Шрифт:
Редьярд КИПЛИНГ
Умный Апис
Написанный в начале 20-х годов, этот рассказ известного английского писателя Р. Киплинга впервые на русском языке был опубликован в 1928 году в журнале "Всемирный следопыт".
В Южной Франции, в департаменте Устье Роны, к западу от города Салон-де-Прованс тянется прямое и ровное шоссе, получившее заслуженную известность среди автомобилистов как идеальная дорога для установления рекордов. Я неоднократно пытался промчаться по этому шоссе, однако каждый раз либо дул мистраль, либо навстречу двигалось бесконечное стадо. Но однажды после яркого почти египетского заката настал вечер, которым было бы преступно не воспользоваться. Чувствовалось дыхание приближающегося лета. Лунный свет заливал широкую
– Посмотрим, на что "она" способна при хорошей дороге, - заявил он. Весь нынешний день "она" так и рвется из рук. Не я буду, если сегодня "она" себя не покажет!
Мы решили провести испытание машины после обеда. Предстояло проехать без малого тридцать километров.
В столовой отеля, где мы ожидали вечера, за одним столиком со мной сидел пожилой бородатый француз, приехавший на быстроходном автомобиле фирмы "Ситроен". Во время обеда он сказал, что слыхал от моего шофера о намерении испытать нашу машину на скорость. Он очень интересуется автомобилями, он любовался моей "эсмеральдой" - одним словом, он был бы весьма признателен, если бы я взял его прокатиться с нами в качестве наблюдателя. Отказать было неудобно. Зная своего шофера, я почти не сомневался, что за этим кроется пари.
Когда француз пошел за своим пальто, я спросил его имя у хозяина отеля.
– Вуарон. Андре Вуарон, - был его ответ.
– Вот этот самый.
И хозяин отеля размашистым жестом указал на украшавшие стены броские рекламы, в которых сообщалось, что "Братья Вуарон" торгуют винами, сельскохозяйственными орудиями, химическими удобрениями и прочими товарами...
...В течение первых пяти минут пробега Вуарон говорил мало. Затем он совсем умолк. Шофер угадал: наша "Эсмеральда" была в ударе. После того как стрелка на спидометре поднялась до известной цифры и оставалась на ней на протяжении трех головокружительных километров, Вуарон нарушил свое молчание. Он выразил полное удовлетворение и предложил мне отпраздновать в отеле блестящий пробег.
– Там я держу для друзей одно винцо, о котором хотел бы узнать ваше мнение, - сказал он.
Когда мы вернулись в отель, Вуарон исчез на несколько минут, и а слышал, как они с хозяином возятся в подвале. Затем Вуарон пригласил меня в столовую. На тускло освещенном столе стояли пользующиеся известностью местные блюда, а среди них - бутылка огромных размеров с белой буквой "В" на красной этикетке и датой. Вуарон откупорил ее, и мы выпили "за здоровье моей машины". Бархатистый ароматный напиток красновато-топазового цвета, в меру сладковатый и сухой, играл и пенился в наших вместительных бокалах. Много вин я смаковал на своем веку, но ни разу еще не пробовал такого восхитительного напитка. Я спросил, что это за вино.
– Наше шампанское!
– торжественно ответил Вуарон.
– А где его можно достать?
– поинтересовался я.
– Только здесь. Видите ли, настоящие вина мы, виноградари, не пускаем в продажу. Мы лишь обмениваемся ими между собой.
В отеле шумно запирали двери, захлопывали ставни. Последние слуги, зевая, отправились на покой. Вуарон открыл окно, и лунный свет залил комнату. Можно было слышать, как город Салон-де-Прованс дышал в объятиях первого сна. Вдруг раздался какой-то гул: топот множества копыт, рев, мычание, гортанные крики и приглушенный короткий лай. Туча пыли поднялась над стеной дворика отеля, и густо запахло скотным двором.
– Гонят стадо, - пояснил Вуарон.
– Вероятно, мое. Так и есть: я слышу голос Кристофа. Наши животные не любят автомобилей, поэтому мы перегоняем их ночью. Вы не знакомы с нашими краями? Я же здесь и родился. Во Франции нет красивее мест.
