Управляемая демократия: Россия, которую нам навязали
Шрифт:
Страх перед усилением влияния компартии стал одним из главных мотивов, которыми руководствовалась «профсоюзная элита», принимая свои дальнейшие решения. Но вместо того чтобы противопоставить противоречивой политике КПРФ собственную — более компетентную и последовательную, а потому и более отвечающую настроениям масс, профсоюзное руководство больше заботилось о том, чтобы продемонстрировать свою «умеренность» правительству. ФНПР образовала избирательный блок «Профсоюзы и промышленники России — Союз труда», объединившись с Российским союзом промышленников и предпринимателей и Объединенной промышленной партией. Велись переговоры и с Иваном Рыбкиным. Переговоры сорвались из-за несогласия по поводу количества профсоюзных работников в списке. Хотя участники «Союза труда» в декабре 1995 г. критиковали Ивана Рыбкина за недостаточную левизну и оппозиционность, год спустя и Рыбкин, и РСПП, и лидеры московских профсоюзов единодушно поддержали переизбрание Ельцина
Избирательная кампания «Союза труда» была впечатляюще провалена. Для целей предвыборной борьбы продали часть профсоюзного имущества (санатории и профилактории), причем расходование денег от этих продаж не контролировалось. Профсоюзные социологи публиковали результаты опросов, из которых следовало, что 43,3% членов профсоюзов (которые все еще составляли большинство работающего населения страны) твердо решили поддержать блок «Союз труда», а еще 37,9% колеблются, но могут поддержать в принципе, или лишь 9,4% будут голосовать за другие партийные списки. Результат оказался прямо противоположен предсказаниям. Блок «Профсоюзы и промышленники России — Союз труда» получил на выборах лишь 1,55% голосов. Это впечатляющее поражение, если учесть, что в ФНПР состояло 46 млн человек, а всего в выборах 1995 г. приняло участие 69 млн избирателей.
Многие ожидали, что поражение на выборах станет началом перемен в профсоюзах, но никто в ФНПР, несмотря на остроту внутренних разногласий, не осмелился «раскачивать лодку». Руководство федерации заявило: «поражения в декабре 1995 г. не было!» [120] Результаты голосования были оценены как великолепные. В то же время неудача на выборах была использована для инициирования кампании по ужесточению централизма в структуре ФНПР и в первую очередь по переподчинению всех финансов профсоюзов центральному аппарату в Москве. Исполком ФНПР принял резолюцию о профсоюзном единстве, резко ограничивавшую права членских организаций. 14 марта 1996 г. Генеральный совет ФНПР поддержал резолюцию 77 голосами против 21. Одновременно было решено преобразовать движение «Профсоюзы России — на выборы» в политическое движение «Союз труда». Председателем союза вместо Шмакова стал первый зампред ФНПР Вячеслав Гончаров. В последующие месяцы «Союз труда» не проявил особой активности, что вполне понятно: приближались президентские выборы, а лидеры ФНПР не решались ни выступать против Ельцина, ни открыто заявить о союзе с ним.
120
Рабочая политика. 1996. N° 4. С. 42.
Шмаков торжествовал. Хотя внутренняя оппозиция пошла на серьезную борьбу, лидеры ФНПР предупреждали, что всякое инакомыслие будет жестко наказываться. «Кто поднял меч раскола, тот должен знать, что от этого меча погибнет его собственное профобъединение» [121] . В декабре 1996 г. прошел III съезд ФНПР, укрепивший позиции руководства. Одновременно усилился выход трудящихся из «традиционных» профсоюзов.
«Альтернативные» профсоюзы разделились на несколько группировок. В 1995 г. некоторые объединения заявили о неучастии в выборах. Лидер НПГ Александр Сергеев вошел в «Блок Ивана Рыбкина». Учитывая прошлое НПГ, это свидетельствует о резком полевении профсоюза. До сих пор НПГ рассматривался не просто как «либеральный профсоюз». СОЦПРОФ поддержал на выборах еще один патриотический социал-демократический блок — «За Родину!».
121
Независимая газета. 16.03.1996.
Выборы 1995 г. стали исторической победой партий над профсоюзами. Несмотря на свое болезненное становление, политические партии оказались способны выразить настроения общества гораздо лучше, нежели сохранившиеся от прошлого профсоюзные организации. Выборы также показали, что корпоративизм, остававшийся социальной реальностью постсоветского общества, не стал в нем господствующим политическим фактором.
