Упрагор, или Сказание о Калашникове
Шрифт:
Согласно мифу, Тантал воровал продукты со стола богов. А что делать, если ничего нет? Только на столе у богов и есть, у них, как известно, совсем другое снабжение.
Потому что у них распределение. Они сами распределяют, что кому. Внизу производство, наверху распределение. Поэтому наверху говорят: нужно лучше работать. А внизу говорят: нужно лучше распределять.
Внизу доказывали, что нужно изучать спрос. Но тот спрос, что вверху, был вверху известен, а тот, что внизу, вверху никого не интересовал. Какой там спрос, этот потребитель проглотит все, что ему ни кинешь. Тут уже не спрос определяет предложение, а одно предложение:
Сотрудники сектора то и дело бегали куда-то с сумками и авоськами, занимали друг другу очереди и простаивали в них лучшие часы своей жизни. Но вокруг них тоже все таинственно исчезало или просто не появлялось, столь же таинственно.
Это были поистине танталовы муки: всеобщее изобилие, а ничего не купить. Идешь вроде бы к магазину, вроде бы написано: «Магазин», а зайдешь внутрь – будто это не магазин, а совсем другое учреждение.
Поток бегущих сотрудников вынес Калашникова в коридор. Он снова вошел, но его снова вынесли. Махнув рукой на изобилие, он направился в соседнюю дверь.
5
В секторе мифической справедливости висел большой портрет знаменитого Прокруста, что означало признание его заслуг, тогда как отсутствие портрета означало признание его злодеяний.
Конечно, он уничтожил много людей, подгоняя их под свое прокрустово ложе, но ведь в этом заключалась идея всеобщего равенства. Хоть и варварскими методами, но Прокруст добивался равенства. И ученые мужи говорили: нет, мы Прокруста не отдадим.
Он хотел, чтоб все были равны. Правда, не все выдерживали такое равенство. Одних приходилось вытягивать, другим обрубать ноги. Да, он шел по трупам, но все же ушел далеко.
Однако трупы многих смущали. И они говорили: нет, мы Прокруста отдадим. И не только его отдадим, но и всех его пособников и приспешников.
И они уносили портрет Прокруста в чулан, а на его месте вешали слова писателя: «Все в человеке, все для человека!»
Но сама идея была хороша. До Прокруста еще никому не удавалось добиться такого всеобщего равенства. Прокруст по крайней мере служил идее. А чему служил потребитель Тантал?
Потребители не служат идеям, они служат только своим потребностям. И ученые мужи говорили: нет, мы им Прокруста не отдадим!
Вы посмотрите вокруг: ведь у нас одни потребители! Хоть бы кого-то взволновала идея – пусть жестокая, пусть бесчеловечная! И ученые мужи приносили из чулана портрет, а слова писателя возвращали в собрание его сочинений.
Если б отделить эту прекрасную идею от ее ужасного осуществления! Чтоб сама идея была, а осуществления – не было.
6
Он ходил по Дремотделу, из сектора в сектор, все больше погружаясь в удивительные мифические дела. То тут, то там его принимали за представителя и начинали отчитываться в якобы проделанной работе, причем отчет начинали с древнейших времен: «Вначале был хаос…»
Звучали отчеты примерно так: «Вначале был хаос. Товарищ Хоменко собрал сотрудников…»
В секторе мифического счастья обсуждался важный вопрос: что для чего является необходимым условием – любовь для счастья или счастье для любви. Учмуж, настолько старый, что в слове «любовь» не мог произнести правильно ни одной буквы, вследствие чего у него вместо любви получалась дружба,
В различных точках земли по-разному складываются отношения между географией и историей. Какое-нибудь крохотное государство, в котором географии почти не видать, имеет большую историю, которая в нем развивалась в ущерб географии, и это государству пошло на пользу. А у другого государства одна только география, сплошная география и ничего больше.
7
Сектор справок все еще был закрыт, и на двери красовалась та же табличка: «Скоро буду». Калашников еще походил по коридорам и этажам и где-то в подвальном закоулке оказался перед дверью с табличкой: «Отдел умолчания». Он вошел.
Комната была заставлена стеллажами с толстыми папками. Из-за стеллажа выглянул старенький сотрудник: «Ну, наконец-то! А я вас жду, жду… – Он вышел из-за стеллажа и внимательно разглядывал Калашникова. – Таким я вас и представлял. Таким и должен быть внук нашего великого неизобретателя».
Внук! Неужели Калашников вышел на своего дедушку? Не тот ли это дедушка, который кричал «ура!»?
Оказалось, не тот. Даже когда все кричали «ура!», дедушке удалось от этого воздержаться. Все кричали, а он воздерживался.
Так говорил старенький сотрудник. Молодость его совпала со временем больших исторических изобретений. В других науках изобретатели были в загоне, а в истории наоборот: в загоне были неизобретатели… И те в загоне, и те в загоне – это ж какой нужно иметь загон, подумал Калашников.
В истории писали, что хан Батый был прогрессивным для своего времени, поскольку укрепил и расширил татаро-монгольское государство. Изобретали события, факты, усовершенствовали исторических деятелей, которые для своего времени были пригодны, а для нашего требовали некоторых усовершенствований. Или, наоборот, годились для нас, хотя и были непригодны для своего времени.
Дедушке Калашникова еще повезло: самое трудное время он пересидел в тех местах, которые никогда не считались особенно отдаленными. Многие там пересиживали трудные времена. Пересиживал математик, занимавшийся отрицательными величинами,. Дедушка был выдающийся историк и мог такое в истории наизобретать… А он не изобретал. Он придерживался фактов, хотя факты в то время были все равно что камни на шее у историка: кто их придерживался, тот немедленно шел ко дну.
Есть такие факты, о которых история не только умалчивает, но хранит молчание, которое можно назвать гробовым, если не побояться этого зловещего слова. Особенно таких фактов много вблизи современности. Переходя из современности в историю, факты проходят карантин, который иногда затягивается надолго. Взять хотя бы материалы о Союзе Михаила Архангела. Очень любопытные материалы, но как Михаил Архангел против них возражал! Вот и отправили материалы в отдел умолчания.