Упасть еще выше
Шрифт:
Она выключила компьютер, подошла к двери и прислушалась. В коридоре было тихо. Лена приотворила дверь и выглянула – пусто. Выскочила из кабинета и быстро пошла, почти на носках, чтобы не стучали каблучки. Оставалось преодолеть лишь несколько метров, чтобы выбраться в холл, за которым был стеклянный тамбур со стойкой охранника. Но это были самые страшные метры, потому что надо было проскочить мимо кабинета Ковальчук. И когда Лена уже миновала дверь, сквозь которую доносились всхлипы, когда уже увидела спасительный тамбур, всхлипы вдруг прекратились, в коридор сквозь растворенную дверь кабинета ворвались звуки улицы, а вместе с ними – злобный и ненавидящий голос Риты:
– Все из-за тебя, гадина!
Зворыкина обернулась и уткнулась взглядом в полный презрения
– Я не понимаю, – изобразила недоумение Лена, – что-то произошло?
– Не понимает она! – всплеснула руками коллега. – Овцой прикидывается! А как чужих мужиков уводить!
– Мне чужого не надо, – попыталась объяснить Зворыкина, – у меня есть свой муж, лучше которого уже не встречу.
– Ну-ну, – усмехнулась Ковальчук.
– Удачи, – отозвалась Зворыкина и поспешила к стеклянному тамбуру.
Из-за стойки вышел охранник и шагнул навстречу.
– Что это было? – шепотом поинтересовался он.
– Да так, – отмахнулась Лена и тут же нашлась: – Психодрама по методу Якоба Морено, сеанс групповой психотерапии.
Она вышла на воздух и только тут поняла, что и Кадилов слышал крики Риты, но в коридор даже не выглянул. Выходит, дни Ковальчук сочтены – в институте Максима Максимовича она долго не задержится…
Войдя в квартиру, она увидела стоящего в прихожей Пышкина. Володя собирался уходить.
– Бегу, бегу, – сказал он, – на минутку заскочил, случайно мимо проезжал и вот…
Он посмотрел на часы, вздохнул, шагнул на лестничную площадку, нажал кнопку вызова лифта и лишь после это попрощался:
– До встречи. Надеюсь, все будет хорошо.
Лена закрыла дверь и спросила мужа:
– О чем это он?
Николай лишь пожал плечами.
Ночью она долго не могла заснуть. Лежала и вспоминала минувший день: Риту, берущую деньги с клиентов, и Кадилова, который наверняка знал об этом, но использовал сегодняшний случай как повод для ссоры. Скорее всего, Ковальчук права: Максим Максимович дал ей отставку и держать на работе тоже не собирается. А это значит, что на место Риты придет его очередная студентка или аспирантка.
– Не спишь? – шепотом поинтересовался муж.
– Не получается, – ответила Лена.
– И у меня. Пышкин приходил, разумеется, не просто так. Только он просил тебя не посвящать в наши дела. Но как я могу что-то от тебя держать в тайне? Короче говоря, он нашел частного инвестора. Тот готов дать не миллион, как я просил, а пять миллионов. Вернее, он даст пять, но три попросил вернуть сразу, потому что это неучтенные деньги – он их пустит на премии сотрудникам, чтобы не платить налоги, а нам, то есть мне, конечно, надо будет подтвердить их расходами на проект…
– Мне это не очень нравится.
– Мне тоже, – шепнул Коля, – но Пышкин сказал, что можно оформить договоры на покупку оборудования, которое у меня уже есть, то есть на собранные мною приборы и на комплектующие. Налоговая такие вещи не проверяет, достаточно представить само оборудование… А плановая налоговая проверка все равно только через три года, к тому же он пообещал закрыть любые вопросы, если они возникнут.
– Ты что же, собираешься с ним фирму открывать?
– У Володи уже есть такая. Он, правда, не может заниматься коммерческой деятельностью, и потому предприятие оформлено на его знакомого, но тот даже не пытается встревать в дела.
– Мне все это не нравится.
– Мне тоже. Я отказался, но Володька за голову хватался, говорил, что я людей подвожу. Механизм уже запущен – у инвестора, которого он целый месяц окучивал, возникнут финансовые потери…
– Что нам до них? – шепнула Лена и поняла, что для мужа, который гораздо умнее и талантливее ее, эти инвестиции – единственный и, может быть, последний шанс реализовать свою мечту.
