Зачинается рассказОт Ивановых проказ,И от сивка, и от бурка,И от вещего каурка [27] .Козы на море ушли;Горы лесом поросли;Конь с златой узды срывался,Прямо к солнцу поднимался;Лес стоячий под ногой,Сбоку облак громовой;Ходит облак и сверкает,Гром по небу рассыпает.Это присказка: пожди,Сказка будет впереди.Как на море-окиянеИ на острове БуянеНовый гроб в лесу стоит,В гробе девица лежит;Соловей над гробом свищет;Чёрный зверь в дубраве рыщет,Это присказка, а вот —Сказка чередом пойдёт.Ну, так видите ль, миряне,Православны христиане,Наш удалый молодецЗатесался во дворец;При конюшне царской служитИ нисколько не потужитОн о братьях, об отцеВ государевом дворце.Да и что ему до братьев?У Ивана красных платьев,Красных шапок, сапоговЧуть не десять коробов;Ест он сладко, спит он столько,Что раздолье, да и только!Вот неделей через пятьНачал спальник примечать…Надо молвить, этот спальникДо Ивана был начальникНад конюшней надо всей,Из боярских слыл детей;Так не диво, что он злилсяНа Ивана и божился,Хоть пропасть, а пришлецаПотурить вон из дворца.Но, лукавство сокрывая,Он для всякого случаяПритворился, плут, глухим,Близоруким и немым;Сам же думает: «Постой-ка,Я те двину, неумойка!»Так неделей через пятьСпальник начал примечать,Что Иван коней не холит,И не чистит, и не школит;Но при всём том два коняСловно лишь из-под гребня:Чисто-начисто обмыты,Гривы в косы перевиты,Чёлки собраны в пучок,Шерсть – ну, лоснится, как шёлк;В стойлах – свежая пшеница,Словно тут же и родится,И в чанах больших сытаБудто только налита.«Что за притча тут такая? —Спальник думает вздыхая. —Уж не ходит ли, постой,К нам проказник-домовой?Дай-ка я подкараулю,А нешто, так я и пулю,Не смигнув, умею слить, —Лишь бы дурня уходить.Донесу я в думе царской,Что конюший государской —Басурманин, ворожей,Чернокнижник и злодей;Что он с бесом хлеб-соль водит,В церковь божию не ходит,Католицкий держит крестИ постами мясо ест».В тот же вечер этот спальник,Прежний конюших начальник,В стойлы спрятался тайкомИ обсыпался овсом.Вот и полночь наступила.У него в груди заныло:Он ни жив ни мёртв лежит,Сам молитвы всё творит.Ждёт суседки… Чу! в сам-деле,Двери глухо заскрыпели,Кони топнули, и вотВходит старый коновод.Дверь задвижкой запирает,Шапку бережно скидает,На окно её кладётИ из шапки той берётВ три завёрнутый тряпицыЦарский клад – перо Жар-птицы.Свет такой тут заблистал,Что чуть спальник не вскричал,И от страху так забился,Что овёс с него свалился.Но суседке невдомек!Он кладёт перо в сусек,Чистить коней начинает,Умывает, убирает,Гривы длинные плетёт,Разны песенки поёт.А меж тем, свернувшись клубом,Поколачивая зубом,Смотрит спальник, чуть живой,Что тут деет домовой.Что за бес! Нешто нарочноПрирядился плут полночный:Нет рогов, ни бороды,Ражий парень, хоть куды!Волос гладкий, сбоку ленты,На рубашке прозументы,Сапоги как ал сафьян, —Ну, точнёхонько Иван.Что за диво? Смотрит сноваНаш глазей на домового…«Э! так вот что! – наконецПроворчал себе хитрец, —Ладно, завтра ж царь узнает,Что твой глупый ум скрывает.Подожди лишь только дня,Будешь помнить ты меня!»А Иван, совсем не зная,Что ему беда такаяУгрожает, всё плетётГривы в косы да поёт.А убрав их, в оба чанаНацедил сыты медвянойИ насыпал дополнаБелоярова пшена.Тут, зевнув, перо Жар-птицыЗавернул опять в тряпицы,Шапку под ухо – и лёгУ коней близ задних ног.Только начало зориться,Спальник начал шевелиться,И, услыша, что ИванТак храпит, как Еруслан [28] ,Он тихонько вниз слезаетИ к Ивану подползает,Пальцы в шапку запустил,Хвать перо – и след простыл.Царь лишь только пробудился,Спальник наш к нему явился,Стукнул крепко об пол лбомИ запел царю потом:«Я с повинной головою,Царь, явился пред тобою,Не вели меня казнить,Прикажи мне говорить». —«Говори, не прибавляя, —Царь сказал ему зевая. —Если ж ты да будешь врать,То кнута не миновать».Спальник наш, собравшись с силой,Говорит царю: «Помилуй!Вот те истинный Христос,Справедлив мой, царь, донос.Наш Иван, то всякий знает,От тебя, отец скрывает,Но не злато, не сребро —Жароптицево перо…» —«Жароптицево?.. Проклятый!И он смел такой богатый…Погоди же ты, злодей!Не
минуешь ты плетей!..» —«Да и то ль ещё он знает! —Спальник тихо продолжаетИзогнувшися. – Добро!Пусть имел бы он перо;Да и самую Жар-птицуВо твою, отец, светлицу,Коль приказ изволишь дать,Похваляется достать».И доносчик с этим словом,Скрючась обручем таловым,Ко кровати подошёл,Подал клад – и снова в пол.Царь смотрел и дивовался,Гладил бороду, смеялсяИ скусил пера конец.Тут, уклав его в ларец,Закричал (от нетерпенья),Подтвердив своё веленьеБыстрым взмахом кулака:«Гей! позвать мне дурака!»И посыльные дворянаПобежали по Ивана,Но, столкнувшись все в углу,Растянулись на полу.Царь тем много любовалсяИ до колотья смеялся.А дворяна, усмотря,Что смешно то для царя,Меж собой перемигнулисьИ вдругоредь растянулись.Царь тем так доволен был,Что их шапкой наградил.Тут посыльные дворянаВновь пустились звать ИванаИ на этот уже разОбошлися без проказ.Вот к конюшне прибегают,Двери настежь отворяютИ ногами дуракаНу толкать во все бока.С полчаса над ним возились,Но его не добудились.Наконец уж рядовойРазбудил его метлой.«Что за челядь тут такая? —Говорит Иван вставая. —Как хвачу я вас бичом,Так не станете потомБез пути будить Ивана».Говорят ему дворяна:«Царь изволил приказатьНам тебя к нему позвать». —«Царь?.. Ну ладно! Вот сряжусяИ тотчас к нему явлюся», —Говорит послам Иван.Тут надел он свой кафтан,Опояской подвязался,Приумылся, причесался,Кнут свой сбоку прицепил,Словно утица поплыл.