Умереть, чтобы жить
Шрифт:
— Убери клешни, парень. Это моя подружка, — сказал спаситель совсем спокойно, не вынимая рук из карманов куртки.
Боб послушался и промычал:
— А чего сразу не сказал? Ходит здесь козочка одинокая, кого-то поджидает. Можно понять — сама напрашивается. А потом такой кипиш устраиваете. Только голову людям морочите! — Хлопнув дверцами автомобиля, приставалы скрылись.
— Как в сказке. — Аня, не отрываясь, смотрела на своего спасителя, и не могла представить никого красивее, лучше, желанней.
— Пошли скорей греться. У тебя нос как морковка. «Ко-зоч-ка»! нараспев повторил Ларсик. — Неплохо.
Аня пошла за ним, ничему уже не удивляясь. У обочины оказалась обалденная спортивная машина космических форм. Они плюхнулись на низкие сидения.
— Ножки протягивай, не бойся. Только пристегнись. Это «Порше». Идиотская тачка — может летать, но у нас нет таких дорог. А по здешним колдобинам ей трудно — не та порода.
— Все равно, что борзую в деревенской конуре привязать… Дорогая?
— Жуть. Сплошное пижонство… Но ведь красиво?
— Красиво, — согласилась Аня, полулежа в мягком кресле. Руки Ларсика на миниатюрном руле казались большими и очень сильными. И вообще, — мужчину украшает загадочность, спортивный автомобиль, элегантная разборка с двумя громилами. Даже если б он не умел танцевать мамбу. Но то и другое — убойная смесь!
— Я балдею, — сказала Аня. — К метро подкинешь? Кажется, ещё успеваю.
— Новости. Не знал, что московский метрополитен работает до двух.
— Ну, тогда на такси. Я у Центрального рынка живу.
— Знаю. Мы почти соседи. Суворовский бульвар заметила?
— Смеешься? Я ж — невылазная москвичка. Во всех песочницах на бульварном кольце копалась. Разок была в Питере, разок в Таллине. Еще на школьные каникулы.
— Давненько… Слушай, а ведь мы с тобой знакомы уже семь лет. Половину из них я тебя безнадежно кадрил…
— Ты все делаешь как-то понарошку. Уж если ты меня кадрил, то целенаправленно безнадежно. Понимаешь? Заведомо обреченно, — как строительство коммунизма.
— Не заметил. Я старался… Но, может, правда, метался в неразрешимых противоречиях. Грешно соблазнять девочку.
— И сейчас все те же проблемы? — Аня напряглась. — Ты играешь со мной, как мячиком. Раньше такие самоделки продавали на рынках инвалиды — тонкая резиночка и на ней блестящий шарик, — то притянется в ладонь, то отскочит… Бывает больно.
— Гад! — Ларсик сжал зубы. — Веду себя как настоящий подонок.
— А я уже не девочка… И давно не кукла…
— Если мы остановимся, ты меня поцелуешь?
— Возможно, буду сопротивляться и звать милицию. Рискни. — Аня изумленно покачала головой — уж никак не ожидала от этого женолюба и соблазнителя такой неуместной деликатности. — Может, все же попробуешь, Карлос?
Резко затормозив, «порше» врезался носом в сугроб. Преодолевая сопротивление ремней, они потянулись друг к другу.
— Поедем ко мне. — Переведя дух после затянувшегося поцелуя решил Карлос. Не предложил, а констатировал неизбежный факт.
15
Оставив машину во дворе восьмиэтажного старого дома, Карлос вернулся в арку и распахнул небольшую обшарпанную дверь. — Извольте, синьорита.
Войдя в пахнущую кошками и гнилью полутьму, Аня задрала голову высоко вверх уходила каменная винтовая лестница, образуя посередине колодец. Кое-где на площадках горели мутные лампочки, не давая сомкнуться наступавшему со всех сторон мраку.
— Это черный ход. Раньше прислуга выносила по этой лестнице помои. Иди вперед. — Карлос пропустил Аню.
— А дамы из общества выталкивали сюда застигнутых врасплох любовников. Вероятно, офицеров.
— И артистов. Светские красавицы обожали богему. Напрягись, козочка, наша остановка последняя — чердак.
За восьмым этажом каменная лестница кончалась — вверх к узенькой площадке вели металлические ступени. Карлос достал зажигалку и загремел ключами. В низкой, обитой драным дерматином двери оказалось множество запоров. Наконец, он махнул Ане: — Заходи! — И щелкнул выключателем.
Запах масляной краски, узкая, с лампочкой на голом шнуре, комната без окон. Немыслимо грязная газовая плита, какие-то полки с кастрюлями и посудой, штабеля пустых бутылок на полу.
— Не задерживайся на кухне. Для ужина слишком поздно. Прошу… Карлос распахнул дверь.
— Что это?! — Аня застыла на пороге.
— Никогда не была в мастерских? Ну, ты даешь! Весь столичный андерграунд прорастал в подвалах и на чердаках.
— Похоже на корабль!
— На королевскую яхту. Прежний владелец апартаментов — он давно уже в Америке — сделал все эти балки, перекрытия, деревянную обшивку и даже печку — притащил изразцы из старого дома, предназначенного на снос. В заброшенных домах подобрана так же меблировка, детали интерьера и вон тот витраж.
— От двери старой парикмахерской! Какие чудесные головки! Особенно привлекателен господин с бакенбардами.
— Здесь, конечно, здорово работать. Смотри — спящие дома внизу, эти дворы, крыши… Можно часами разглядывать. — Обняв Аню за плечи, Карлос подвел её к большому — от пола до потолка — окну.
— Хочется рисовать все это… Ага! Я права, — оглядевшись, Аня заметила среди стоящих вдоль стены картин на подрамниках синее полотно. Квадратный дворик, вымощенный булыжником, виден сверху, замкнутый в кольцо безглазых, темнооконных домов. Лишь в одном из них горит свет, притягивая взгляд. Но ничего, кроме света в окне нет — пустой желтый квадрат.