Он говорил с горячим чувством, с каким только французские буржуа умеют говорить о "родном уголке" и о "своей обожаемой родине".
– Если бы я не был занят всем этим, - Вуарон махнул рукой в сторону рекламных объявлений, - я бы жил безвыездно на моих фермах и, как индус, поклонялся бы своим коровам. Вы знакомы с нашим камаргским [Камарг - равнина на юге Франции, славящаяся своими стадами рогатого скота и полудиких лошадей] скотом? Нет? Очень, очень жаль... Хотя, впрочем, поверхностное знакомство ничего вам не даст. У наших животных умственные способности куда выше, чем у других. Они пасутся, жуют жвачку и размышляют. Представьте, они грудью встречают мистраль! Ведь этого многие автомобили не в состоянии сделать! А когда этакое животное начинает думать - только держись! Я видел, к чему это приводит...
– Неужели они действительно такие умные?
– лениво спросил я.
– Надеюсь, вы мне поверите, - продолжал Вуарон, - если я расскажу вам одну историю.
...В юности, когда я жил в отцовском доме, вое мои интересы, вся моя любовь были обращены к нашим животным. Мы живем здесь, вы видели, в домах, похожих на старые замки. Они окружены большими амбарами с белыми стенами и скотными дворами. Каждая такая усадьба - это замкнутый мирок, живущий своей особой жизнью. Любимейшее и, пожалуй, единственное развлечение наших мальчишек - игра с молодыми бычками, которые часто бывают не очень-то любезны. Вместе с пастухами мальчики выезжают пасти стадо. А через некоторое время они встречают уже взрослыми тех бычков, которые когда-то в шутку бодали их. Так я жил до тех пор, пока мне не пришлось уехать в колонии...
Я провел долгие годы на чужбине. Когда же после смерти родителей старший брат попросил меня вернуться, чтобы помогать ему в хозяйстве, я с радостью бросил службу и возвратился в наши милые края.
Да-с... То, о чем я хочу вам рассказать, случилось несколько лет назад. Среди наших бесчисленных телят был один бычок, поначалу еще не отличавшийся от других. С ним что-то случилось - не то он захромал, не то заболел, - и его вместе с матерью перевели на большой скотный двор при усадьбе. Разумеется, дети пастухов с первого же дня начали устраивать с ним какое-то подобие корриды, как это водится у нас.
Я часто наблюдал, как мальчишки играли с бычком. Спрячутся, бывало, за тракторами или телегами посреди двора, а он выгоняет их оттуда, как собака крыс. Но не просто выгонял, он изучал психологию ребятишек. Бывало, так и вопьется в них глазами. Да, он следил за выражением их лиц, чтобы угадать, куда они побегут. И сам пускался на хитрости: сделает вид, будто хочет броситься на одного мальчишку, но вдруг повернет вправо или влево - никогда нельзя было заранее сказать, куда именно, - и опрокинет совсем другого чертенка, который стоит в стороне. После этого он останавливался над упавшим, зная, что товарищи придут к нему на помощь. А когда все ребятишки сбегутся, размахивая курточками перед его глазами, он вдруг кинется на них и вмиг рассеет всю ватагу. Он умел лягаться вбок, как это делают коровы.
Кристоф, наш главный пастух, сказал мне, что этот бычок - потомок хорошо известной мне пегой коровы, которая в далекие дни детства здорово гонялась за мной. "Он брыкается совсем как его прабабка, - говорил Кристоф.
– Смотрите, он выбрасывает задние ноги вбок, непременно влево. Вы заметили, что ребята не могут сбить его с толку, сколько ни размахивают перед ним куртками? Эти куртки только помогают ему находить самих мальчишек. Они воображают, что играют с ним. Нет, это он с ними играет. Он умеет думать, этот бычок". Я и сам пришел к такому выводу. Да, бычок был весьма разумен, само собой разумеется, в пределах, необходимых ему для его игр и забав. И кличка Апис [священный бык древних египтян, ему поклонялись в храмах, видя в нем земное воплощение бога Пта - бога изначальной творческой силы, покровителя ремесел и искусства] вполне ему соответствовала. Кроме того, он был большой юморист. Он обладал особым юмором - жестоким, но чрезвычайно выразительным.