Умерший рай

Улин Виктор Викторович

Теперь, конечно, доступно все.

Но дядя мой стар и нездоров, к тому же приходится помогать сыну с больной внучкой – и теперь ему не до заграниц.

Все должно делаться в свое время.

И самое страшное – когда рука государства не позволяет человеку использовать время жизни по назначению.

ГРАНИЦА

Но мне повезло.

Или можно сказать по-иному: невезение в моей жизни не было беспредельным.

Я доехал до рубежа и даже пересек его.

Сама граница

потрясла воображение. Я ожидал увидеть что-то подобное – и в общем не ошибся. Однако реальное зрелище действовало в сто раз сильнее, чем умственные представления или кадры из фильмов.

Очищенные от леса холмы.

И широкая, аккуратно перепаханная контрольно-следовая полоса, которая тянулась, повторяя изгибы рельефа, сколько хватало глаз. И таяла вдали по обе стороны от насыпи.

Пограничного столба я не успел заметить. Но когда поезд нырнул под легкую алюминиевую арку, уже с польской стороны я увидел герб и надпись

Союз Советских Социалистических Республик

Поезд ехал уже по той стороне.

По Польше.

Все собрались в купе командира пить шампанское: большинство, подобно мне, оказались за рубежом в первый раз.

А я смотрел вокруг и пытался понять свое удивление.

Нечто подобное я уже когда-то читал у Ремарка. Кажется, в «Ночи в Лиссабоне». Но сейчас вдруг ощутил все на себе.

Сознавая абсурдность, я ожидал, что за границей все окажется абсолютно другим.

Но за окнами летели те же кусты и перелески, и вечернее небо не стало зеленым, а хранило свою обычную синеву.

И порхающая над лугом бабочка, вероятно, не раз пересекала границу и жила то в Польше, то в СССР, не заботясь о паспорте…

Это было естественным.

Но казалось чуточку странным.

Польша

Прости меня, читатель, что я опять отвлекаюсь.

Но взявшись за эту книгу, я невольно принялся оживлять в памяти историю. И обладая исключительной памятью на отдельные штрихи, искренне верю, что могу рассказать нечто любопытное.

Впрочем, если не интересно, то любую из отдельных глав можно пропустить. Я ведь специально излагаю материал в сильно фрагментированном виде.

Итак, Польша…

Сейчас мы уже с трудом вспоминаем собственную перестройку. Которая при всей своей бардачности совершила великое дело: уничтожила господство коммунистов и всякую возможность идеологического гнета вообще, предоставив нам внутреннюю свободу.

Другое дело, что Россия, судя по всему, к свободе непригодна. Однако обсуждать здесь этот сложный вопрос я не собираюсь.

Одновременно с развалом СССР происходили объединение Германий и «бархатные» революции в других странах бывшего социалистического содружества. Того самого «младшего братства» многие годы питаемого Коммунистической партией. Но во мгновение ока превратившееся в равнодушное капиталистическое окружение, куда сейчас не хватит денег съездить на курорт.

(Десятилетиями советский народ не видел качественных продуктов. Которые шли за рубеж, чтобы набить русским маслом глотки каких-нибудь чехов или югославов – в противном случае пытавшимся тявкать из американской подворотни.

С точки зрения общечеловеческой совести все нынешние государства, заполнившие карту Восточной Европы, находятся в неоплатном долгу перед Россией, сорок лет поившей и кормившей их за счет собственных граждан.

Впрочем, бог им судья; и я сильно надеюсь, что со временем судьба накажет их за все нашествием завоевателей из внешних пределов.)

Но сейчас даже среди моих ровесников мало кто помнит, что началась перестройка не в СССР, а в Польше, причем на десять лет раньше.

Да, именно в середине семидесятых годов там начался развал социализма, стимулируемый католической церковью.

Я помню то время: поляки махом разогнали свою компартию и создали руководящий профсоюз под названием «Солидарность». Советский союз опасался за судьбу ближайшего социалистического соседа. Однако решить дело с помощью танков, как в 1968 году с чехами, уже не осмелился.

Что делалось в самой Польше, оставалось секретом: лживые средства массовой информации СССР затуманивали картину. Но дела творились серьезные. Я был тогда молод и политикой не интересовался – как равнодушен к ней по сю пору. Но о многом можно судить по словам частушки восьмидесятых годов, посвященной самой животрепещущей для советского человека теме: повышению цен на водку.

Я приведу текст полностью в том варианте, который мне знаком:

Если водка станет восемь –

Все равно мы пить не бросим!

С Леонидом Ильичом

Нам и десять нипочем!

Передайте Брежневу:

Будем пить по-прежнему!

Если станет двадцать пять -

Будем снова Смольный брать!

Ну, а если станет больше –

То устроим то, что в Польше!

Обещание устроить родной партии «то, что в Польше», как видимо, звучало нешуточной угрозой. Поскольку в градации ответных действий находится выше, нежели даже «взятие Смольного».

Как понимаю я теперь взглядом человека, прошедшего через все это у себя на родине, тогдашняя Польша находилась примерно в том же состоянии, как сегодняшняя Россия.