Вот Иван к царю явился,Поклонился, подбодрился,Крякнул дважды и спросил:«А пошто меня будил?»Царь, прищурясь глазом левым,Закричал к нему со гневом,Приподнявшися: «Молчать!Ты мне должен отвечать:В силу коего указаСкрыл от нашего ты глазаНаше царское добро —Жароптицево перо?Что я – царь али боярин?Отвечай сейчас, татарин!»Тут Иван, махнув рукой,Говорит царю: «Постой!Я те шапки ровно не дал,Как же ты о том проведал?Что ты – ажно ты пророк?Ну, да что, сади в острог,Прикажи сейчас хоть в палки —Нет пера, да и шабалки!..» —«Отвечай же! запорю!..» —«Я те толком говорю:Нет пера! Да, слышь, откудаМне достать такое чудо?»Царь с кровати тут вскочилИ ларец с пером открыл.«Что? Ты смел ещё переться?Да уж нет, не отвертеться!Это что? А?» Тут ИванЗадрожал, как лист в буран,Шапку выронил с испуга.«Что, приятель, видно, туго? —Молвил царь. – Постой-ка, брат!..» —«Ох, помилуй, виноват!Отпусти вину Ивану,Я вперёд уж врать не стану».И, закутавшись в полу,Растянулся на полу.«Ну, для первого случаюЯ вину тебе прощаю, —Царь Ивану говорит. —Я, помилуй бог, сердит!И с сердцов иной пороюЧуб сниму и с головою.Так вот, видишь, я каков!Но, сказать без дальних слов,Я узнал, что ты Жар-птицуВ нашу царскую светлицу,Если б вздумал приказать,Похваляешься достать.Ну, смотри ж, не отпирайсяИ достать её старайся».Тут Иван волчком вскочил.«Я того не говорил! —Закричал он утираясь. —О пере не запираюсь,Но о птице, как ты хошь,Ты напраслину ведёшь».Царь, затрясши бородою:«Что? Рядиться мне с тобою! —Закричал он. – Но смотри!Если ты недели в триНе достанешь мне Жар-птицуВ нашу царскую светлицу,То, клянуся бородой,Ты поплатишься со мной:На правёж – в решетку – на кол!Вон, холоп!» Иван заплакалИ пошёл на сеновал,Где конёк его лежал.Горбунок, его почуя,Дрягнул было плясовую;Но, как слёзы увидал,Сам чуть-чуть не зарыдал.«Что, Иванушка, невесел?Что головушку повесил? —Говорит ему конёк,У его вертяся ног. —Не утайся предо мною,Всё скажи, что за душою.Я помочь тебе готов.Аль, мой милый, нездоров?Аль попался к лиходею?»Пал Иван к коньку на шею,Обнимал и целовал.«Ох, беда, конёк! – сказал. —Царь велит достать Жар-птицуВ государскую светлицу.Что мне делать, горбунок?»Говорит ему конёк:«Велика беда, не спорю;Но могу помочь я горю.Оттого беда твоя,Что не слушался меня:Помнишь, ехав в град-столицу,Ты нашёл перо Жар-птицы;Я сказал тебе тогда:«Не бери, Иван, – беда!Много, много непокоюПринесёт оно с собою».Вот теперя ты узнал,Правду ль я тебе сказал.Но, сказать тебе по дружбе,Это – службишка, не служба;Служба всё, брат, впереди.Ты к царю теперь подиИ скажи ему открыто:«Надо, царь, мне два корытаБелоярова пшенаДа заморского вина.Да вели поторопиться:Завтра, только зазорится,Мы отправимся в поход».Вот Иван к царю идёт,Говорит ему открыто:«Надо, царь, мне два корытаБелоярова пшенаДа заморского вина.Да вели поторопиться:Завтра, только зазорится,Мы отправимся в поход».Царь тотчас приказ даёт,Чтоб посыльные дворянаВсё сыскали для Ивана,Молодцом его назвалИ «счастливый путь!» сказал.На другой день, утром рано,Разбудил конёк Ивана:«Гей! Хозяин! Полно спать!Время дело исправлять!»Вот Иванушка поднялся,В путь-дорожку собирался,Взял корыта, и пшено,И заморское вино;Потеплее приоделся,На коньке своём уселся,Вынул хлеба ломотокИ поехал на восток —Доставать тоё Жар-птицу.Едут целую седмицу,Напоследок, в день осьмой,Приезжают в лес густой.Тут сказал конёк Ивану:«Ты увидишь здесь поляну;На поляне той гораВся из чистого сребра;Вот сюда-то до зарницыПрилетают жары-птицыИз ручья воды испить;Тут и будем их ловить».И, окончив речь к Ивану,Выбегает на поляну.Что за поле! Зелень тутСловно камень-изумруд;Ветерок над нею веет,Так вот искорки и сеет;А по зелени цветыНесказанной красоты.А на той ли на поляне,Словно вал на океане,Возвышается гораВся из чистого сребра.Солнце летними лучамиКрасит всю её зарями,В сгибах золотом бежит,На верхах свечой горит.Вот конёк по косогоруПоднялся на эту гору,Версту, другу пробежал,Устоялся и сказал:«Скоро ночь, Иван, начнётся,И тебе стеречь придётся.Ну, в корыто лей виноИ с вином мешай пшено.А чтоб быть тебе закрыту,Ты под то подлезь корыто,Втихомолку примечай,Да, смотри же, не зевай.До восхода, слышь, зарницыПрилетят сюда жар-птицыИ начнут пшено клеватьДа по-своему кричать.Ты, которая поближе,И схвати её, смотри же!А поймаешь птицу-жар,И кричи на весь базар;Я тотчас к тебе явлюся». —«Ну, а если обожгуся? —Говорит коньку Иван,Расстилая свой кафтан. —Рукавички взять придётся:Чай, плутовка больно жгётся».Тут конёк из глаз исчез,А Иван, кряхтя, подлезПод дубовое корытоИ лежит там как убитый.Вот полночною поройСвет разлился над горой, —Будто полдни наступают:Жары-птицы налетают;Стали бегать и кричатьИ пшено с вином клевать.Наш Иван, от них закрытый,Смотрит птиц из-под корытаИ толкует сам с собой,Разводя вот так рукой:«Тьфу ты, дьявольская сила!Эк их, дряней, привалило!Чай, их тут десятков с пять.Кабы всех переимать, —То-то было бы поживы!Неча молвить, страх красивы!Ножки красные у всех;А хвосты-то – сущий смех!Чай, таких у куриц нету.А уж сколько, парень, свету,Словно батюшкина печь!»И, скончав такую речь,Сам с собою под лазейкой,Наш Иван ужом да змейкойКо пшену с вином подполз, —Хвать одну из птиц за хвост.«Ой, Конёчек-горбуночек!Прибегай скорей, дружочек!Я ведь птицу-то поймал», —Так Иван-дурак кричал.Горбунок тотчас явился.«Ай, хозяин, отличился! —Говорит ему конёк. —Ну, скорей её в мешок!Да завязывай тужее;А мешок привесь на шею.