Умереть — непозволительная роскошь
Шрифт:
— Это произвол!
— Мы будем жаловаться!
Умудренный житейским опытом старый человек подождал, когда народ «выпустит пар», медленно встал и неожиданно громко рявкнул:
— Вон отсюда!
Местные аборигены сразу стушевались и попятились назад к выходу.
— Или я устрою вам такой скандал в научных кругах и международной прессе, — пригрозил настырный старик, — что вы до конца дней своих не отмоетесь от стыда и позора!
Битва была проиграна, но, чтобы хоть как-то сохранить
— О последствиях мы вас предупредили! Вся ответственность ложится на вас, профессор!
Старичок моментально умолк.
— Благодарю, господа, — тихим, но твердым голосом произнес он. Всю ответственность беру на себя!
Группа сопровождения вышла из палаты с гордо поднятыми головами. Мартынов повернулся к молодой женщине и хитро подмигнул своей пациентке.
— Ну, вот голубушка, мы и одни! — сказал старичок. — Выкладывайте, что у вас болит?
Ершова тяжело вздохнула.
— Они вам так просто не спустят, дорогой профессор! — заверила Екатерина.
Профессор добродушно рассмеялся, показывая всем своим видом безразличие к опасности.
— Волков бояться — в лес не ходить!
Катя задумчиво покачала головой.
— Волков я не боюсь, профессор, — испуганно и тихо прошептала она, — но есть звери и пострашнее серого хищника!
Уставший и больной старик молча покачал умной седой головой.
— Знаю, детка, знаю…
Геннадий Александрович Ребров пылал гневом, высокий мужчина тоже не находил себе места и готов был растерзать толстяка.
— Как вы могли допустить такое! — рычал он.
Толстяк понуро уставился на свои нечищеные ботинки.
— Да кто ж его знал, Вениамин Сергеевич, — бубнил себе под нос Ребров, — что старик такой нахрапистый. Хотелось как лучше…
Вениамин Сергеевич презрительно ухмыльнулся и скрипнул золотыми коронками.
— А вышло как всегда!
Главврач втянул маленькую головку в плечи и перенес всю вину на помощницу.
— Если хотите знать, то моей вины здесь нет! — нагло заявил толстяк.
— А кто, Склифосовский виноват?
Толстяк, чтобы избежать столкновения, указал пухлым пальчиком на Гвоздикову, подслушивающую у дверей палаты разговор профессора с пациенткой.
— Она!
Проходящие мимо по коридору больные и обслуживающий медперсонал больницы с любопытством задерживали свои взгляды на разгоряченных врачах.
— Кто? — прижав к стене толстяка, скрипел верзила. — Маргарита Филимоновна?
Главврач энергично кивнул.
— Гвоздикова! — произнес Ребров и понизив голос до шепота, сообщил Плющеву:
— Ей было поручено «накачать» подопечную наркотическими препаратами.
— И что?
Толстяк усмехнулся.
— Результат
Плющев гневно сверкнул глазами.
— У нас сбоев не бывает!
Ребров безразлично пожал плечами.
— Надеюсь, что так…
Плющев окликнул Гвоздикову:
— Филимоновна!
— Тише…
Женщина приподняла вверх руку, как бы желая сказать, чтобы ей не мешали.
— Секунду.
Толстяк и высокий медленно подошли к медсестре и стали вполоборота к двери, словно никакого отношения не имели ни к Гвоздиковой, ни тем более к двери.
— А ты чего стоишь как истукан? — недовольно бросил здоровому парню в белом халате главврач и указал на любопытных зевак.
Санитар, долго и упорно не понимающий, что происходит, наконец-то очнулся и стал разгонять столпившихся больных.
— Че рты пораз-зявили, придурки?! — сочным баском крикнул санитар на людей. — А ну, лоботрясы, быстро разбежались по палатам!
Завсегдатаи больницы не сразу поняли смысл сказанного и виновато скалились.
— Я че сказал… — озверел парень и резво сделал шаг вперед. — Дормидонтыча выписать!
При упоминании «Дормидонтыча» больных, словно ветром, сдуло: никто не хотел принимать «Дормидонтыча», как окрестили санитары жестокие побои с применением смирительной рубашки…
Через минут пять из палаты вышел уставший профессор Мартынов. По лицу его струился пот. Казалось, что он только что разгрузил огромные мешки с цементом.
— Кхе-кхе… — откашлялся старичок и, не проронив ни слова, прихрамывая, медленно побрел по коридору в направлении кабинета главврача странного заведения.
Троица беспокойно переглянулась между собой и засеменила за профессором. Гвоздиковой мало что удалось уловить из разговора врача и больной, однако смысл их беседы она уловила весьма точно и достоверно, о чем сообщила мужчинам.
— Виктор Павлович, — заискивающе терся возле Мартынова толстяк, — что-нибудь интересное прояснилось в ходе вашей беседы с Ершовой?
Профессор холодно посмотрел на главврача. Если до встречи с Ершовой Виктор Павлович еще как-то воспринимал его, то после откровений Ершовой старик не мог смотреть на омерзительного типа без отвращения.
— Весьма любопытные вещи, господин заведующий! — сухо обронил профессор.
— И что, например?
Старик остановился.
— А то, что эта молодая женщина совершенно нормальна и здорова, чего и всем желаю!
Ребров виновато развел руками.
— Как сказать, господин профессор, — язвительно заметил толстячок, — нормальные и здоровые люди не совершают серийных убийств!