Унижение России: Брест, Версаль, Мюнхен
Шрифт:
25 сентября 1919 г. Клемансо сказал во время ратификации Версальского договора: «Мы написали на своих знаменах слово «братство». Я не думаю, что в результате этого окружающие относятся к нам более по-братски». Приготовившимся к голосованию депутатам он сказал: «То, что вы собираетесь сегодня сделать, — это даже не начало, это начало начала — фраза, которая может быть высечена в основании каждого великого дипломатического договора. Крепко вбейте себе в голову, что данный договор являет собой только совокупность возможностей и его успех зависит от того, что вы сможете сделать с этими возможностями. Иными словами, не обвиняйте договор в собственных ошибках, смотрите на людей, исполняющих его. Этот договор — это не тот текст, цельность и значимость которого охраняет полиция. Те, кто наследует этот договор, обязаны будут исполнять сразу несколько
Клемансо объявил о своем решении покинуть правительство в декабре 1919 г. Сразу после парламентских выборов, которые дали в Национальной ассамблее большинство правому крылу — католикам, умеренным республиканцам, консерваторам. В самый последний момент Ллойд Джордж уговорил его бросить шляпу на президентские выборы в январе 1920 г. Клемансо не проводил собственной кампании. Победил Поль Дешанель, которого немедленно поразил инсульт, — третий полуживой лидер на мировой сцене. Клемансо путешествовал, затем он купил шале на побережье Вандеи, весьма скромную хижину. Клемансо писал о цветах, о греках, о философии. Сложнее стало переписываться с Клодом Моне — великий художник слеп. Вот что пишет Клемансо Моне 5 декабря 1925 г.: «Работа, работа. Это самое прекрасное, что есть на свете»[622]. Клемансо уговаривал своего друга создать художественный монумент великим прошедшим событиям. Моне начал с двух «декоративных панелей», число которых довел до двадцати восьми огромных полотен — «Нимфы» или «Водяные лилии» — символ жизни, смерти и воскрешения, история войны и мира[623].
Созданы были множество монументов, колоссальные кладбищенские комплексы, талант и скорбь творили незабываемое. Но одним из наиболее примечательных является молчаливый холл в Оранжерее, открытый Клемансо в год смерти Моне, где войну поразительно оттеняют пруды с синим, белым и зеленым.
И все же страшным фактом для Франции была ясность того, что, несмотря на все обещания, Британия уже не ринется на помощь Франции, если не будет иметь поддержки Соединенных Штатов[624].
ЛЛОЙД ДЖОРДЖ
Ллойд Джордж скорбел об отходе Клемансо от политических страстей. «Он жил в мире своих слов», — сказал великий валлиец. Казалось, что ему должен был нравиться похожий на него самого Аристид Бриан — с его быстрой реакцией, неукротимым очарованием, красноречием, интересующийся всем, сильный и в письме, и в устной речи. Но Клемансо выработал нечто «химически общее» с Ллойд Джорджем, чего не было у других французских политиков. Почему Клемансо согласился на военное присутствие французских войск в Сирии? Потому что он хотел видеть англичан в униформе расположившимися в Германии. Почему Клемансо оказывал такое жесткое давление на Ллойд Джорджа в вопросах о репарациях? Потому что хотел исключить британо-германское сближение. Почему Клемансо так упорно поддерживал поляков в их неправомочных территориальных притязаниях? Потому что видел, что Ллойд Джорджа Польша не интересует.
Особенностью Ллойд Джорджа было то, что он не хотел замыкаться в европейском микромире. Признаки этого были явственно видны уже в сентябре 1919 г., когда Ллойд Джордж посетил Париж и предложил закрыть (о том, что она работала, часто забывают) Версальскую конференцию. Предстояло еще ведь заключить мир с Австрией, Венгрией и Болгарией; решить немаловажные экономические проблемы; разрешить острые территориальные споры. Ллойд Джорджа остановили не французы. Глава американской делегации Фрэнк Полк немедленно связался с президентом Вильсоном, и Вудро Вильсон возмущенно телеграфировал с американского Дальнего Запада, что «было бы почти фатальным для всего состояния дел в мире увидеть уход англичан»[625].
Английская инициатива беспомощно провисла, но после ухода с французской политической сцены Клемансо британская политика в Европе потеряла всякую цельность. (Наиболее наглядно об этом говорит реакция Лондона на германскую политику Парижа в 1920–1937 гг.) Часть вины, вне всякого сомнения, падает на американцев — отказ ратифицировать Версальский договор. Клемансо спросил Полка, кто из американцев останется. Последовал ответ: «Не останется никто». Лорду Дерби Клемансо сказал: «Что же делает Всемогущий, если не защищает таких людей?»