Надо нам в обратный путь». —«Нет, дай птиц-то мне пугнуть!Говорит Иван. – Смотри-ка,Вишь, надселися от крика!»И, схвативши свой мешок,Хлещет вдоль и поперёк.Ярким пламенем сверкая,Встрепенулася вся стая,Кругом огненным свиласьИ за тучи понеслась.А Иван наш вслед за нимиРукавицами своимиТак и машет и кричит,Словно щёлоком облит.Птицы в тучах потерялись;Наши путники собрались,Уложили царский кладИ вернулися назад.Вот приехали в столицу.«Что, достал ли ты Жар-птицу?» —Царь Ивану говорит,Сам на спальника глядит.А уж тот, нешто от скуки,Искусал себе все руки.«Разумеется, достал», —Наш Иван царю сказал.«Где ж она?» – «Постой немножко,Прикажи сперва окошкоВ почивальне затворить,Знашь, чтоб темень сотворить».Тут дворяна побежалиИ окошко затворяли.Вот Иван мешок на стол:«Ну-ка, бабушка, пошёл!»Свет такой тут вдруг разлился,Что весь двор рукой закрылся.Царь кричит на весь базар:«Ахти, батюшки, пожар!Эй, решёточных сзывайте!Заливайте! Заливайте!» —«Это, слышь ты, не пожар,Это свет от птицы-жар, —Молвил ловчий, сам со смехуНадрываяся. – ПотехуЯ привёз те, осударь!»Говорит Ивану царь:«Вот люблю дружка Ванюшу!Взвеселил мою ты душу,И на радости такой —Будь же царский стремянной!»Это видя, хитрый спальник,Прежний конюших начальник,Говорит себе под нос:«Нет, постой, молокосос!Не всегда тебе случитсяТак канальски отличиться.Я те снова подведу,Мой дружочек, под беду!»Через три потом неделиВечерком одним сиделиВ царской кухне повараИ служители двора;Попивали мёд из жбанаДа читали Еруслана.«Эх! – один слуга сказал, —Как севодни я досталОт соседа чудо-книжку!В ней страниц не так чтоб слишком,Да и сказок только пять,А уж сказки – вам сказать,Так не можно надивиться;Надо ж этак умудриться!»Тут все в голос: «Удружи!Расскажи, брат, расскажи!» —«Ну, какую ж вы хотите?Пять ведь сказок; вот смотрите:Перва сказка о бобре,А вторая о царе;Третья… дай бог память… точно!О боярыне восточной;Вот в четвёртой: князь Бобыл;В пятой… в пятой… эх, забыл!В пятой сказке говорится…Так в уме вот и вертится…» —«Ну, да брось её!» – «Постой!» —«О красотке, что ль, какой?» —«Точно! В пятой говоритсяО прекрасной Царь-девице.Ну, которую ж, друзья,Расскажу севодни я?» —«Царь-девицу! – все кричали. —О царях мы уж слыхали,Нам красоток-то скорей!Их и слушать веселей».И слуга, усевшись важно,Стал рассказывать протяжно:«У далёких немских странЕсть, ребята, окиян.По тому ли окиянуЕздят только басурманы;С православной же землиНе бывали николиНи дворяне, ни мирянеНа поганом окияне.От гостей же слух идёт,Что девица там живёт;Но девица не простая,Дочь, вишь, Месяцу родная,Да и Солнышко ей брат.Та девица, говорят,Ездит в красном полушубке,В золотой, ребята, шлюпкеИ серебряным весломСамолично правит в нём;Разны песни попеваетИ на гусельцах играет…»Спальник тут с полатей скок —И со всех обеих ногВо дворец к царю пустилсяИ как раз к нему явился;Стукнул крепко об пол лбомИ запел царю потом:«Я с повинной головою,Царь, явился пред тобою,Не вели меня казнить,Прикажи мне говорить!» —«Говори, да правду только,И не ври, смотри, нисколько!» —Царь с кровати закричал.Хитрый спальник отвечал:«Мы севодни в кухне были,За твоё здоровье пили,А один из дворских слугНас забавил сказкой вслух;В этой сказке говоритсяО прекрасной Царь-девице.Вот твой царский стремяннойПоклялся твоей брадой,Что он знает эту птицу, —Так он назвал Царь-девицу, —И её, изволишь знать,Похваляется достать».Спальник стукнул об пол снова.«Гей, позвать мне стремяннова!» —Царь посыльным закричал.Спальник тут за печку стал.А посыльные дворянаПобежали по Ивана;В крепком сне его нашлиИ в рубашке привели.Царь так начал речь: «Послушай,На тебя донос, Ванюша.Говорят, что вот сейчасПохвалялся ты для насОтыскать другую птицу,Сиречь молвить, Царь-девицу…» —«Что ты, что ты, бог с тобой! —Начал царский стремянной. —Чай, с просонков я, толкую,Штуку выкинул такую.Да хитри себе как хошь,А меня не проведёшь».Царь, затрясши бородою:«Что? Рядиться мне с тобою? —Закричал он. – Но смотри,Если ты недели в триНе достанешь Царь-девицуВ нашу царскую светлицу,То, клянуся бородой!Ты поплатишься со мной!На правёж – в решетку – на кол!Вон, холоп!» Иван заплакалИ пошёл на сеновал,Где конёк его лежал.«Что, Иванушка, невесел?Что головушку повесил? —Говорит ему конёк. —Аль, мой милый, занемог?Аль попался к лиходею?»Пал Иван к коньку на шею,Обнимал и целовал.«Ох, беда, конёк! – сказал. —Царь велит в свою светлицуМне достать, слышь, Царь-девицу.Что мне делать, горбунок?»Говорит ему конёк:«Велика беда, не спорю;Но могу помочь я горю.Оттого беда твоя,Что не слушался меня.Но, сказать тебе по дружбе,Это – службишка, не служба;Служба всё, брат, впереди!Ты к царю теперь подиИ скажи: «Ведь для поимкиНадо, царь, мне две ширинки [29] ,Шитый золотом шатёрДа обеденный прибор —Весь заморского варенья —И сластей для прохлажденья».Вот Иван к царю идётИ такую речь ведёт:«Для царевниной поимкиНадо, царь, мне две ширинки,Шитый золотом шатёрДа обеденный прибор —Весь заморского варенья —И сластей для прохлажденья». —«Вот давно бы так, чем нет», —Царь с кровати дал ответИ велел, чтобы дворянаВсё сыскали для Ивана,Молодцом его назвалИ «счастливый путь!» сказал.На другой день, утром рано,Разбудил конёк Ивана:«Гей! Хозяин! Полно спать!Время дело исправлять!»Вот Иванушка поднялся,В путь-дорожку собирался,Взял ширинки и шатёрДа обеденный прибор —Весь заморского варенья —И сластей для прохлажденья;Всё в мешок дорожный склалИ верёвкой завязал,Потеплее приоделся,На коньке своём уселся;Вынул хлеба ломотокИ поехал на востокПо тоё ли Царь-девицу.