Унесенные магией

Замковой Алексей Владимирович

— Почти ничего живого, — перебил ее Переф и принялся рассказывать.

Его слова практически во всем совпадали с рассказом Брумгума. Когда на эти земли опустилась Кара, она действительно не затронула монастыри и Храмы. И люди, как и говорил гном, бросились за помощью именно туда. Но, по словам Перефа, Храмы не смогли помочь большинству не потому, что не хотели. Просто большинство

людей на самом деле не верили в богов, хотя и утверждали обратное. И боги, соответственно, не смогли или не захотели помочь таким неверующим. Люди же, обозлившись, принялись обвинять богов, хотя во всем были виноваты сами. И началась резня, продолжавшаяся до тех пор, пока не стало понятно, что спастись смогут только те, кто, не медля ни мгновения, покинут проклятые земли. Но стало это понятно лишь тогда, когда под натиском разъяренных толп уцелело лишь три Храма Роаса. Именно они и стали оплотом нового государства, появившегося впоследствии на этих землях, именно они образовали то, что сейчас называется «Храмом», — государство, которым полностью управляют жрецы Роаса. Сотня лет ушла у воинов-жрецов на то, чтобы очистить землю от ходячих мертвецов и других ужасных порождений Эльфизиарова проклятия. Не тронули они лишь небольшую полосу, служившую преградой между ними и теми, кто выжил, спрятавшись в горах у гномов. Постепенно жрецы очищали земли от скверны. Постепенно росло население, состоящее из тех, кто истинно верил в богов. Постепенно люди расселялись на очищенных землях… Но не было прощения тем, кто поднял руки на Храмы, не было прощения их детям, внукам и всем потомкам. Поэтому и стоит здесь, в руинах, прямо у границы оскверненного леса, пограничная стража, которая убивает каждого, прошедшего сквозь лес с юга.

— А что это за фиолетовое сияние было ночью на севере? — вспомнил я замеченное странное явление.

Судя по всему, я затронул тему, говорить о которой не полагалось. По крайней мере — сейчас.

— Узнаете, — ответил Переф после недолгого молчания. — Если решение высших жрецов будет в вашу пользу, то узнаете.

На этом переговоры закончились. Жрецы поднялись и, не попрощавшись, отправились вместе со своими людьми обратно к руинам.

Нарив осталась с нами. Не знаю почему. Может, по привычке, может, она уже узнала все, что хотела, или решила, что большего у пограничной стражи и не узнает… Но я только рад этому. Честно скажу — когда Переф выделил Нарив, фактически разрешив ей идти туда, куда она хочет, я боялся, что она воспользуется этим правом и покинет нас. Хвала Дарену — не покинула!

Лагерь решили оставить там, где он сейчас. Действительно, зачем нам перебираться поближе к тем, с кем, вполне возможно, придется схлестнуться в бою? Да и здесь уже, по выражению Ламила, «место нагрели». Так что у большинства наемников, избежавших хлопот по обустройству нового лагеря, появилась масса свободного времени, которое они усердно тратили на обсуждение всего произошедшего. Меня, стоит сказать, ни о чем не расспрашивали. Зачем? Ведь переговоры с пограничной стражей никто не держал в тайне, и весь разговор мог услышать любой, кто хотел. Не любой, конечно, — все ведь, пока не поступила команда, оставались в строю. Но поскольку мы сидели достаточно близко к одному из флангов, те, кто стоял там, отлично все слышали и передавали дальше. Так что, когда я наконец освободился, всем уже было известно каждое слово, произнесенное на переговорах.

— А знаете что, — сказал Молин, когда мы расселись на траве и принялись за сушеную козлятину, — я бы сейчас хорошенько выпил.

— Молин, назови мне хоть один день, когда бы ты не выпил! — подколол Баин.

Настроение у всех приподнятое. Еще бы! Битва, намечавшаяся еще тогда, когда мы не успели продрать глаза, не состоялась. Сидим греемся на солнышке… А главное — все поняли, что одной из своих целей мы достигли. Мы еще не вернулись домой, но мы ведь нашли то, что искали, — жрецов, которые способны помочь нам. По крайней мере, эта часть наших злоключений закончилась.

— Можно подумать, ты бы не напился, — фыркнул Молин.

— Напьемся, — сказал я. — Обязательно напьемся, когда вернемся домой.

— Если вернемся… — тихонько, еле слышно произнес Баин.