Умри ты сегодня, а я завтра или Мужчины для досуга
Шрифт:
Мне удалось убедить мужа сделать первый шаг к примирению и позвонить сестре. Как выяснилось, она тоже несколько тяготилась ссорой с единственным братом, да и любопытно было, наверное, посмотреть на его молодую жену, то есть на меня.
К первому визиту новообретенных родственников я готовилась очень тщательно, зная от мужа, что сестра его - прекрасная хозяйка. Я вылизала квартиру до зеркального блеска, напекла пирогов, приготовила всякие хитрые закуски и даже сотворила какой-то экзотический салат по Галкиному рецепту, который моя подруга, слегка сдвинутая на почве кулинарных изысков, привезла из очередной заграничной командировки в азиатскую страну. Необходимые ингредиенты для этого блюда мне пришлось искать несколько дней. В общем, расстаралась
Нина приехала к нам со своим мужем Игорем. Когда раздался звонок в дверь, я радостно побежала открывать, заранее настраиваясь на теплую родственную встречу, но как будто споткнулась на полном ходу, увидев пару на пороге квартиры. Впереди стояла женщина, удивительно похожая на моего мужа, но так, как может быть похожа злая карикатура на оригинал. Те же черты лица, очень далекие от эталона красоты, но если у Валерия все это компенсировалось необыкновенной одухотворенностью, то здесь в каждой черточке сквозила какая-то сухая злоба. Узкие губы плотно сжаты, маленькие глазки буравили почти насквозь. Ростом она была пониже моего мужа, но, в отличие от худого Валерия, была не то чтобы толста, но как-то кряжиста, широка в кости, и от этого казалась меньше. Черные, как смоль волосы (крашеные, что ли?) были скручены на затылке не узлом, а каким-то кукишем. Она прочно стояла на земле обеими ногами, обутыми в огромные туфли без каблуков. А завершало ее наряд очевидно дорогое платье, но такого кричаще-люминисцентного цвета, что у меня заломило глаза. Таких нарядов я ни в магазинах, ни даже на рынках никогда не видела.
Из-за плеча супруги выглядывал человечек, кажется, даже ниже ее ростом, с острой крысиной мордочкой и бегающими глазками. Ничего себе родственнички, подумалось мне, но я быстро справилась с собой и стала изо всех сил изображать радость от встречи. Но все равно мне время от времени становилось не по себе, когда на мне останавливался тяжелый и недобрый взгляд Нины. Кулинарные изыски мои она не оценила, пробормотав что-то про раздельное или разумное питание, пила только воду, зато Игорь, похоже, не ел перед этим визитом недели две: врезался в закуски так, что только уши шевелились, наплевав на явное неодобрение жены.
Хотя я и не смогла очаровать новых родственников, но у нас, тем не менее, состоялся тихий и приличный семейный вечер, вспомнили покойных родителей, порадовались тому, что у Валерия, моего супруга, наконец-то все в порядке. Даже запущенная трехкомнатная квартира приведена в пристойный вид, какого не имела, наверное, лет тридцать, если не больше. Старый, надежный дом на Пречистенке - квартира стоит целое состояние, по нынешним-то временам. Ремонт мы сделали простенький, на всякие евровыкрутасы денег не было, но побеленные потолки больше не давили на голову и психику, а взметнулись на положенные им при постройке три с половиной метра, светлые обои радовали глаз, отциклеванные и покрытые лаком полы позволяли радостно бегать по квартире босиком. Недовольны ремонтом были только тараканы, которые в знак протеста квартиру покинули. Хотелось верить - навсегда.
– Ты ее хоть приватизировал, квартиру-то?
– поинтересовалась Нина. При твоей рассеянности мог и забыть.
– Приватизировал, приватизировал, - успокоила я ее.
– Еще до того, как меня сюда прописал. Так что все в порядке.
– А твой сын тоже здесь прописан, Наташа?
– Нет, зачем? Он прописан там, где мы жили. Да и вообще Валера помог отправить его учиться в Америку. Глядишь, человеком станет.
– Что значит - станет?
– возмутился Валерий.
– У мальчика несомненные способности к биологии, он добился там именной стипендии, а это мало кому удается. Он уже стал самостоятельным человеком, я во всяком случае спокоен за твоего сына.