Едут целую седмицу,Напоследок, в день осьмой,Приезжают в лес густой.Тут сказал конёк Ивану:«Вот дорога к окияну,И на нём-то круглый годТа красавица живёт;Два раза она лишь сходитС окияна и приводитДолгий день на землю к нам.Вот увидишь завтра сам».И, окончив речь к Ивану,Выбегает к окияну,На котором белый валОдинёшенек гулял.Тут Иван с конька слезает,А конёк ему вещает:«Ну, раскидывай шатёр,На ширинку ставь приборИз заморского вареньяИ сластей для прохлажденья.Сам ложися за шатромДа смекай себе умом.Видишь, шлюпка вон мелькает..То царевна подплывает.Пусть в шатёр она войдёт,Пусть покушает, попьёт;Вот, как в гусли заиграет, —Знай, уж время наступает.Ты тотчас в шатёр вбегай,Ту царевну сохватай,И держи её сильнее,Да зови меня скорее.Я на первый твой приказПрибегу к тебе как раз;И поедем… Да, смотри же,Ты гляди за ней поближе;Если ж ты её проспишь,Так беды не избежишь».Тут конёк из глаз сокрылся,За шатёр Иван забилсяИ давай диру вертеть,Чтоб царевну подсмотреть.Ясный полдень наступает;Царь-девица подплывает,Входит с гуслями в шатёрИ садится за прибор.«Хм! Так вот та Царь-девица!Как же в сказках говорится, —Рассуждает стремянной, —Что куда красна собойЦарь-девица, так что диво!Эта вовсе не красива:И бледна-то, и тонка,Чай, в обхват-то три вершка;А ножонка-то, ножонка!Тьфу ты! словно у цыплёнка!Пусть полюбится кому,Я и даром не возьму».Тут царевна заигралаИ столь сладко припевала,Что Иван, не зная как,Прикорнулся на кулакИ под голос тихий, стройныйЗасыпает преспокойно.Запад тихо догорал.Вдруг конёк над ним заржалИ, толкнув его копытом,Крикнул голосом сердитым:«Спи, любезный, до звезды!Высыпай себе беды,Не меня ведь вздёрнут на кол!»Тут Иванушка заплакалИ, рыдаючи, просил,Чтоб конёк его простил:«Отпусти вину Ивану,Я вперёд уж спать не стану». —«Ну, уж бог тебя простит! —Горбунок ему кричит. —Всё поправим, может статься,Только, чур, не засыпаться;Завтра, рано поутру,К златошвейному шатруПриплывёт опять девицаМёду сладкого напиться.Если ж снова ты заснёшь,Головы уж не снесёшь».Тут конёк опять сокрылся;А Иван сбирать пустилсяОстрых камней и гвоздейОт разбитых кораблейДля того, чтоб уколоться,Если вновь ему вздремнётся.На другой день, поутру,К златошвейному шатруЦарь-девица подплывает,Шлюпку на берег бросает,Входит с гуслями в шатёрИ садится за прибор…Вот царевна заигралаИ столь сладко припевала,Что Иванушке опятьЗахотелося поспать.«Нет, постой же ты, дрянная! —Говорит Иван вставая. —Ты в другорядь не уйдёшьИ меня не проведёшь».Тут в шатёр Иван вбегает,Косу длинную хватает…«Ой, беги, конёк, беги!Горбунок мой, помоги!»Вмиг конёк к нему явился.«Ай, хозяин, отличился!Ну, садись же поскорейДа держи её плотней!»Вот столицы достигает.Царь к царевне выбегает,За белы руки берёт,Во дворец её ведётИ садит за стол дубовыйИ под занавес шелковый,В глазки с нежностью глядит,Сладки речи говорит:«Бесподобная девица,Согласися быть царица!Я тебя едва узрел —Сильной страстью воскипел.Соколины твои очиНе дадут мне спать средь ночиИ во время бела дня —Ох! измучают меня.Молви ласковое слово!Всё для свадьбы уж готово;Завтра ж утром, светик мой,Обвенчаемся с тобойИ начнём жить припевая».А царевна молодая,Ничего не говоря,Отвернулась от царя.Царь нисколько не сердился,Но сильней ещё влюбился;На колен пред нею стал,Ручки нежно пожималИ балясы начал снова:«Молви ласковое слово!Чем тебя я огорчил?Али тем, что полюбил?О, судьба моя плачевна!»Говорит ему царевна:«Если хочешь взять меня,То доставь ты мне в три дняПерстень мой из окияна». —«Гей! Позвать ко мне Ивана!» —Царь поспешно закричалИ чуть сам не побежал.Вот Иван к царю явился,Царь к нему оборотилсяИ сказал ему: «Иван!Поезжай на окиян;В окияне том хранитсяПерстень, слышь ты, Царь-девицы.Коль достанешь мне его,Задарю тебя всего». —«Я и с первой-то дорогиВолочу насилу ноги;Ты опять на окиян!» —Говорит царю Иван.«Как же, плут, не торопиться:Видишь, я хочу жениться! —Царь со гневом закричалИ ногами застучал. —У меня не отпирайся,А скорее отправляйся!»Тут Иван хотел идти.«Эй, послушай! По пути, —Говорит ему царица, —Заезжай ты поклонитьсяВ изумрудный терем мойДа скажи моей родной:Дочь её узнать желает,Для чего она скрываетПо три ночи, по три дняЛик свой ясный от меня?И зачем мой братец красныйЗавернулся в мрак ненастныйИ в туманной вышинеНе пошлёт луча ко мне?Не забудь же!» – «Помнить буду,Если только не забуду;Да ведь надо же узнать,Кто те братец, кто те мать,Чтоб в родне-то нам не сбиться».Говорит ему царица:«Месяц – мать мне,Солнце – брат». —«Да, смотри, в три дня назад!» —Царь-жених к тому прибавил.Тут Иван царя оставилИ пошёл на сеновал,Где конёк его лежал.«Что, Иванушка, невесел?Что головушку повесил?» —Говорит ему конёк.«Помоги мне, горбунок!Видишь, вздумал царь жениться,Знашь, на тоненькой царице,Так и шлёт на окиян, —Говорит коньку Иван. —Дал мне сроку три дня только;Тут попробовать изволь-каПерстень дьявольский достать!Да велела заезжатьЭта тонкая царицаГде-то в терем поклонитьсяСолнцу, Месяцу, притомИ спрошать кое об чём…»Тут конёк: «Сказать по дружбе,Это – службишка, не служба;Служба всё, брат, впереди!Ты теперя спать поди;А назавтра, утром рано,Мы поедем к окияну».На другой день наш Иван,Взяв три луковки в карман,Потеплее приоделся,На коньке своём уселсяИ поехал в дальний путь…Дайте, братцы, отдохнуть!
27
Каурка – лошадь рыжей (каурой) масти, в народных сказках – вещий конь-помощник.
28
Еруслан Лазаревич – герой сказок, богатырь.
29
Ширинка – широкое полотенце.
