Умереть — непозволительная роскошь
Шрифт:
— И еще запомни: если я выйду из подъезда и направлюсь сразу к машине, то знай: ко мне нельзя подходить ни в коем случае, никому больше не верь, даже если я буду махать тебе руками и звать тебя!
Катя молчала.
— Ты поняла?
Ершова подняла глаза на Вахрушева и, ничего не сказав, крепко поцеловала в губы…
Поднявшись на четвертый этаж, капитан нажал на звонок. Дверь сразу отворилась. После звонка Ершовой Евгения ждали. На пороге стоял хозяин и виновато улыбался.
— Я
— А, Евгений! — радостно улыбнулся фотомастер. — Ждем вас, ждем-с…
Капитан Вахрушев не придал большого значения словам хозяина, отнеся это на счет его обходительного отношения к своим гостям.
— Проходите!
— Да я ненадолго… Это минутное дело…
Женя осмотрелся, потом неуверенно пожал плечами и прошел в квартиру. Его правая рука на всякий случай была в кармане куртки и сжимала рукоять пистолета. В данной ситуации можно было ожидать всего. Но то, что он увидел, не укладывалось ни в какие рамки!
— Где пленка? — спросил капитан у Цигельмана.
Испуганный хозяин лишь виновато улыбнулся и горестно вздохнул:
— Я тут ни при чем…
Женька насторожился.
— Что это значит?
Сзади из угла раздался ехидный смешок.
— Ты это ищешь, Вахрушев? — донеслось до капитана.
Евгений резко развернулся, выхватывая на ходу пистолет. Двое крепких парней мгновенно навалились на гостя. Вахрушев успел сбить одного из них, но второй подсек ногу капитана, и тот рухнул на пол.
— Вахрушев, Вахрушев, — раздался тот же противный голос, — только без эмоций, дорогой! Ты же профессионал и должен проигрывать достойно.
Женя поднял голову и увидел перед собой майора Барышникова. Сан Саныч стоял в окружении нескольких человек, которые держали капитана на мушке.
— Барышников?
Майор добродушно усмехнулся — А ты кого хотел увидеть? — весело произнес толстячок, — полковника Баранова?
— Баранова? — с ужасом переспросил Вахрушев. — Так это он мне устроил такой прием?
Барышников многозначительно поднял вверх реденькие брови.
— В какой-то мере… — усмехнулся майор и вдруг, презрительно скривившись, заметил:
— Дурак твой Варанов и мелкая шестерка! Понял?
— Я-то понял!
У Женьки сердце сжалось в комок.
"Это же какое-то безумие! Эх, Андрей Васильевич!
Неужели и ты?! Подстраховал так подстраховал — перестраховщик старый! — с болью в сердце подумал капитан. — Кому же теперь верить?"
— Вот и хорошо, — сказал толстяк, поднимая пистолет капитана, — лучше поздно, чем никогда!
Вахрушев ничего не ответил, а только смерил ненавидящим взглядом Барышникова с ног до головы.
— Не скрипи зубами, капитан, — усмехнулся майор. — Раз тебе все ясно, перейдем непосредственно к делу: где твоя подружка?
Евгений смело посмотрел на продажного фээсбэшника и
— Ищи, Барышников! Может, и найдешь когда-нибудь!
Вахрушев хотел добавить еще пару гадостей, но сильный удар сзади заставил замолчать капитана.
Барышников подошел поближе.
— Не дури, Вахрушев! — серьезным тоном произнес Сан Саныч. — В этом деле затронуты государственные интересы и большая политика. И тут не станут церемониться ни с тобой, ни с папой римским! Хочешь жить — помоги себе и государству!
Женька молчал, бросая искоса взгляды по сторонам, прикидывая, как можно отсюда выбраться. Однако шансов не было никаких!
— Так что, капитан, — процедил сквозь зубы майор, — будем колоться или в молчанку играть?
Для твоей шалашовки главное — пыль пустить в прессе, прославиться, и ей начхать на интересы Родины! Так что выкладывай все начистоту, мы против тебя лично ничего не имеем. Мало того, простим твои похождения в психушке и даже представим к награде!
Женька поднял голову и презрительно бросил:
— Да пошел ты, сука продажная!
Новая порция «аргументов» опустилась на почки, печень и голову Вахрушева. Бледный от страха Цигельман стоял возле стеночки в полуобморочном состоянии и постоянно оправдывался:
— Товарищи комитетчики, я здесь ни при чем! Я законопослушный патриот…
Договорить хозяину квартиры не дали. Барышников часть своей злости перенес на Цигельмана и резким ударом под дых прекратил его болтовню.
Бедняга закатил глаза и медленно «поплыл» по стеночке…
Катя поняла, что с Вахрушевым что-то случилось. Она нервничала, готова была выть, кусаться, драться, но сама понимала, что это ни к чему хорошему не приведет. Нужно было искать какой-то выход!
— Несомненно, Женька попал в западню, — шептала Катерина, наблюдая через стекло магазина за домом Цигельмана.
Чтобы не привлекать внимания, Ершова подошла к кассе и выбила чашечку кофе. Делая небольшие глотки, женщина не чувствовала вкуса. Все ее внимание поглотили мысли о спасении человека, который за короткое" время стал для нее самым близким на свете.
— Думай, Ершова, думай! — подгоняла себя Катерина и вдруг вспомнила:
— Есть выход!
Ну конечно же, как она могла забыть? Ведь в Североморске она снимала двумя аппаратами: один был профессиональный «Кодак», а второй — маленький любительский с восьмимиллиметровой фотопленкой.
Обычную фотопленку она отдала Цигельману, который отпечатал ее и по своей жадности предложил оставшиеся фотографии главному редактору газеты «Новый век» Петру Гришину.
— Значит, та фотопленка и снимки — в чужих руках, — с уверенностью прошептала Катя, но тут же облегченно вздохнула, — но, слава Богу, вторая с несколькими кадрами — у нее!