Уполномочен завершить, или Полицейские будни
Шрифт:
Я зажмурился, от едкого дыма слезились глаза, а легкие разрывались от боли. Едва подавив приступ кашля, я заглянул ей через плечо. Моему удивлению не было предела, старуха жгла книги, вырывая из них страницу за страницей. Разобрать, что это были за издания, я не мог, но сейчас это было неважно. Подпрыгнув к окну, я саданул по нему стоящим рядом стулом, и звон стекла, слился с воплем испуганно женщины.
– Где сын? – Заорал я, и ошеломленная, застигнутая врасплох, она указала пальцем наверх.
– Бегом туда! – Приказал
Мы остались вдвоем. Черный дым клубами вырывался наружу, очищая помещение. Я вдыхал чистый воздух, отхаркиваясь и отплевываясь, при этом не сводя глаз с Дягилевой. Она молча, зло прожигала меня взглядом.
– Что вам надо? – Наконец спросила она, словно змея, шипя и плюясь ядом.
– Хотел задать несколько вопросов. – Спокойно ответил я.
– Сейчас не самое подходящее время! – Парировала она. – Здесь немного дымно! – Ее голос, измененный респиратором, был глухим и далеким.
– Немного дымно? – Я начал злиться на нее, но старался держать себя в руках. Рано было открывать карты, тем более, что я ни в чем не был уверен. – Да здесь дышать нечем!
– Я решила сжечь все ненужное!
– Почему не сделать этого во дворе? Или кинуть в камин?
– Ну, во-первых, чтобы поскорее уничтожить все улики. – Раздался сзади голос Макса, позади которого часто и шумно дыша, маячил взлохмаченный Василий. – А во-вторых, – чтобы скрыть запах другого, более сильного запаха.
– И что это значит? – Спросил я, переводя взгляд с одного на другого. Все молчали.
Антонина Ивановна дрожащей рукой стянула с себя маску. Все лицо ее было перепачкано сажей. Лишь вокруг рта, по контуру дыхательного отверстия респиратора, оставалось чистое место. Какая удача! Я тут же достал бутылку, что дал мне Макс и со словами: «Уважаемая Антонина Ивановна, вы испачкались, вам надо умыться», двинулся к ней, на ходу отвинчивая крышечку бутылки. Женщина в ужасе замахала руками, выкрикивая что-то нечленораздельное, а лицо ее исказилось в свирепой гримасе. Ее сын, отпихнув Макса, ринулся на помощь матери, загораживая ее собой.
– Не надо! – Кричал он. – У нее аллергия! Она сама… Я ее сам… Умоется позже…
– А чего тянуть?! – Я решительно отстранил его в сторону. И схватив лежавшее у плиты полотенце, обильно смочил его жидкостью. Старуха беспомощно закрылась руками, но я настойчиво отнял их от лица, и схватив ее за затылок слегка наклонил вперед. В это время, крайним зрением я уловил движение справа. Василий, выхватив из посудной вазы молоток для обработки мяса, замахнулся им на моего помощника.
– Макс, – заорал я во все горло, – сзади!
Сержант среагировал молниеносно. Он отскочил в сторону не оборачиваясь, чем возможно, спас себе жизнь. Молоток лишь скользнул по его плечу, и ударившись об пол, отлетел в сторону. В ту же секунду, сержант со всей силы врезал кулаком в лицо противника, и тот глухо хрюкнув, кулем свалился на пол, пуская носом красные пузыри. Макс тихо выругавшись, выхватил наручники, и заломив руки Дягилева за спину, защелкнул «браслеты» на запястьях.
Я вернулся к своей цели. С силой надавив на мокрую тряпку, несколько раз провел ею по лицу Антонины Ивановны.
Когда она выпрямилась, мы с Максом переглянулись. Глаза моего стажёра вылезли из орбит.
– Что это? – Ошеломленно прохрипел он, выпрямляясь, и выпуская из рук поверженного и распластавшегося на полу Василия.
Лицо старухи кардинально преобразилось. На нем не осталось морщин. Сошли и пигментные пятна, и родинки. Тонкие сухие губы превратились в пухлый розовый бантик, а нос из горбатого превратился в аккуратный курносый пятачок. Перед нами стояла, пусть и не сияющая чистотой, но вполне симпатичная молодая женщина.
– Ну и ну! – Только и сумел произнести Макс, непроизвольно потирая ушибленное плечо. – Кто это?
– Антонина Ивановна Дягилева. – Представил я красотку, пышущую ненавистью и гневом. На полу застонал Василий. Я перевел на него взгляд – перекошенное лицо, вытаращенные глаза, дрожащий подбородок, по которому стекали кровавые ручейки. Казалось он вот-вот начнет плакать. Я хмыкнул. Макс причмокнул губами, закрывая рот, и обретая былую уверенность. Он возвышался над Дягилевым, и казался огромной горой, против скрючившегося у него в ногах Василия.
Я кивнул в его сторону, и Макс, приняв, мой знак, как повод к действию, одним махом поднял того с пола и усадил на стул. «Сынок» плюхнулся с каким-то мерзким квакающим звуком. По щекам его текли слезы.
– Надо бы и этого гаврика умыть. – Проговорил я. – Не ровен час, и он изменит свое обличье.
– Как сказочна жаба! – Прохрипел Макс и потянулся за тряпкой.
Я перекинул ему бутылку, и Григорьев вылил на голову Дягилева все до последней капли, а затем быстро заелозил тряпкой по физиономии химика. Грим сошел как змеиная кожа. Перед нами сидел, изменившийся до неузнаваемости человек, один в один похожий на снимок, который прислали нам коллеги из Назаровки.
– Вот так-то лучше! – Радостно потер я руки, воздавая про себя хвалу Женьке: «Этот жук оказался прав! На все сто процентов, прав! Ладно с ним мы потолкуем позже – сейчас надо вызывать оперативников!
Я потянулся к телефону и коротко объяснился с Нестеровым
– Браво, Борис Петрович! – Громыхал полковник. – Премия и стол за мной!
– Не торопите события, Антон Петрович! Это успеется! Еще многое нужно прояснить.
Я отключился и повернулся к арестантам:
– Давайте проясним некоторые детали! – Сказал я, удобно усаживаясь на кресло, некогда занимаемое хозяйкой отеля. – Почему скрывались таким образом?