Часть третья
Та-ра-рали, та-ра-ра!Вышли кони со двора;Вот крестьяне их поймалиДа покрепче привязали.Сидит ворон на дубу,Он играет во трубу;Как во трубушку играет,Православных потешает:«Эй, послушай, люд честной!Жили-были муж с женой;Муж-то примется за шутки,А жена за прибаутки,И пойдёт у них тут пир,Что на весь крещёный мир!»Это присказка ведётся,Сказка послее начнётся.Как у наших у воротМуха песенку поёт:«Что дадите мне за вестку?Бьёт свекровь свою невестку:Посадила на шесток,Привязала за шнурок,Ручки к ножкам притянула,Ножку правую разула:«Не ходи ты по зарям!Не кажися молодцам!»Это присказка велася,Вот и сказка началася.Ну-с, так едет наш ИванЗа кольцом на окиян.Горбунок летит, как ветер,И в почин на первый вечерВёрст сто тысяч отмахалИ нигде не отдыхал.Подъезжая к окияну,Говорит конёк Ивану:«Ну, Иванушка, смотри,Вот минутки через триМы приедем на поляну —Прямо к морю-окияну;Поперёк его лежитЧудо-юдо рыба-кит;Десять лет уж он страдает,А доселева не знает,Чем прощенье получить;Он учнёт тебя просить,Чтоб ты в Солнцевом селеньеПопросил ему прощенье;Ты исполнить обещай,Да, смотри ж, не забывай!»Вот въезжают на полянуПрямо к морю-окияну;Поперёк его лежитЧудо-юдо Рыба-кит.Все бока его изрыты,Частоколы в рёбра вбиты,На хвосте сыр-бор шумит,На спине село стоит;Мужички на губе пашут,Между глаз мальчишки пляшут,А в дубраве, меж усов,Ищут девушки грибов.Вот конёк бежит по киту,По костям стучит копытом.Чудо-юдо Рыба-китТак проезжим говорит,Рот широкий отворяя,Тяжко, горько воздыхая:«Путь-дорога, господа!Вы откуда, и куда?» —«Мы послы от Царь-девицы,Едем оба из столицы, —Говорит киту конёк, —К Солнцу прямо на восток,Во хоромы золотые». —«Так нельзя ль, отцы родные,Вам у Солнышка спросить:Долго ль мне в опале быть,И за кои прегрешеньяЯ терплю беды-мученья?» —«Ладно, ладно, Рыба-кит!» —Наш Иван ему кричит.«Будь отец мне милосердный!Вишь, как мучуся я, бедный!Десять лет уж тут лежу…Я и сам те услужу!..» —Кит Ивана умоляет,Сам же горько воздыхает.«Ладно-ладно, Рыба-кит!» —Наш Иван ему кричит.Тут конёк под ним забился,Прыг на берег –
и пустился,Только видно, как песокВьётся вихорем у ног.Едут близко ли, далёко,Едут низко ли, высокоИ увидели ль кого —Я не знаю ничего.Скоро сказка говорится,Дело мешкотно творится.Только, братцы, я узнал,Что конёк туда вбежал,Где (я слышал стороною)Небо сходится с землёю,Где крестьянки лён прядут,Прялки на небо кладут.Тут Иван с землёй простилсяИ на небе очутилсяИ поехал, будто князь,Шапка набок, подбодрясь.«Эко диво! эко диво!Наше царство хоть красиво, —Говорит коньку Иван.Средь лазоревых полян, —А как с небом-то сравнится,Так под стельку не годится.Что земля-то!.. ведь онаИ черна-то и грязна;Здесь земля-то голубая,А уж светлая какая!..Посмотри-ка, горбунок,Видишь, вон где, на восток,Словно светится зарница…Чай, небесная светлица…Что-то больно высока!» —Так спросил Иван конька.«Это терем Царь-девицы,Нашей будущей царицы, —Горбунок ему кричит, —По ночам здесь Солнце спит,А полуденной пороюМесяц входит для покою».Подъезжают; у воротИз столбов хрустальный свод;Все столбы те завитыеХитро в змейки золотые;На верхушках три звезды,Вокруг терема сады;На серебряных там веткахВ раззолоченных во клеткахПтицы райские живут,Песни царские поют.А ведь терем с теремамиБудто город с деревнями;А на тереме из звезд —Православный русский крест.Вот конёк во двор въезжает;Наш Иван с него слезает,В терем к Месяцу идётИ такую речь ведёт:«Здравствуй, Месяц Месяцович!Я – Иванушка Петрович,Из далёких я сторонИ привёз тебе поклон». —«Сядь, Иванушка Петрович, —Молвил Месяц Месяцович, —И поведай мне вину [30]В нашу светлую странуТвоего с земли прихода;Из какого ты народа,Как попал ты в этот край, —Всё скажи мне, не утай». —«Я с земли пришёл Землянской,Из страны ведь христианской, —Говорит, садясь, Иван, —Переехал окиянС порученьем от царицы —В светлый терем поклонитьсяИ сказать вот так, постой:«Ты скажи моей родной:Дочь её узнать желает,Для чего она скрываетПо три ночи, по три дняЛик какой-то от меня;И зачем мой братец красныйЗавернулся в мрак ненастныйИ в туманной вышинеНе пошлёт луча ко мне?»Так, кажися? – МастерицаГоворить красно царица;Не припомнишь всё сполна,Что сказала мне она». —«А какая то царица?» —«Это, знаешь, Царь-девица». —«Царь-девица?.. Так она,Что ль, тобой увезена?» —Вскрикнул Месяц Месяцович.А Иванушка ПетровичГоворит: «Известно, мной!Вишь, я царский стремянной;Ну, так царь меня отправил,Чтобы я её доставилВ три недели во дворец;А не то меня, отец,Посадить грозился на кол».Месяц с радости заплакал,Ну Ивана обнимать,Целовать и миловать.«Ах, Иванушка Петрович! —Молвил Месяц Месяцович. —Ты принёс такую весть,Что не знаю, чем и счесть!А уж мы как горевали,Что царевну потеряли!..Оттого-то, видишь, яПо три ночи, по три дняВ тёмном облаке ходила,Всё грустила да грустила,Трое суток не спала,Крошки хлеба не брала,Оттого-то сын мой красныйЗавернулся в мрак ненастный,Луч свой жаркий погасил,Миру божью не светил:Всё грустил, вишь, по сестрице,Той ли красной Царь-девице.Что, здорова ли она?Не грустна ли, не больна?» —«Всем бы, кажется, красотка,Да у ней, кажись, сухотка:Ну, как спичка, слышь, тонка,Чай, в обхват-то три вершка;Вот как замуж-то поспеет,Так небось и потолстеет:Царь, слышь, женится на ней».Месяц вскрикнул: «Ах, злодей!Вздумал в семьдесят женитьсяНа молоденькой девице!Да стою я крепко в том —Просидит он женихом!Вишь, что старый хрен затеял:Хочет жать там, где не сеял!Полно, лаком больно стал!»Тут Иван опять сказал:«Есть ещё к тебе прошенье,То о китовом прощенье…Есть, вишь, море; чудо-китПоперёк его лежит:Все бока его изрыты,Частоколы в рёбра вбиты…Он, бедняк, меня прошал,Чтобы я тебя спрошал:Скоро ль кончится мученье?Чем сыскать ему прощенье?И на что он тут лежит?»Месяц ясный говорит:«Он за то несёт мученье,Что без божия веленьяПроглотил среди морейТри десятка кораблей.Если даст он им свободу,Снимет бог с него невзгоду,Вмиг все раны заживит,Долгим веком наградит».Тут Иванушка поднялся,С светлым месяцем прощался,Крепко шею обнимал,Трижды в щёки целовал.«Ну, Иванушка Петрович! —Молвил Месяц Месяцович. —Благодарствую тебяЗа сынка и за себя.Отнеси благословеньеНашей дочке в утешеньеИ скажи моей родной:«Мать твоя всегда с тобой;Полно плакать и крушиться:Скоро грусть твоя решится, —И не старый, с бородой,А красавец молодойПоведёт тебя к налою [31] ».Ну, прощай же! Бог с тобою!»