А Ллойд Джорджу не нравилась «мировая» организация, которая занималась одной Европой. И он предпринял еще одну попытку выйти из союза, который победил в мировой войне. Ее, собственно, за него осуществил ведущий британский экономист с книгой «Экономические последствия мира». Кейнс писал со страстью. Он сам определил свою цель как «свирепая атака на мирный договор и предложения по будущему устройству мира»[626]. Кейнс начинал писать с восьми утра до полудня, а после ленча занимался в саду. Тысяча слов в день, и книга закончена к первой годовщине перемирия. Некоторые из друзей просили его снизить накал аргументации, но Кейнс хотел жесткого разговора. Даже мать просила сгладить две последние главы — «в них слишком много апокалиптических предсказаний в стиле пророка Иеремии». Генерал Сметс просил «быть конструктивнее». Другие считали, что книга ставит под вопрос американские кредиты европейцам. Кейнс отвечал, что ему нужна «только безжалостная правда»[627].
Главный смысл знаменитой книги Кейнса в том, что битвы за территории и титанические усилия сохранить союзы — дело прошлого. Определяющим фактором будущего явится «экономическое и финансовое развитие региона»[628]. Европейское процветание всегда строилось на сложном балансе между прибыльностью торговли и угрозой слишком большого роста населения, зависящего от заморских поставок. Война разрушила это весьма тонкое равновесие, она выпустила на арену истории «старого мальтузианского зверя», грозившего Европе до начала промышленной революции. Ныне миллионы европейцев находятся в зоне угрозы голода. Главной задачей воссоздаваемого мира является не уточнение границ, а возвращение торговле роли двигателя международного развития. Остальное последует почти автоматически за этим главным. Версальский мир принес огромное разочарование. «Неужели это правда, — спрашивали тех, кто возвращался из Парижа, — неужели договор так плох, как кажется?»[629] Расширение торговли с Германией следовало начинать со дня перемирия, с 11 ноября 1918 г., не обращая внимания на события на Востоке и на сонм нерешенных проблем.
Вместо того чтобы обращаться с Германией как с равным партнером, западные союзники пошли по тропе мести, по дороге, ведущей к обнищанию Центральной Европы. Кейнс без колебаний назвал Версальский мир «карфагенским». Неудивительно, что книга немедленно стала бестселлером в Германии.
Вся Европа обратила внимание на выписанные в книге Кейнса портреты. Клемансо, вопреки широко распространенному мнению, не был французским изданием Бисмарка. Таковым был президент Пуанкаре. Клемансо же боялся вернуться в 1870 год, он ненавидел Вторую империю Наполеона Третьего. Вудро Вильсона Кейнс подал как «старого пресвитерианина», руководствующегося принципами Пятикнижия. Одну фразу Вильсона Кейнс не престает повторять: «Осью всей структуры является торговля». Лигу Наций он назвал «общество спорщиков-полиглотов». Ни словом не упомянул о бушевавшей на Востоке Европы войне. Отверг как незначительный вопрос о том, «кто виновен в данной войне?». Хотя Германию этот вопрос будет в высшей степени волновать еще несколько десятилетий. Кейнс посвятил свою книгу «формированию общего взгляда на будущее». Эта книга оказала громадное воздействие на восприятие европейских событий целым поколением англичан. Его не презрели и не изгнали — напротив, его приглашали во все влиятельные клубы и квартиры. В его ближайшую компанию входили Остин Чемберлен, сэр Бэзил Блэкит и, особенно, сэр Джон Брэдбери, который в будущем окажет значительное воздействие на британскую политику. Важно: теперь требование взыскать с Германии максимальные репарации практически потеряло массовую поддержку. Тем более что в 1920 г. началась экономическая рецессия и даже заклятые враги Германии стали признавать, что у европейской экономики общее будущее.
Члены Комиссии по репарациям снизили требуемую у Германии сумму с 226 млрд. золотых марок (выплачиваемых в течение сорока двух лет) до 132 млрд. золотых марок[630]. (В мае 1921 г. общая сумма репараций была фактически понижена до 50 млрд. золотых марок.) Сторонники Кейнса заговорили о моратории на германские репарации. Даже Ллойд Джордж заговорил об экономической реконструкции Европы, причем новыми столпами должны были стать Россия и Германия. 20 февраля 1920 г. премьер сказал в палате общин: «Наши попытки силой обратить Россию к здравому смыслу потерпели поражение. Я полагаю, мы можем спасти ее посредством торговли»[631]. Только Черчилль оставался неколебим: он не собирался «хватать волосатую лапу бабуина для рукопожатия и заключения торговой сделки»[632].