своём желании покурить, Эдвард совсем не заметил, что он уже был на балконе не один.
— Вот, — Хоэнхайм буквально силой всунул сыну в свободную руку медицинскую карту. — Почитай на досуге.
Посмотрев с непониманием и страхом сперва на отца, молодой человек перевёл взгляд на документ, который только что вручил ему мужчина, в полутьме читая до боли знакомое ему имя.
Патрисия Элрик.
— Я это, — после секундного промедления парень вспомнил, что он держит в руках сигарету. — Ты только не подумай…
Эдвард совсем не хотел, чтобы отец всё рассказывал матери. Вряд ли женщина обрадуется тому, что её сын обзавёлся вредной привычкой, которую она на протяжении долгих лет осуждала, пускай и разрешала своему гражданскому мужу такую маленькую слабость.