Университет
Шрифт:
— Я знаю, ты тоже заметил, — сказал Хоуви. Джим даже остановился.
— Я ничего не... — смущенно начал он, потом осекся и признался:
— Да, заметил.
Хоуви зашевелился в кресле, пытаясь устроиться поудобнее. Его лицо исказилось гримасой боли. Он сделал глубокий вдох и посмотрел на Джима. Говоря о переменах к худшему, он имел в виду и себя.
— Дружище, этим летом мне хреново пришлось, — сказал Хоуви.
Впервые он заговорил о том времени, которое они провели раздельно. И у Джима неприятно сжалось сердце в груди.
— Расскажи мне про лето.
— Да что там рассказывать...
— Ну, валяй.
— Началось с судорог После окончания занятий появились приступы. Таких поганых судорог и так долго у меня еще никогда не бывало. Думал, Богу душу отдам. Сейчас полегче... но не намного. — Хоуви отвел глаза. — Я уж совсем было приготовился. Решил про себя: "Ну вот, конечная остановка".
— И поэтому не приехал ко мне в Аризону?
— Да.
— Почему ты не написал мне? Почему скрывал?
— Не знаю... Лето только начиналось... Я решил не портить тебе настроение. Зачем тебя попусту волновать?
— Что за дурная деликатность! Я, по-твоему, кто? Чужой тебе человек?
— Нет, не чужой. Но... в конце концов это ведь моя проблема...
Джим нервно облизал губы и сделал глубокий вдох.
— Честно говоря, я думал, что твоя болезнь... ну... остановлена. У меня и в мыслях не было, что тебе может стать хуже.
— Когда доктора впервые поставили диагноз, они сказали моим родителям, что я вряд ли доживу до двадцати одного года. Если очень и очень повезет — протяну до тридцати. — Он произнес это обычным деловитым голосом, ровным голосом — без всяких всхлипов. Джим не мог не восхититься мужеством своего друга, его умением держать себя в руках. — Я с раннего детства знал, что мне жить совсем недолго. Это просто факт в ряду фактов. И со временем я кое-как привык к нему.
— Привыкнуть-то ты привык. Но смириться с таким фактом никогда не получится.
— А я и не смирился. Просто принял к сведению. Все равно деваться некуда. Правде надо смотреть в лицо.
— Но как же можно жить изо дня в день с таким знанием? Как можно вести при этом нормальное существование? Ходить в университет, выполнять домашние задания и контрольные работы... к тому же тратить время на работу в газете! Как тебе удается делать вид, что все это имеет какой-то смысл? Я хочу сказать, если бы у меня была смертельная болезнь... то есть, черт... ну, если бы меня так скрутило... я бы в тот же момент бросил университет к чертовой матери и попытался бы сделать... что-то такое... что-нибудь этакое... Как-то обогатить свой опыт, испить жизнь до конца, испробовать все ощущения. Хоуви философски усмехнулся:
— Ну, в инвалидной коляске трудновато обогащать опыт и испытывать все ощущения... Но если смотреть в корень — смертный приговор висит над каждым. И над тобой тоже. Почему ты не суетишься? Ведь ты тоже умрешь. Зачем же ты тратишь столько времени на вещи, которые тебе безразличны? Почему не занимаешься самым-самым... чем-нибудь "этаким"?
— Если со мной не случится какого-нибудь несчастья, впереди у меня нормальная жизнь. А она вынуждает тратить бездну времени на безразличные тебе вещи, на всякую никчемную ерунду.
— То-то и оно, — сказал Хоуви. — Я хочу жить нормальной жизнью. И если безразличные вещи и никчемная ерунда тоже часть нормальной жизни, они мне в радость! Ребята моего возраста учатся в университете, заводят друзей, много общаются, у них
— Но разве тебе не хочется?..
— Чего? Победить в марафонском заезде инвалидных колясок? Забраться в инвалидной коляске на макушку Эвереста? И тем самым явить всему миру, что инвалиды на многое способны? — Он горестно мотнул головой. — Я ничего никому доказывать не хочу. Я такой, какой я есть. Я не образец мужества и несгибаемости. Я просто смирился со своим положением и как-то приспособился...
— Плыть по течению?
— Да, правильное выражение. Плыву, пока плывется.
Джим улыбнулся и кивнул, словно он что-то понял. На деле он ничего не понял. Просто у него возникло идиотское желание поменяться местами с Хоуви. Чтобы у него была мышечная дистония, а Хоуви жил на полную катушку. Наверное, Джиму было бы легче болеть, нежели выносить страдания друга. По крайней мере он не терзался бы оттого, что бессилен помочь, и его душу не разрывала бы жалость.
Глупая мысль!.. Хоуви справлялся со своим несчастьем как настоящий мужчина. Случись такое с Джимом, он не смог бы проявить столько выдержки и силы воли. На самом деле из них двоих — здорового и больного — сильнее духом был именно больной.
— Да, лето выдалось тяжелое, — продолжал Хоуви. — И не только из-за того, что ухудшилось мое состояние. Я собирался проходить практику в Центре планирования карьеры. Однако меня так скрутило, что пришлось отказаться от этой мысли. Тем не менее я оставался здесь и кое-что видел и слышал. Что-то тут меняется. Что-то нехорошее происходит. Люди стали намного хуже, подлее. Ну, не знаю, может, мне только чудится... Но люди здесь стали другими.
— Да, после общения с теми, на концерте, нельзя с тобой не согласиться, — сказал Джим.
— Конечно, не все так оскотинились, однако же... что-то переменилось и в студентах, и в преподавателях. — Хоуви хотел было посмотреть на здание студенческого центра, попытался повернуть голову, но ему было так больно, что он оставил эту попытку. — Похоже, здесь во всем появилось что-то странное. Даже объявления "требуются" стали какими-то чудными...
Друзья какое-то время молчали.
— Так что же происходит с университетом? — наконец спросил Джим.
— А шут его знает, — сказал Хоуви, нажимая кнопку на подлокотнике. Коляска покатилась вперед. — Ладно, давай удирать отсюда, а не то быдло из концертного зала вывалится прямо на нас.
— Пошли, — кивнул Джим.
Он положил руку на спинку инвалидного кресла, и друзья направились в сторону автостоянки.
2
Пятерка стоящих впритык зданий студенческой коммуны Тета-Мью весьма и весьма напоминала трущобы.
Сидя в своей машине, Рон Грегори оторопело осматривался.
В этих краях он никогда не бывал и поражался своему удивлению. Чего он ожидал — двухэтажных особняков с ухоженными газонами? Впрочем, глядя на ребят из этой коммуны, преимущественно загорелых мускулистых блондинов, которые обслуживали киоск коммуны в главном холле, он воображал, что они живут в аккуратных домах с чистыми коридорами и уютными комнатками — вечерами одеваются с иголочки и попивают белое вино, сидя на лужайках с прилично одетыми благовоспитанными девушками.