Поклонившись, как умел,На конька Иван тут сел,Свистнул, будто витязь знатный,И пустился в путь обратный.На другой день наш ИванВновь пришёл на окиян.Вот конёк бежит по киту,По костям стучит копытом.Чудо-юдо Рыба-китТак, вздохнувши, говорит:«Что, отцы, моё прошенье?Получу ль когда прощенье?» —«Погоди ты, Рыба-кит!» —Тут конёк ему кричит.Вот в село он прибегает,Мужиков к себе сзывает,Чёрной гривкою трясётИ такую речь ведёт:«Эй, послушайте, миряне,Православны христиане!Коль не хочет кто из васК водяному сесть в приказ,Убирайся вмиг отсюда.Здесь тотчас случится чудо:Море сильно закипит,Повернётся Рыба-кит…»Тут крестьяне и миряне,Православны христиане,Закричали: «Быть бедам!»И пустились по домам.Все телеги собирали;В них, не мешкая, поклалиВсё, что было живота,И оставили кита.Утро с полднем повстречалось,А в селе уж не осталосьНи одной души живой,Словно шёл Мамай войной!Тут конёк на хвост вбегает,К перьям близко прилегаетИ что мочи есть кричит:«Чудо-юдо Рыба-кит!Оттого твои мученья,Что без божия веленьяПроглотил ты средь морейТри десятка кораблей.Если дашь ты им свободу,Снимет бог с тебя невзгоду,Вмиг все раны заживит,Долгим веком наградит».И, окончив речь такую,Закусил узду стальную,Понатужился – и вмигНа далёкий берег прыг.Чудо-кит зашевелился,Словно холм поворотился,Начал море волноватьИ из челюстей бросатьКорабли за кораблямиС парусами и гребцами.Тут поднялся шум такой,Что проснулся царь морской:В пушки медные палили,В трубы кованы трубили;Белый парус поднялся,Флаг на мачте развился;Поп с причётом всем служебнымПел на палубе молебны;А гребцов весёлый рядГрянул песню наподхват:«Как по моречку, по морю,По широкому раздолью,Что по самый край земли,Выбегают корабли…»Волны моря заклубились,Корабли из глаз сокрылись.Чудо-юдо Рыба-китГромким голосом кричит,Рот широкий отворяя,Плёсом волны разбивая:«Чем вам, други, услужить?Чем за службу наградить?Надо ль раковин цветистых?Надо ль рыбок золотистых?Надо ль крупных жемчугов?Всё достать для вас готов!» —«Нет, кит-рыба, нам в наградуНичего того не надо, —Говорит ему Иван, —Лучше перстень нам достань —Перстень, знаешь, Царь-девицы,Нашей будущей царицы». —«Ладно, ладно! Для дружкаИ серёжку из ушка!Отыщу я до зарницыПерстень красной Царь-девицы»,—Кит Ивану отвечалИ, как ключ, на дно упал.Вот он плёсом ударяет,Громким голосом сзываетОсетриный весь народИ такую речь ведёт:«Вы достаньте до зарницыПерстень красной Царь-девицы,Скрытый в ящичке на дне.Кто его доставит мне,Награжу того я чином:Будет думным дворянином.Если ж умный мой приказНе исполните… я вас!»Осетры тут поклонилисьИ в порядке удалились.Через несколько часовДвое белых осетровК киту медленно подплылиИ смиренно говорили:«Царь великий! не гневись!Мы всё море уж, кажись,Исходили и изрыли,Но и знаку не открыли.Только Ёрш один из насСовершил бы твой приказ:Он по всем морям гуляет,Так уж, верно, перстень знает;Но его, как бы назло,Уж куда-то унесло». —«Отыскать его в минутуИ послать в мою каюту!» —Кит сердито закричалИ усами закачал.Осетры тут поклонились,В земский суд бежать пустилисьИ велели в тот же часОт кита писать указ,Чтоб гонцов скорей послалиИ Ерша того поймали.Лещ, услыша сей приказ,Именной писал указ;Сом (советником он звался)Под указом подписался;Чёрный рак указ сложилИ печати приложил.Двух дельфинов тут призвалиИ, отдав указ, сказали,Чтоб, от имени царя,Обежали все моряИ того Ерша-гуляку,Крикуна и забияку,Где бы ни было нашли,К государю привели.Тут дельфины поклонилисьИ Ерша искать пустились.Ищут час они в морях,Ищут час они в реках,Все озёра исходили,Все проливы переплыли,Не могли Ерша сыскатьИ вернулися назад,Чуть не плача от печали…Вдруг дельфины услыхалиГде-то в маленьком прудеКрик неслыханный в воде.В пруд дельфины завернулиИ на дно его нырнули, —Глядь: в пруде, под камышом,Ёрш дерётся с Карасём.«Смирно! черти б вас побрали!Вишь, содом какой подняли,Словно важные бойцы!» —Закричали им гонцы.«Ну, а вам какое дело? —Ёрш кричит дельфинам смело. —Я шутить ведь не люблю,Разом всех переколю!» —«Ох ты, вечная гулякаИ крикун и забияка!Всё бы, дрянь, тебе гулять,Всё бы драться да кричать.Дома – нет ведь, не сидится!..Ну да что с тобой рядиться, —Вот тебе царёв указ,Чтоб ты плыл к нему тотчас».Тут проказника дельфиныПодхватили за щетиныИ отправились назад.Ёрш ну рваться и кричать:«Будьте милостивы, братцы!Дайте чуточку подраться.Распроклятый тот КарасьПоносил меня вчерасьПри честном при всём собраньеНеподобной разной бранью…»Долго Ёрш ещё кричал,Наконец и замолчал;А проказника дельфиныВсё тащили за щетины,Ничего не говоря,И явились пред царя.«Что ты долго не являлся?Где ты, вражий сын, шатался?» —Кит со гневом закричал.На колени Ёрш упал,И, признавшись в преступленье,Он молился о прощенье.«Ну, уж бог тебя простит! —Кит державный говорит. —Но за то твоё прощеньеТы исполни повеленье». —«Рад стараться, чудо-кит!» —На коленях Ёрш пищит.«Ты по всем морям гуляешь,Так уж, верно, перстень знаешьЦарь-девицы?» – «Как не знать!Можем разом отыскать». —«Так ступай же поскорееДа сыщи его живее!»Тут, отдав царю поклон,Ёрш пошёл, согнувшись, вон.С царской дворней побранился,За плотвой поволочилсяИ салакушкам шестиНос разбил он на пути.Совершив такое дело,В омут кинулся он смелоИ в подводной глубинеВырыл ящичек на дне —Пуд по крайней мере во сто.«О, здесь дело-то не просто!»И давай из всех морейЁрш скликать к себе сельдей.Сельди духом собралися,Сундучок тащить взялися,Только слышно и всего —«У-у-у!» да «О-о-о!»Но сколь сильно ни кричали,Животы лишь надорвали,А проклятый сундучокНе дался и на вершок.«Настоящие селёдки!Вам кнута бы вместо водки!» —Крикнул Ёрш со всех сердцовИ нырнул по осетров.Осетры тут приплываютИ без крика подымаютКрепко ввязнувший в песокС перстнем красный сундучок.«Ну, ребятушки, смотрите,Вы к царю теперь плывите,Я ж пойду теперь ко днуДа немножко отдохну:Что-то сон одолевает,Так глаза вот и смыкает…»Осетры к царю плывут,Ёрш-гуляка прямо в пруд(Из которого дельфиныУтащили за щетины),Чай, додраться с Карасём, —Я не ведаю о том.Но теперь мы с ним простимсяИ к Ивану возвратимся.Тихо море-окиян.На песке сидит Иван,Ждёт кита из синя моряИ мурлыкает от горя;Повалившись на песок,Дремлет верный горбунок.Время к вечеру клонилось;Вот уж солнышко спустилось;Тихим пламенем горя,Развернулася заря.А кита не тут-то было.«Чтоб те, вора, задавило!