Унижение России: Брест, Версаль, Мюнхен
Шрифт:
1918 г. диктовал Германии выбор между двумя видами стратегии. Первый требовал перенести тяжесть имперской мощи на Восток, ассимилировать полученные от России приращения и ее саму, а на Западе занять оборонительную позицию. В духе этой стратегии в Петроград 29 декабря 1917 г. прибыли германские экономическая и военно-морская миссии во главе с графом Мирбахом и контр-адмирал Кейзерлингом. В апреле Мирбах прибыл в Москву уже в качестве полномочного посла Германии. Согласно второй стратегии активность на Востоке следовало приостановить и бросить все силы на сокрушение французского бастиона Запада, не преодолев который Германия не могла претендовать на мировую роль. Берлин вооружился второй стратегией.
Еще
Кайзер Вильгельм начертал 7 января: «Победа немцев над Россией была предпосылкой революции, которая сама по себе явилась предпосылкой появления Ленина, который явил собой предпосылку Бреста! То же самое случится и с Западом! Вначале победа на Западе и коллапс Антанты, затем мы выставим условия, которые они будут вынуждены принять! И эти условия будут сформулированы в соответствии с нашими интересами». Кайзер желал изъятия у Британии Гибралтара, Мальты и Египта. Поражение Запада в узловых центрах — во Франции и в Египте заставит его рухнуть. Позже Гинденбург признается, что у него были сомнения, но о них мир узнал лишь спустя годы[70].
Ведущий германский военный историк Г. Дельбрюк в конце 1917 г. пришел к выводу, что сильнейшей объединительной «скобой» союза России и Запада являлось убеждение, что с Германией невозможно договориться, что она никогда не ограничится небольшими результатами. «Мы должны посмотреть правде в глаза, мы имеем перед собой союз всего мира против нас — и мы не должны скрывать от себя, что для ослабления этой мировой коалиции мы должны подорвать тот их объединительный мотив, который покоится на утверждении, что Германия стремится к мировой гегемонии»[71].
ОТЧУЖДЕНИЕ РОССИИ
Союз с Западом был уже практически невозможен не только в свете социальной революции в России. Запад и Россия, равно как и центральные державы, претерпели внутреннюю поляризацию, делавшую международные союзы зависимыми от нового расклада сил в воюющих странах. Чиновник американского государственного департамента Филипс выделил три лагеря в противоборствующих государствах: «Империалистические круги, стоящие за продолжение противоборства между государствами, выступают за возвеличение собственной страны безотносительно к благосостоянию других государств. Они враждебны всем попыткам создать такую международную организацию, как Лига Наций. Фон Тирпиц, Гертлинг, Радиславов, Соннино и Тераучи являются типичными империалистами.
Либералы-националисты настаивают на том, что каждая нация имеет право считаться конечной величиной. Они поэтому надеются установить наднациональную власть над народами. Президент Вильсон, полковник Хауз, Артур Гендерсон, Альбер Тома и Шейдеман являются ведущими либералами мира.
Социальные революционеры являются открытыми интернационалистами. Они не беспокоятся об этой войне, их внимание обращено на классовую войну, последствие первой. Их видение будущего содержит мир, в котором национальные линии стираются и где правит международный пролетариат. Типичными социальными революционерами являются Ленин, Троцкий, группа «Аванти» в Италии, группа «Спартак» в Германии, «Индустриальные рабочие мира» в Соединенных Штатах»[72].
Важно отметить, что Запад еще держался за единство России. Нигде, ни в декларациях Вильсона, ни в заявлениях Ллойд Джорджа и Клемансо не было слов о признании независимости Финляндии, балтийских государств, Украины, закавказских новообразований. Запад долго придерживался принципа, что все эти вопросы являются внутренним делом России. И если кайзеровская Германия не скрывала планов расчленения России, то Запад оставался защитником ее единства. Никогда и нигде Запад не требовал от Временного правительства и от большевиков в первый год их правления обещания независимости одной из частей России.
В декабре 1917 г. ведущие дипломаты Временного правительства — Б. Бахметьев (посол в Вашингтоне) и В. Маклаков (посол в Париже) — и старые царские дипломаты созвали т. н. Конференцию послов, задачей которых стала защита русских интересов на Западе. В январе 1918 г. Б. Бахметьев заверил госсекретаря Лансинга в «единстве взглядов различных русских фракций, от умеренных консерваторов до национальных социалистов», в отношении международного положения России. «Был создан «священный союз», имеющий прямые связи «со всеми центрами Национального движения в России»[73]. Создатели союза России с Западом — бывшие министры иностранных дел А.И. Извольский, С.Д. Сазонов и М.В. Гирс — верили, что со скорым падением большевиков Россия снова встанет на путь союза с Западом. Б.И. Бахметьеву удалось привезти в Париж первого премьера Временного правительства князя Г.Е. Львова. Князь Львов стал председателем русской конференции, а влиятельный среди кадетов Маклаков преуспел в приглашении в Париж НА. Чайковского из «северо-западного» правительства России (представлявшего лояльных Западу социал-демократов). Конференция приобрела определенную представительность, в ней мирно, руководимые патриотизмом, заседали представители старой, царской, России и новой — послефевральской. Бахметьев и его коллеги приложили немало усилий, чтобы убедить Запад в презентабельности парижского собрания.
Послы Временного правительства на конференции в Париже заявили, что являются единственными легальными представителями России за границей. Возможно, их попытка увенчалась бы определенным успехом, но борющиеся против большевиков на северо-западе, на юге и на востоке силы были слишком разобщены, и это лишило парижское совещание необходимого авторитета, никто не мог хотя бы приблизительно указать, какие силы внутри России они представляют.
Оставалось два больших вопроса: хватит ли этим политическим объединениям сил там, в России, на полях сражений свергнуть большевиков (1) и какая политическая сила окончательно воцарится в России после окончания социального эксперимента (2)? Русские вожди могли утверждать, что интересы России в любом случае будут защищаться со всем тщанием, но для Запада это звучало уже неубедительно.
АЛЬТЕРНАТИВА БОЛЬШЕВИЗМУ
Западноевропейцы видели шаткость своих позиций — ожидать пришествия в Петроград очередной правительственной смены уже не казалось верхом мудрости. Время и обстоятельства диктовали необходимость выбора во внутрирусской борьбе, и, пожалуй, первыми этот выбор сделали англичане. Если Запад не может скоординировать единую политическую линию, если Ленин готов подписать самый жестокий мир с немцами, если в Петрограде идет консолидация новой власти — тогда пассивное ожидание теряет смысл, следует подумать об альтернативе. По возвращении из Парижа Бальфур пришел к нелегкому выводу, что пассивное ожидание на руку лишь немцам. Западу, в свете бескомпромиссности позиции большевиков, следует заняться помощью их противникам.