Умри стоя
Шрифт:
На этот раз поднятых рук оказалось куда больше.
— Панарин, — кивнул Торвальд на высокого темноволосого паренька, — говори.
— Есть! Имею следующий вопрос — существуют ли другие модули, кроме гранатомётного?
— Садись. Да, другие модули существуют, хоть и применяются куда реже. Всего их три. Помимо уже рассмотренного, имеется пятидесятимиллиметровая мортира для навесного огня осколочными и фосфорными снарядами. Весьма эффективна в плотной городской застройке, когда силы противника могут находиться на соседней улице, вне зоны прямого визуального контакта. Встречается нечасто, так как штука недешёвая. Снабжена электронным вычислителем траектории. Швыряет снаряды по дуге на расстояние до двухсот сорока метров. Взрыв осколочного накрывает шрапнелью радиус в тридцать метров, фосфорного — в пятьдесят. И ещё есть полуавтоматический дробовик. Используется
Карл Ульрих молодецки щёлкнул каблуками и гаркнул:
— Есть! Имею вопрос относительно индивидуального вооружения штурмовика. Какие образцы используются кроме СГК-5?
— А тебя что, — Торвальд, прищурившись, опалил курсанта разъедающим нервы взглядом, — этот автомат чем-то не устраивает?
— Никак нет, господин инструктор! Меня всё устраивает! Интересуюсь исключительно в целях повышения собственной грамотности!
— Ну что же, грамотность — это неплохо. Отвечу на твой вопрос. Помимо СГК-5, личным составом штурмовых групп используются ручные пулемёты РПЗ того же калибра, единые пулемёты П-150, калибра десять миллиметров, автоматические ручные гранатомёты «Рой», калибра двадцать пять миллиметров, ранцевые огнемёты «Плазма» и, конечно же, автоматический пистолет ПА-7. Кроме того, в состав штурмовых групп входят снайперы, на вооружении которых стоят винтовки СВ-147, калибра восемь миллиметров, и КСВК-3, калибра двенадцать целых семь десятых миллиметра. За время обучения вы освоите все эти образцы. А некоторые из курсантов, кого я отберу лично, будут направлены в группу подготовки снайперов, где им предстоит изучение тактики снайперского боя и углублённое знакомство с винтовками, — Торвальд вернулся за кафедру и взял пульт, чтобы вывести на экран следующее изображение, но взгляд его упал на ещё одну поднятую руку. — Чего тебе, Преклов?
— Разрешите задать вопрос, господин инструктор!
— Вопрос? — брови на сухом, будто вытесанном из камня лице немного приподнялись, и глаза с почти бесцветной светло-серой радужкой раскрылись шире обычного. — Насколько я помню, курсант Преклов, единственный вопрос, который я от тебя слышал, это — «Можно мне в туалет?». Надеюсь, ты не собираешься повторять ошибку?
— Никак нет, господин инструктор!
— Хм. Я заинтригован. Ну, спрашивай.
Толян облизал пересохшие от волнения губы.
— Господин инструктор, а нас научат… научат обращаться с «Фениксом»?
Торвальд изобразил на лице уныние и вздохнул.
— Садись, Преклов. Рассчитывал услышать от тебя что-нибудь оригинальное, а ты меня опять расстраиваешь. Не помню года, чтобы мне не задавали этот дурацкий вопрос, — он заложил руки за спину и обратился к аудитории. — Нет, учить вас обращению с «Фениксом» не будут. И тому есть веская причина. «Феникс» — индивидуальное оружие Палачей. После третьего года обучения ваша группа была сформирована из остатков двух подготовительных групп. Сейчас в ней двадцать восемь единиц. Штурмовиками станут в лучшем случае две трети, остальные либо погибнут в процессе обучения, либо будут переведены во вспомогательные войска, как не кондиция. А Палачом, согласно беспристрастным данным статистических наблюдений, становится лишь один из семидесяти двух штурмовиков. То есть всего один курсант из четырёх ныне проходящих обучение групп. Этому счастливчику предстоит тренировочный курс, где ему будут привиты навыки обращения со всем спектром индивидуального оружия Палачей, а так же, что куда важнее, навыки ношения тяжёлой брони. Надеюсь, я доступно объяснил и в дальнейшем рассчитываю не тратить время на пустые вопросы подобного характера. А теперь поговорим об устройстве стрелкового модуля СГК-5 и, самое главное, о технике безопасности при обращении с ним.
— Жаль, что из «Феникса» не дадут пострелять, — вздохнул Толян, разминая руки перед турником. — Долго теперь ждать придётся.
— В смысле? Чего ждать? — спросил Глеб.
— Как чего? Пока до Палача дослужишься.
— Это ты что ли дослужишься? — язвительно усмехнувшись, встрял в разговор Кажубей.
— Конечно, —
— Ну да, ну да. Так и вижу твою упитанную тушку из щелей брони выпирающую. Вот будет хохма.
— Что?!