Вишь, какой морской шайтан! —Говорит себе Иван. —Обещался до зарницыВынесть перстень Царь-девицы,А доселе не сыскал,Окаянный зубоскал!А уж солнышко-то село,И…» Тут море закипело:Появился чудо-китИ к Ивану говорит:«За твоё благодеяньеЯ исполнил обещанье».С этим словом сундучокБрякнул плотно на песок,Только берег закачался.«Ну, теперь я расквитался.Если ж вновь принужусь я,Позови опять меня;Твоего благодеяньяНе забыть мне… До свиданья!»Тут Кит-чудо замолчалИ, всплеснув, на дно упал.Горбунок-конёк проснулся,Встал на лапки, отряхнулся,На Иванушку взглянулИ четырежды прыгнул.«Ай да Кит Китович! Славно!Долг свой выплатил исправно!Ну, спасибо, Рыба-кит! —Горбунок-конёк кричит. —Что ж, хозяин, одевайся,В путь-дорожку отправляйся;Три денька ведь уж прошло:Завтра срочное число.Чай, старик уж умирает».Тут Ванюша отвечает:«Рад бы радостью поднять,Да ведь силы не занять!Сундучишко больно плотен,Чай, чертей в него пять сотенКит проклятый насажал.Я уж трижды подымал;Тяжесть страшная такая!»Тут конёк, не отвечая,Поднял ящичек ногой,Будто камушек какой,И взмахнул к себе на шею.«Ну, Иван, садись скорее!Помни, завтра минет срок,А обратный путь далёк».Стал четвёртый день зориться.Наш Иван уже в столице.Царь с крыльца к нему бежит.«Что кольцо моё?» – кричит.Тут Иван с конька слезаетИ преважно отвечает:«Вот тебе и сундучок!Да вели-ка скликать полк:Сундучишко мал хоть на вид,Да и дьявола задавит».Царь тотчас стрельцов позвалИ немедля приказалСундучок отнесть в светлицу,Сам пошёл по Царь-девицу.«Перстень твой, душа, найдён, —Сладкогласно молвил он, —И теперь, примолвить снова,Нет препятства никакогоЗавтра утром, светик мой,Обвенчаться мне с тобой.Но не хочешь ли, дружочек,Свой увидеть перстенёчек?Он в дворце моём лежит».Царь-девица говорит:«Знаю, знаю! Но, признаться,Нам нельзя ещё венчаться». —«Отчего же, светик мой?Я люблю тебя душой;Мне, прости ты мою смелость,Страх жениться захотелось.Если ж ты… то я умруЗавтра ж с горя поутру.Сжалься, матушка царица!»Говорит ему девица:«Но взгляни-ка, ты ведь сед;Мне пятнадцать только лет:Как же можно нам венчаться?Все цари начнут смеяться,Дед-то, скажут, внуку взял!»Царь со гневом закричал:«Пусть-ка только засмеются —У меня как раз свернутся:Все их царства полоню!Весь их род искореню!» —«Пусть не станут и смеяться,Всё не можно нам венчаться, —Не растут зимой цветы:Я красавица, а ты?..Чем ты можешь похвалиться?» —Говорит ему девица.«Я хоть стар, да я удал! —Царь царице отвечал. —Как немножко приберуся,Хоть кому так покажусяРазудалым молодцом.Ну, да что нам нужды в том?Лишь бы только нам жениться».Говорит ему девица:«А такая в том нужда,Что не выйду никогдаЗа дурного, за седого,За беззубого такого!»Царь в затылке почесалИ, нахмуряся, сказал:«Что ж мне делать-то, царица?Страх как хочется жениться;Ты же, ровно на беду:Не пойду да не пойду!» —«Не пойду я за седова, —Царь-девица молвит снова. —Стань, как прежде, молодец,Я тотчас же под венец». —«Вспомни, матушка царица,Ведь нельзя переродиться;Чудо бог один творит».Царь-девица говорит:«Коль себя не пожалеешь,Ты опять помолодеешь.Слушай: завтра на зареНа широком на двореДолжен челядь ты заставитьТри котла больших поставитьИ костры под них сложить.Первый надобно налитьДо краёв водой студёной,А второй – водой варёной,А последний – молоком,Вскипятя его ключом.Вот, коль хочешь ты женитьсяИ красавцем учиниться, —Ты без платья, налегке,Искупайся в молоке;Тут побудь в воде варёной,А потом ещё в студёной,И скажу тебе, отец,Будешь знатный молодец!»Царь не вымолвил ни слова,Кликнул тотчас стремяннова.«Что, опять на окиян? —Говорит царю Иван. —Нет уж, дудки, ваша милость!Уж и то во мне всё сбилось.Не поеду ни за что!» —«Нет, Иванушка, не то.Завтра я хочу заставитьНа дворе котлы поставитьИ костры под них сложить.Первый думаю налитьДо краёв водой студёной,А второй – водой варёной,А последний – молоком,Вскипятя его ключом.Ты же должен постаратьсяПробы ради искупатьсяВ этих трёх больших котлах,В молоке и в двух водах». —«Вишь, откуда подъезжает! —Речь Иван тут начинает. —Шпарят только поросят,Да индюшек, да цыплят;Я ведь, глянь, не поросёнок,Не индюшка, не цыплёнок.Вот в холодной, так оноИскупаться бы можно,А подваривать как станешь,Так меня и не заманишь.Полно, царь, хитрить, мудритьДа Ивана проводить!»Царь, затрясши бородою:«Что? рядиться мне с тобою! —Закричал он. – Но смотри!Если ты в рассвет зариНе исполнишь повеленье, —Я отдам тебя в мученье,Прикажу тебя пытать,По кусочкам разрывать.Вон отсюда, болесть [32] злая!»Тут Иванушка, рыдая,Поплелся на сеновал,Где конёк его лежал.«Что, Иванушка, невесел?Что головушку повесил? —Говорит ему конёк. —Чай, наш старый женишокСнова выкинул затею?»Пал Иван к коньку на шею,Обнимал и целовал.«Ох, беда, конёк! – сказал. —Царь вконец меня сбывает;Сам подумай, заставляетИскупаться мне в котлах,В молоке и в двух водах:Как в одной воде студёной,А в другой воде варёной,Молоко, слышь, кипяток».Говорит ему конёк:«Вот уж служба так уж служба!Тут нужна моя вся дружба.Как же к слову не сказать:Лучше б нам пера не брать;От него-то, от злодея,Столько бед тебе на шею…Ну, не плачь же, бог с тобой!Сладим как-нибудь с бедой.И скорее сам я сгину,Чем тебя, Иван, покину.Слушай: завтра на заре,В те поры, как на двореТы разденешься, как должно,Ты скажи царю: «Не можно ль,Ваша милость, приказатьГорбунка ко мне послать,Чтоб впоследни с ним проститься».Царь на это согласится.Вот как я хвостом махну,В те котлы мордой макну,На тебя два раза прысну,Громким посвистом присвистну,Ты, смотри же, не зевай:В молоко сперва ныряй,Тут в котёл с водой варёной,А оттудова в студёной.А теперича молисьДа спокойно спать ложись».На другой день, утром рано,Разбудил конёк Ивана:«Эй, хозяин, полно спать!Время службу исполнять».Тут Ванюша почесался,Потянулся и поднялся,Помолился на заборИ пошёл к царю во двор.Там котлы уже кипели;Подле них рядком сиделиКучера и повараИ служители двора;Дров усердно прибавляли,Об Иване толковалиВтихомолку меж собойИ смеялися порой.Вот и двери растворились;Царь с царицей появилисьИ готовились с крыльцаПосмотреть на удальца.«Ну, Ванюша, раздевайсяИ в котлах, брат, покупайся!» —Царь Ивану закричал.Тут Иван одежду снял,Ничего не отвечая.А царица молодая,Чтоб не видеть наготу,Завернулася в фату.Вот Иван к котлам поднялся,Глянул в них – и зачесался.«Что же ты, Ванюша, стал? —Царь опять ему вскричал. —Исполняй-ка, брат, что должно!»