– Твой сын, между прочим, тоже учится в Америке, - заметила Нина, обращаясь к своему брату и напирая на местоимение "твой".
– Так вы с ним и не увиделись. Между прочим, это довольно дорогое удовольствие - учить детей за границей. Не думала, что за философию столько платят.
Валерий пожал плечами:
– Я не платил ни копейки, к счастью, у меня масса коллег во всех странах, которые с удовольствием помогли мне. Связи - это тоже своего рода капитал. А насчет моего сына... так я, Нина, уже привык. Да и теперь поздно. У меня Наташа и жена, и ребенок по совместительству.
– Это как?
– хором спросили Нина и ее муж.
– Да она совершенно не приспособлена к жизни, - пояснил Валерий.
– Не приглядишь - обязательно во что-нибудь вляпается или что-нибудь перепутает. Как дитя. Только и умеет хорошо переводить детективы.
Родственники переглянулись. Я благоразумно промолчала. Мой дорогой доктор наук и профессор, похоже, искренне считал, что я не от мира сего и полагаю, будто булки растут на деревьях, а кофе и чай текут из водопроводного крана. Впрочем, ему самому действительно было все равно, что есть, во что одеваться, и какой мебелью и тарелками пользоваться. Гений он и есть гений. А я, при моей непрактичности, умела довольно много: от выпечки пирогов до вышивки гладью. И еще быстро печатала на машинке и разбирала любой почерк, в том числе и совершенно неудобочитаемый - моего философа. Наконец, в первом браке, с отцом моего ребенка, я прекрасно справлялась со всеми так называемыми "святыми женскими обязанностями", да и с кое-какими мужскими заодно, если уж на то пошло.
В общем, все прошло почти хорошо, а главное, моя совесть была спокойна: у моего драгоценного снова появилась родня. А родственников, как известно, не выбирают. Да и может быть, они только при первой встрече были такие зажатые и не очень приветливые, а потом переменятся.
Второй визит состоялся не скоро - где-то через полгода после первого. К себе Нина нас не приглашала, а на мои приглашения отвечала вежливым отказом, ссылаясь то на занятость по работе, но на необходимость поехать на дачу и сделать накопившиеся неотложные дела, то плохим самочувствием. Слава Богу, хоть по телефону сестра с братом теперь разговаривали более или менее регулярно. Наконец, они снова приехали к нам в гости. Но второй визит оказался, почему-то не менее натянутым, и значительно более коротким. Нина раскашлялась, сидя на этом самом диване, потом они с мужем почему-то заторопились домой, обещали созвониться...
Но снова мы встретились только тогда, когда Валерия не стало. Месяц он ел все меньше и меньше, худел, плохо спал, но ни на что не жаловался. А потом вообще перестал вставать с дивана. Участковый врач только руками развела и посоветовала госпитализировать. От этого мой муж наотрез отказался - больниц он на дух не переносил. Сказал - пройдет, весенняя депрессия, не впервые.
Не прошло. Он так и угас, чуть-чуть не дожив до своего пятидесятилетия. Вечером заснул, а утром уже не проснулся. В состоянии транса я позвонила его сестре, и первый вопрос, который она задала, поразил меня даже в том почти невменяемом состоянии, в котором я тогда находилась:
– Завещание Валерий так и не написал?
Нет, завещания Валерий не оставлял. Что было завещать-то? Библиотеку по философии? Старый, расстроенный рояль? Или мою скромную гордость - новую кухню, отделанную "вагонкой" и облицованную замечательной плиткой? Кухню мечту советской домохозяйки восьмидесятых годов? Ничего не скажешь, богатое наследство!
Похоронами распоряжалась Нина, хотя деньги за все платила я. Распоряжалась по телефону, они с мужем приехали только в крематорий, причем тогда, когда печальная церемония уже почти закончилась. По их словам, старенькая машина Игоря чуть ли не трижды ломалась во время дороги от их дома на Шоссе Энтузиастов до крематория на Хованском кладбище. Что ж, возможно. Основную энергию сестра моего покойного мужа затратила на то, чтобы не производилось вскрытия, напирая на какие-то религиозно-этические соображения, и своего, как ни странно, добилась. Мне тогда было безразлично, от чего умер Валерий, самой жить не хотелось.