Упал. Очнулся. Папа!
Шрифт:
От сердца отлегло. Ну, в принципе, ничего страшного. С кем не бывает. Гораздо лучше того, что я уже успела себе представить в воображении.
— Этот рис был какой-то… дурацкий! — нарисовался в кухне хмурый Воронов, а за ним и дети вошли. — Что его там варить? Это же каша! Но он у меня сначала сбежал, а потом… прилип ко дну! В следующий раз, Даша, надо другой сорт брать. Нормальный!.. И что теперь? — поймал мой взгляд, когда я удивленно обернулась. — Пропала кастрюля?
— Не знаю. Позже посмотрю.
— Мам, ты не расстраивайся! Папа другую кашу
Кроме этой кастрюли у меня было еще две — маленькая, в которой можно разве что яйца сварить. И большая — на восемь литров. Мама однажды с собой привезла, чтобы детям в отпуске компоты варить, да так и оставила стоять без дела.
Заглянув в шкаф, я догадалась, что ей наконец-то нашли применение и закусила край губ, чтобы не рассмеяться. Только обвела взглядом кухню, потому что ни каши, ни кастрюли не нашла.
Странно.
— Она на балконе, сейчас принесу, — прочитал мои мысли Воронов. — Не хотел оставлять детей с горячим, — объяснил и ушел. А когда вернулся, смолчать все-таки не вышло.
Я с опасением подняла крышку и, увидев полную кастрюлю густой каши и застрявшую в ней ложку, ахнула.
— Андрей, да тут же на целый детский сад!
— И что? Подумаешь, вышло немного больше. Зато не подгорела.
— Больше?
— Сказал же: не рассчитал! Ты что теперь, не будешь есть?
— Мамочка, вкусно! — обняла меня за бедра Сонечка. — Мы туда масло положили, как ты! Стёпка целую пачку уронил!
— Сколько?!
— Ябеда! Я нечаянно! — повернувшись к сестре, нахохлился сын. — И папа бумажку достал, ясно?
— Мама, мы ее все вместе варили, она правда вкусная, — отозвалась Риточка. — Не ругай папу, он старался.
Ругать? А почему я должна его ругать? Да и кому под силу отругать Воронова? Разве что его деду и то, это еще спорный вопрос, кто кого.
Химчистки, гостиницы, дорогие рестораны… Господи, да этом мужчина, скорее всего, вообще первый раз в своей жизни что-то приготовил, а все потому, что остался за главного у руля моей семьи. А ведь запросто мог вообще ничего не делать.
В груди разлилось тепло. Даже если он меня после всего возненавидит, я больше не смогу на него обижаться. Никогда.
Я вымыла руки и расставила на столе посуду.
— Мамочка, мне первой! — запрыгала Сонечка рядом, отказываясь садиться за стол и протягивая мне свою тарелку. — Можно мне первой, пожалуйста!
Ложку из кастрюли достать не вышло, так что пришлось взять другую. Отковыряв от застывшего пласта комок каши, я положила его на тарелку дочери, и счастливая Соня тут же повернулась. Так быстро, что комок слетел с тарелки на пол и, ударившись о ножку стула, закатился под стол.
— Ой, Колобок убежал! — прыснул смехом Стёпка, Сонечка в ужасе распахнула ротик… А Риточка рассмеялась. Да так весело вышло у моей тихони, что и я, не сдержавшись, захихикала.
— Спасибо, Андрей! — по чистому велению души и сердца, потянулась к Воронову и поцеловала его в щеку. —
После ужина дети убежали, шеф поглядывал на меня задумчиво, явно выжидая момент начать разговор, и я под общий шумок трусливо сбежала от него в ванную комнату. Там, включив душ, заперлась, переоделась в домашние футболку и леггинсы, и набрала на сотовом номер Тамарки.
Подруга тут же приняла звонок и радостно отозвалась:
— Кричи ура, Петушок! У нас получилось! Спасибо Костику, подал идею! Это будет работа века! И не благодари, подружка, «так» я еще ни для кого в своей жизни не старалась!
Я прикрыла рот ладонью, бросила взгляд на дверь, и зашептала в гаджет:
— Не могу кричать, Том, Андрей услышит и тогда мне кранты!
— Тогда молчи и слушай! Всё равно я уже обо всем договорилась, теперь дело за твоим субчиком. К работе он может приступать хоть завтра! Его, красавчика, уже ждут не дождутся!
И Тамарка, рада стараться, всё выложила. Весь свой коварный план по уничтожение моей карьеры в «Сезаме» и вообще будущего в серьезных компаниях. После такого мне ни одно оправдание не поможет.
— Не-ет! — услышав предложение подруги, я пришла в ужас. — Только не это! Да вы там с Костиком что, оба с ума спятили?! Шеф же меня четвертует! Нет, он меня на полосочки покромсает! Медленно и с наслаждением! Неужели нельзя было что-то поприличнее найти?
— Нельзя, Дашка! Мы тут мозги чуть не сломали, а она недовольна! Ну, сама подумай, куда его впихнуть с его исходными данными? Свое инкогнито ему раскрывать нельзя, документов у него нет, а о каких-либо его профессиональных навыках мы не в курсе. Да, может, он вообще ничего не умеет, кроме как костюмы менять и секретарей третировать!
— Но, Томочка, — взмолилась я, представив, какое потрясение ждет шефа, — он же придет в ужас и сбежит с такой работы! И что потом делать?
— А ничего не делать. Даже хорошо, если сбежит! Вот и пусть, разочарованный в себе, сидит дома и ковыряется в собственном я, пока все не вспомнит. Да ты мне еще спасибо скажешь, Петушок!
Ох, сомневаюсь.
— Нет, Том, я на такое пойти не смогу!
— Ну, как хочешь, — обиделась Мелешко. — До завтра еще можешь подумать, а других предложений у меня для тебя нет. Адрес я сказала, и о Воронове руководство предупредила. В случае чего, группу ему организуют быстро, им все равно отчет нужен.
— Томочка, а если они заподозрят неладное?
— Не заподозрят. Они в курсе, что человек находится на вынужденной реабилитации. По легенде он лечится от феминофобии, из-за которой потерял память. А моя служба помогает ему социализироваться.
— От чего? Какой еще фобии?!
— Ну, от боязни женщин. Представляешь, и такое бывает.
— Томка!
— И не кричи на меня, Дашка! Я тут ни при чем! Это всё Костик виноват! Говорит, это твоему Воронову за то, что он его перед всем двором на задницу в снег посадил, и не извинился!