Говорит Иван: «Не можно ль,Ваша милость, приказатьГорбунка ко мне послать.Я впоследни б с ним простился».Царь, подумав, согласилсяИ изволил приказатьГорбунка к нему послать.Тут слуга конька приводитИ к сторонке сам отходит.Вот конёк хвостом махнул,В те котлы мордой макнул,На Ивана дважды прыснул,Громким посвистом присвистнул.На конька Иван взглянулИ в котёл тотчас нырнул,Тут в другой, там в третий тоже,И такой он стал пригожий,Что ни в сказке не сказать,Ни пером не написать!Вот он в платье нарядился,Царь-девице поклонился,Осмотрелся, подбодрясь,С важным видом, будто князь.«Эко диво! – все кричали. —Мы и слыхом не слыхали,Чтобы льзя похорошеть!»Царь велел себя раздеть,Два раза перекрестился,Бух в котёл – и там сварился!Царь-девица тут встаёт,Знак к молчанью подаёт,Покрывало поднимаетИ к прислужникам вещает:«Царь велел вам долго жить!Я хочу царицей быть.Люба ль я вам? Отвечайте!Если люба, то признайтеВолодетелем всегоИ супруга моего!»Тут царица замолчала,На Ивана показала.«Люба, люба! – все кричат. —За тебя хоть в самый ад!Твоего ради таланаПризнаём царя Ивана!»Царь царицу тут берёт,В церковь божию ведёт,И с невестой молодоюОн обходит вкруг налою.Пушки с крепости палят;В трубы кованы трубят;Все подвалы отворяют,Бочки с фряжским выставляют,И, напившися, народЧто есть мочушки дерёт:«Здравствуй, царь наш со царицей!С распрекрасной Царь-девицей!»Во дворце же пир горой:Вина льются там рекой;За дубовыми столамиПьют бояре со князьями.Сердцу любо! Я там был,Мёд, вино и пиво пил;По усам хоть и бежало,В рот ни капли не попало.
30
Вину – здесь причину.
31
Налой – аналой; во время венчания жениха и невесту обводили вокруг него.
Он силён – как буря Алтая,Он мягок – как влага речная,Он твёрд – как гранит вековой,Он вьётся ручьём серебристым,Он брызжет фонтаном огнистым,Он льётся кипучей рекой.Он гибок – как трость молодая,Он крепок – как сталь вороная,Он звучен – как яростный гром,Он рыщет медведем косматым,Он скачет оленем рогатым,Он реет под тучи орлом…
33
Стихотворение автор посвятил памяти А.С. Пушкина.
Василий Андреевич Жуковский (1783–1852)
Жуковский Василий Андреевич родился в Тульской губернии. Из тульского пансиона был отчислен за неуспеваемость. Но в 1797 году 14-летний Жуковский поступил в московский благородный университетский пансион, который окончил с серебряной медалью. В 1812 году Жуковский вступил в московское ополчение и участвовал в боях. В конце 1812 года Жуковский получает награду за Бородино – боевой орден Святой Анны 2-й степени. В это же время он публикует поэму «Певец во стане русских воинов», которая прославила имя Жуковского по всей России больше, чем все его предыдущие труды.
В июле 1824 года Жуковский назначается воспитателем 6-летнего наследника российского престола, великого князя Александра Николаевича. Жуковский был прекрасным преподавателем и воспитателем. В дальнейшем он много раз, навлекая неудовольствие Николая I, через молодого наследника Александра добивался улучшения тяжёлого положения декабристов, сосланных в Сибирь.
По просьбе семьи Гончаровых пытался не допустить дуэли между Пушкиным и Дантесом. Вечером 27 января 1837 года Жуковский получает известие о дуэли и смертельном ранении Пушкина и до кончины поэта почти неотлучно находится в его квартире. После смерти Пушкина становится опекуном детей поэта и, по словам современников, «ангелом-хранителем» семьи.
Умер в Светлое Христово воскресенье в Баден-Бадене. Тело было перевезено в Россию и погребено в Петербурге на кладбище Александро-Невской лавры.
Песня
Розы расцветают,Сердце, отдохни;Скоро засияютБлагодатны дни.Всё с зимой ненастнойГрустное пройдёт;Сердце будет ясно;Розою прекраснойСчастье расцветёт.Розы расцветают —Сердце, уповай;Есть, нам обещают,Где-то лучший край.Вечно молодаяТам весна живёт;Там, в долине рая,Жизнь для нас инаяРозой расцветёт.
Иван Андреевич Крылов (1769–1844)
Иван Андреевич Крылов родился 13 февраля 1769 года в Москве в семье бедного армейского капитана. По долгу службы семья часто меняла место своего жительства; вскоре после рождения сына переехала в Оренбург. А когда отец вышел в отставку, семья поселилась в Твери. Грамоте Крылов выучился дома, французским языком занимался в семействе состоятельных соседей. Отец очень рано умер. Мать с двумя маленькими детьми осталась без средств к существованию. Крылову с десяти лет приходится работать – его определяют переписчиком казённых бумаг. Став постарше, он любит бродить по торговым площадям, любит кулачные бои, народные забавы. Народная речь, пересыпанная прибаутками, ему особенно нравится, легко и надолго запоминается.
Когда положение становится совсем тяжёлым, семья принимает решение ехать в Петербург, хлопотать о пенсии. Здесь Крылов устраивается на работу мелким чиновником и продолжает заниматься самообразованием: он учит итальянский, английский, древнегреческий языки, играет на скрипке. Уже в это время Крылов начинает сочинять. Правда, первые произведения для большой публики прошли совершенно незамеченными.
В 1801 году в Петербурге впервые была поставлена на сцене пьеса Крылова «Пирог», которая имела успех. В это же время появляются первые переводы басен Лафонтена. В 1809 году вышел в свет первый сборник басен Крылова, принёсший ему известность. Язык его басен был таким ярким и остроумным, что многие строки стали поговорками.
С этого времени жизнь его – ряд непрерывных успехов и почестей. 16 декабря 1811 года он избран членом Российской Академии. В 1812 году Крылов стал библиотекарем только что открывшейся Публичной библиотеки, где прослужил 30 лет, выйдя в отставку в 1841 году. Крылов оказался очень хорошим собирателем книг и был окружён всеобщим почитанием.
Умер Крылов в Петербурге. В день похорон друзья и знакомые И.А. Крылова вместе с приглашением получили по экземпляру изданных им самим басен, на которых под траурною каймою было написано: «Приношение на память об Иване Андреевиче, по его желанию».
Мышь и Крыса
«Соседка, слышала ль ты добрую молву? —Вбежавши, Крысе Мышь сказала, —Ведь кошка, говорят, попалась в когти льву?Вот отдохнуть и нам пора настала!» —«Не радуйся, мой свет, —Ей Крыса говорит в ответ, —И не надейся по-пустому!Коль до когтей у них дойдет,То, верно, льву не быть живому:Сильнее кошки зверя нет!»Я сколько раз видал, приметьте это сами:Когда боится трус кого,То думает, что на тогоВесь свет глядит его глазами.