Он талантливый, может быть, даже гениальный изобретатель, не случайно Пышкин столько лет крутится с ним рядом. Но Коля скромный: он и теперь-то попросил денег лишь после того, как она сама посоветовала
– Откажись, – шепнула Лена, обнимая мужа.
– Я это уже сделал, – напомнил он.
Глава 9
Муж явно что-то скрывал. Понятно было, что ничего криминального у него за душой нет – он оставался прежним, как всегда, они беседовали по вечерам, но он меньше стал говорить о своей работе и вообще выглядел если не торжественным, то немного напряженным. Несколько раз кто-то звонил ему на мобильный, и Коля, который обычно ничего не скрывал от жены, выходил беседовать в другую комнату. Возвращаясь, извинялся и объяснял, что просто не хотел никому мешать своей болтовней. Но прежде ему никто никогда не звонил с каким-нибудь пустым разговором. Лена понимала, что Пышкин наверняка нашел инвестора, а муж не делится с ней этой новостью, чтобы не спугнуть удачу. Она не задавала вопросов, делала вид, будто ничего не замечает, но волновалась и молила Бога, чтобы все наконец решилось. Впрочем, волновалась она серьезно и не понимала отчего. Словно было какое-то предчувствие – предчувствие чего-то такого, что должно изменить их жизни и, может быть, не в лучшую сторону. Лена старалась ни о чем не думать, гнала от себя мысли об инвестициях, старалась не вспоминать даже имени Пышкина, чтобы не возникало ассоциаций. Но как его не вспоминать, если начала постоянно звонить Топтунова и делиться своими достижениями! То ей Пышкин купил норковый полушубок, то подарил просто так, без всякого повода, колечко с рубином, то пообещал в скором будущем удивить ее чем-то, и теперь Ирка мучилась, не зная, какой сюрприз ее ожидает. Все время звучало: «Володя, Володя, Володя…» Это не раздражало, но слушать все время об одном и том же было утомительно, и к тому же разговоры отнимали много времени. А ведь Лена по-прежнему работала над рукописью книги Кадилова. Теперь Максим Максимович регулярно прочитывал все написанное, делал пометки и указывал места, где надо что-то исправить. Таких мест было немного, и чаще всего Кадилов говорил, что сам потом это сделает.
Однажды он зашел в кабинет Лены, попросил последнюю распечатку, но, взяв в руки, задумался.
– Вы сделали небольшое отступление о половых пристрастиях Гитлера… И потом, возвращаясь к теме «вожди и сексуальность»…
– Я не хотела касаться этого вопроса, – попыталась объяснить Зворыкина, – просто, когда…
Но Кадилов не слушал.
– Весьма обширная тема, я давно собираю материалы по ней. А тут, кстати, все тот же американский издатель позвонил и спросил, нет ли у меня чего-нибудь в подобном роде. Пришлось сознаться, сказать, что имеются кое-какие наработки. Так он мне книгу заказал. То есть не заказал, а пообещал подготовить контракт, после того как я сдам эту рукопись. Причем сказал, что в свете нынешней толерантности взгляд на фюрера как на злодея может быть пересмотрен. В нынешней Европе, да и не только, гомосексуальность или педофилия – это не порок, не болезненная распущенность, а нормальная сторона половой жизни современного человека. И если я, то есть мы с вами сможем убедить читателя в том, что все военные преступления Гитлера – не что иное, как сублимация, попытка подавить в себе то, что рвалось наружу, но что осуждалось тогда общественным сознанием… Как вы на это смотрите?
– Я пока занята другой книгой, – напомнила Лена.
– Конечно, конечно, – согласился Максим Максимович, – но все же учтите, что нам предстоит долгая совместная работа.
Вполне возможно, что он говорил это и Рите Ковальчук, которая была уверена, что ее работа в клинике Кадилова – это навсегда. А Максим Максимович уволил ее, вернее, предупредил об увольнении – дал две недели срока на сборы. Теперь Рита появлялась с заметным опозданием и редко досиживала до самого конца рабочего дня. Она не скандалила, но когда встречала в коридоре Зворыкину, отворачивалась, скорчив брезгливую гримасу. Разговаривать с ней и объясняться Лена не считала нужным, в конце концов, они не были близкими подругами – да и вообще никогда не дружили.