Умер-шмумер
Шрифт:
— Почему? — засмеялся он.
— С упырями не целуюсь!
— Почему это я упырь?
— А кто же ты? Фантом тебе больше нравится? Так вот, с фантомами я тоже не целуюсь! И с живыми трупами…
— Ника, я…
— Не надо, Влад, ничего не надо объяснять, я все твои объяснения знаю ты хотел освободить меня…
Хотел, чтобы я считала тебя мертвым, жила своей жизнью, я все это знаю…
— Так ты что… Ты тогда сразу все поняла? Не поверила?
— Нет, не поверила.
— И ты все эти
— Ну, в общем… да…
— Это что же… интуиция?
— Наверное, это так называется.
— И ты… ты на меня не обиделась?
— Ну тогда, наверное, обиделась, я уж и не помню… Столько лет прошло, столько всего было…
Он был совершенно растерян. Похоже, этой женщине на него наплевать. Однако это неприятно, очень неприятно, тем более что она так прелестна…
— Влад, давай вообще не говорить о прошлом, оно ведь прошло, правда? Мы встретились тут, встретились случайно, — значит, судьбе было угодно. Я рада тебя видеть, ты отлично выглядишь, у тебя, наверное, все хорошо в жизни, вот и чудно.
— Как странно, что ты не поверила…
— Влад!
— У тебя никаких неприятностей из-за меня не было?
— Каких неприятностей?
— Ну с КГБ…
— Да нет, что ты… Кому я была нужна? Влад, я хочу еще чашку кофе…
— Да-да, конечно, может, пирожное?
— Нет, я уже одно съела, хватит. И вообще, тут все так вкусно.
— Ника, у тебя красивые волосы… Помнишь, я всегда твердил тебе — надо отрастить волосы, ты ведь так коротко стриглась… А ты говорила, что у меня атавизм…
— Нет, не помню.
— Почему ты не надела то платье?
— Утром? Оно для утра не годится… Влад, а почему вдруг ты решил купить мне его?
— Сам не знаю… Захотелось…
— А ты меня где увидел? В магазине?
— Нет, чуть раньше… На площади… Но не поверил своим глазам и потащился следом. Как осел за морковкой.
— А почему ж ты не подошел, не окликнул меня?
Побоялся?
— Если б ты была одна, я бы подошел.
— И ты все время за мной следил, что ли?
— Нет. Я был в шоке… Я не знал, как себя вести, я ведь думал, ты считаешь меня мертвым…
— Понятно. Но когда увидел, что я с другим мужчиной, взыграло ретивое, да?
— Взыграло ретивое… Надо же… Как хорошо, как приятно… Я так давно не слышал этого выражения…
Неужели еще так говорят?
— Ты мне не ответил.
— Ну да, наверное… Кстати, кто этот тип? Ты с ним здесь познакомилась?
— Да нет, я давно его знаю, очень милый человек…
— Ты замужем, Ника?
Она немножко помолчала.
— Сейчас нет.
— Но была?
— О! Сколько раз!
— И сколько?
— Три! — чуть помедлив, сказала она. — А впрочем, какая разница, все прошло… Говорят, у человека клетки обновляются каждые семь лет, значит, за эти годы они обновлялись целых три раза, ничего прежнего не осталось…
— Не правда, очень многое осталось… Я вот на тебя смотрю — и мне кажется, не было этих лет, не было, понимаешь?
Она посмотрела ему в глаза, усмехнулась и жестко сказала:
— Нет, не понимаю, Влад. Для меня изменилось все. А главное — я сама изменилась.
— Я вижу. Ты стала лучше… гораздо лучше…
— Онегин, я тогда моложе, я лучше, кажется, была!
— Тьфу ты, черт, действительно есть что-то онегинское в этой ситуации… Чуть свет — уж на ногах! и я у ваших ног…
— Это «Горе от ума», — сухо поправила Ника.
— Да, надо же… Я так отошел от литературы…
А что, в России по-прежнему много читают?
— Читают довольно много, вопрос в том, что читают… — улыбнулась Ника. — А ты больше не читаешь?
— Читаю, только не по-русски… Я запретил себе…
Я запретил себе тогда вообще все… запретил себе свое прошлое… Кто же знал, что все так изменится у вас…
— У вас… Впрочем, это так. У нас! Да, действительно все изменилось. Видел бы ты сейчас Москву…
— А что? — с замиранием сердца спросил он.
— Она такая красивая стала! И твой дом… Я недавно проезжала по Спиридоновке, кстати, она опять называется Спиридоновкой… Твой дом отремонтировали, он такой свеженький…
— А ты? Ты там же живешь?
— Нет, мой дом снесли, я теперь живу на проспекте Мира.
— А у тебя… У тебя есть дети?
— Нет, детей у меня нет. А у тебя?
— У меня есть сын, Тео. Знаешь, он совсем не говорит по-русски…
— Ты тоже стал говорить с акцентом.
— Шутишь?
— Нисколько.
— Хотя чему удивляться. Мне редко приходится говорить по-русски.
— Не общаешься с эмигрантами?
— Практически нет. Впрочем, это неважно. Расскажи лучше о себе. Как ты живешь, где работаешь, и вообще…
— Мне, Влад, особенно нечего рассказывать. Живу я нормально, в общем даже неплохо по нынешним меркам… работаю. Я делаю кукол.
— Кукол? Каких кукол?
— Для кукольных театров и просто так, на продажу… И знаешь, они имеют успех. В Италии на выставке получила первую премию, у меня много премий… Это дает кусок хлеба… У нас теперь много богатых людей, и они часто заказывают мне кукол — для детей, для подарков или просто для украшения интерьера… У меня хорошая профессия, Влад.
— И у тебя есть ворох платьев?
— Ворох платьев? — Она нахмурила брови, словно что-то припоминая. Подумать только, ты помнишь эту детскую глупость! — Лицо ее вдруг прояснилось, помолодело. — Ну надо же… Я тронута. Нет, вороха, наверное, нет, но просто потому, что мне это уже не нужно.