Универсальная хрестоматия. 1 класс
Шрифт:
Пока то да сё, сели Человеки радио слушать. А ведь у них не только четыре руки и четыре ноги. Ещё четыре уха.
И ещё два курносых носа, четыре серых глаза, два рта, а на двух круглых, как подсолнухи в поле, мордахах много-много веснушек. Только веснушек никто у них не считал…
В общем, всё у Человеков было поровну, и лет – всего четырнадцать: по семь на брата!
Всё, да не всё!
Фамилия у Человеков одна: Прохоровы. Её никак поровну не разделишь.
– Человеки! –
И мать звала их:
– Человеки!
Но всё-таки дома как-то разбирались, кто из них кто. Кто – Ваня, а кто – Саня. Зато в деревне никто не разбирался.
– Как жизнь, Ваня? – спросят.
– Жизнь ничего! Только я не Ваня, а Саня, – отвечает Саня.
– Здравствуй, Саня! Как дела идут? – поинтересуются.
– Дела идут! Но я Ваня, а не Саня, – скажет Ваня.
Надоело людям путаться, впросак попадать. Стали говорить проще:
– Привет!
– Как жизнь, ребятки?
– Что нового, подрастающее поколение?
– Здравия желаю, Вани-Сани!
Красные уши
Пошли Человеки играть в футбол.
Ваня – команда. И Саня – команда. Каждый – и вратарь, и защитник, и нападающий, и даже судья.
Два часа играли. Голов забили видимо-невидимо.
Но вот мяч полетел к соседке Дарье Павловне. Прямо в окно.
Зазвенело, вылетело стекло. За ним и Дарья Павловна выбежала на улицу:
– Кто из вас окно разбил?
Молчали Человеки.
– Это не я! Это он! – наконец сказал Ваня.
Тут уже Саня не выдержал:
– Вовсе и не я, а он!
– Кто из вас он, а кто не он, не поймёшь! – бушевала Дарья Павловна. – И надо ж такими одинаковыми уродиться!
А Человекам только этого и надо было. Побежали они домой. Вечером пришёл с работы отец:
– Кто из вас окно разбил у Дарьи Павловны?
И откуда только он узнал?!
Человеки заскучали.
– Так кто? – повторил отец. Показал на Ваню: – Вижу, ты!
– Почему я? – возмутился Ваня.
– Потому что у тебя уши покраснели, – сказал отец.
– У него тоже красные, – не согласился Ваня. – Посмотри, папа, внимательно.
А у Сани, и верно, тоже уши покраснели.
– Ну ладно, Человеки, – сказал отец. – Спорить не буду! Наказывать тоже! А вот стекло взамен разбитого пошли-ка вставлять вместе!
Ничего не поделаешь. Пошли.
Отец стекло Дарье Павловне вставил, а Человеки замазкой стекло замазали. Получилось! Не хуже старого, разбитого!
Дарья Павловна хлопотала вокруг и всё радовалась:
– Вот уж спасибо вам, родные! Не оставили в беде – выручили! Премного вам благодарна!
Петрушка
– Вы
– Петрушку?
Удивились Человеки. Морковь они не раз рвали. Это верно. Вкусна свежая морковка! Лук зелёный рвали. С солью да чёрным хлебом – одно объедение! А петрушка? Она только для супа годится, а так кто её есть станет!
– Не рвали, – сказали Человеки.
На следующий день опять про петрушку разговор зашёл.
– Вы петрушку на огороде и сегодня не рвали? – спросила мать.
– Не рвали.
И так три дня подряд. Наконец отец не выдержал.
– Пойду, – говорит, – проверю, кто нашей петрушкой балуется.
Взял карманный фонарик, пошёл на огород. Долго отца не было. Мать успела Человеков в постель загнать, в комнате прибрать, печь вычистить.
– А папа чего не идёт? – робко спросили Человеки из своего закутка.
– И верно, долго чего-то, – согласилась мать. Только сказала, как отец входит.
– Что это? – вскрикнула мать.
– Что? Что это у тебя? – Человеки с постели повскакали.
– Вот она, ваша петрушка!
В одной руке отец держал за уши большую серовато-бурую зайчиху, в другой – крохотного зайчонка.
– Беда, – сказал отец. – Зайчиха-то слепая. Видно, и на огород забрела сослепу, родила сынишку, а уйти назад не смогла…
– А сынишка? – завопили Человеки.
– Этот зрячий, – сказал отец. – Боевой парень, хоть и три дня ему от роду, не больше. Еле поймал!
Пустил отец зайчиху и зайчишку на пол.
Зайчиха фыркнула носом, посмотрела незрячими глазами и, оттолкнувшись задними ногами, побрела под стол. Ударилась носом в ножку – и в сторону, к печке. У печки замерла – дрожит.
А зайчишка посмотрел на необычную обстановку, перепугался и быстро-быстро под лавку забился. Сидит – тоже дрожит.
– Никак не пойму, – сказала мать, – при чём тут петрушка? Ну, капусту они ели бы – понимаю, морковь…
– Петрушка – самое их любимое лакомство! – объяснил отец. – Может, из-за этой петрушки они и попались.
С этого дня так и поселились новые жильцы в доме Прохоровых. Слепая зайчиха охотно ела, пила, даже по комнате изредка передвигалась, но всего пугалась и к зайчонку не подходила. И он не подходил к матери.
Зато, когда появлялись Человеки, зайчонок сам бежал к ним, охотно давался в руки, барабанил передними лапами и издавал какие-то звуки, вроде хриплого ворчанья.
– Ешь, ешь! – говорили Человеки и совали ему в рот молочную бутылку с соской на конце. – Ешь, Петрушка! Лопай, Петрушечка!