— Хорош подъёбывать, — вступился Глеб. — Или лучше остальных себя возомнил?
— А ты не лезь, — огрызнулся Кажубей. — Командир выискался. Дебилом своим командуй.
— Закрой пасть, придурок.
— Это ты мне?
— Само собой. Ошибиться трудно.
— Вконец оборзел, урод? Я тебе зубы сейчас в глотку кулаком затолкаю.
— Попробуй.
— Что там за писк мои уши терзает? — заглушил дрязги громоподобный бас Крайчека. — Что за омерзительный скулёж? Кто-то решил во время занятий отношения выяснить, щенки?! Я вам предоставлю такую возможность! Глен, а ну живо на перекладину!
Глеб, одарив Кажубея презрительным взглядом, подошёл к турнику, подпрыгнул и, взявшись прямым хватом, чётко выполнил все тридцать положенных подтягиваний, но вместо команды «Закончить» услышал:
— Какого хера ты тут повис глистом?! Продолжать! Вот так. Чище, чище выполняй упражнение! Не тянуть подбородок! Держать спину ровно! Это всё? И только?! Нет? Давай, жми, курсант! Ещё! Вытягивай! Чёрт тебя дери, Глен! Всего сорок пять! Пошёл с глаз моих! Преклов, тащи сюда свою отожраную задницу! О! Запрыгнул! Уже что-то. Твою мать, Преклов, как у тебя получается наедать жир со стандартной пайки? Или ты ещё где-то харчуешься? Может, дружка себе на кухне завёл? Тянись-тянись, курсант! Через немогу! Норматив — это ещё не всё. Нужно делать больше норматива. Всегда и везде делать больше! Только так ты станешь человеком! Тридцать четыре! Слизняк! Пошёл вон! Кажубей, ко мне! Приступай. Шире хват! Так ты, значит, считаешь, что не щеголять Преклову в ТБ? Думаешь, жирноват он для этого? Я согласен. Видок будет не ахти. Тяжело переть на себе сто двадцать кило брони, когда собственную жопу с трудом поднимаешь. Вот ты, Кажубей — это другое дело. Герой, мать твою ети! Всем просраться дашь! А, Кажубей? Не останавливаться! Тридцать. Уже тяжело? Тяжело поднимать жалкие восемьдесят два килограмма? Или, может быть, оно тебе и не надо? Может быть, ты не горишь желанием продвигаться по службе? Ведь броню штурмовика таскать куда легче, чем доспехи Палачей. Нахера выслуживаться? Давай сделаем так — ты прыгаешь с турника до команды, а я засчитываю это как просьбу об отчислении из «Зарницы» и перевод в лагерь подготовки вспомогательных войск. Через пару лет получишь распределение на склады, или в ремонтную часть. Ещё через пять-семь — дослужишься до интенданта. И вообще не нужно будет напрягаться. Ну? Подумай. Это шанс. Не хочешь? Вижу, что не хочешь. Сорок. Тогда готовься, Кажубей, как следует готовься, чтобы не словами, а делом доказывать свою значимость. Чтобы нос товарищу утереть, если так уж в жопе свербит. И, может быть, когда-нибудь ты удостоишься чести носить звание Палача. Пятьдесят. Закончить упражнение!
Александр Кажубей отпустил перекладину и приземлился, уронив трясущееся руки с негнущимися багровыми пальцами.
— Чего он прицепился ко мне? — прошептал Толян, сидя возле ринга, занятого двумя мутузящими друг друга курсантами. — Я его трогал?
— Да просто он козёл, — ответил Глеб. — А тебе пора уже привыкнуть и не обращать внимания на всякую погань самовлюблённую. Будто мало тебя доставали за эти четыре года.
— Как же. Не обращать внимания. Чтоб я сдох! Так он и вовсе не отстанет.
— Он не отстанет, если продолжишь на него реагировать. Уроды, вроде Кажубея, они как зуд. Чешешь — чешется, не чешешь — проходит.
В этот момент ситуация на ринге поменялась. Курсант из параллельной группы неловко подставился и, получив сокрушительный удар в челюсть, растянулся на полу.
— Стоп! — скомандовал Крайчек, видя, что Слава Тарасенко ринулся вперёд, на добивание. — Приведите тело в чувства и освободите ринг.
Двое дежурных медиков пролезли за канаты, сунули под нос «телу» нашатырь и, взяв под руки, увели на осмотр.
— Тарасенко, хорошо бьёшь, но пропускаешь многовато. И не пренебрегай работой в партере. Вполне мог локтевой выломать, а отпустил. Свободен. Глен, Кажубей. У вас вроде было, что сказать друг другу? Вперёд!
— Врежь ему, — подбодрил Толян.
Глеб вставил капу, затянул крепления перчаток и пошёл в ринг. По пути уронил взгляд на Волкову, и, встретившись с ней глазами, невольно расправил плечи, ободренный этим куда больше, нежели напутствием товарища.
«Смотрит на меня. Не на Кажубея».