Бесчисленные мелкие группы вообще не имели никаких шансов, хотя всем почему-то казалось, что получить 5% ничего не стоит. Избирателю были предложены сразу несколько либеральных организаций, около дюжины левых и левоцентристских, псевдофеминистская коалиция «Женщины России» и даже совершенно невероятный избирательный блок работников жилищно-коммунального хозяйства. Для того чтобы участвовать в выборах, требовалось собирать подписи. Соответственно те, у кого были структуры на местах или деньги на оплату сборщиков подписей, легко могли попасть в избирательный бюллетень. В этом плане работники жилищно-коммунального хозяйства оказались просто в идеальном положении — кто же откажет в подписи людям, от которых зависит, как работает в твоей квартире канализация? Единственное, чего не учли сборщики подписей, это того, что голосование было тайным. Поставив свой автограф под подписным листом какой-нибудь невыразительной партии или блока, избиратель, запершись в кабинке, ставил крестик рядом с эмблемой ЛДПР или компартии. Маленькой сенсацией выборов стал результат «социал-демократического» блока, возглавлявшегося бывшим столичным мэром Гавриилом Поповым. Мало того, что Попов специально под выборы сумел из либерала переквалифицироваться в социал-демократа, он еще и голосов умудрился получить меньше, чем собрал подписей.
Победителем выборов 1995 г. стала КПРФ, завоевавшая большинство мест в Государственной думе. Если успех ЛДПР на выборах 1993 г. стал сенсацией, то триумф компартии в 1995 г. никого не удивил. Он произошел на фоне общего полевения в странах Восточной Европы, брюзжания средних слоев и усиливающегося раздражения провинциальных масс против кремлевского режима. Закономерный крах «Блока Ивана Рыбкина» сопровождался не менее впечатляющим провалом движения Черномырдина, которое еле смогло перейти пятипроцентный барьер, требуемый законом, а в территориальных округах провалилось почти повсеместно. В период 1996—1999 гг. число избирательных фальсификаций и нарушений будет нарастать стремительно — прямо пропорционально росту влияния местного начальства. В 1995 г. губернаторы еще не чувствовали себя полновластными хозяевами положения, многим из них предстояли собственные выборы. В результате голоса подсчитывались довольно честно — с катастрофическими для «партии власти» последствиями.
Либералы из «Демократического выбора России» получили даже меньше голосов, чем ультралевые. Несколько лучшие результаты были у левых либералов из движения «Яблоко»: его лидер Григорий Явлинский не скомпрометировал себя сотрудничеством с властью и участием в гайдаровских реформах. Провалился и Конгресс русских общин. В президентской гонке 1996 г. генерал Лебедь сумел занять третье место, но на думских выборах людям предлагалось голосовать не за харизматического генерала со зловещим голосом и полковым юмором, а за толпу безликих функционеров-кандидатов, к тому же постоянно ссорящихся друг с другом. Утешением для генерала послужило то, что политический капитал, накопленный в ходе этих баталий, можно было выгодно конвертировать на региональном уровне. Лебедь стал губернатором Красноярска, где царствовал вплоть до своей гибели в авиационной катастрофе.
Впрочем, успех КПРФ нельзя преувеличивать. Парадоксальным результатом нового, разработанного по инициативе кремлевских аналитиков избирательного закона, оказалось то, что компартия получила почти абсолютное большинство мест в Думе, не набрав и четверти голосов. Из более сорока соперничавших блоков и партий требуемый законом пятипроцентный барьер прошли лишь четыре — КПРФ, ЛДПР, «Яблоко» и «Наш дом — Россия», суммарно получившие чуть более 50%. В одномандатных округах, где для победы достаточно было простого большинства, некоторые кандидаты проходили, набрав 12—15% голосов. Коммунисты получили явное преимущество как самая крупная партия, имевшая стабильное влияние во всех регионах страны. Их уровень поддержки колебался от 15% в «белых» регионах (Москва, Петербург, Нижний Новгород и т. д.) до 30% в «красных» (нечерноземная Россия).
Коммунисты пришли в Думу 1995 г. крупнейшей партией с президентскими амбициями. Однако парламентские выборы в условиях ельцинской «второй республики» ничего не решали. Настоящая борьба должна была развернуться в 1996 г. вокруг выборов президента. И здесь власть проигрывать не собиралась.
В 1995 и 1996 гг. режим Ельцина явно ставил своей целью доказать, что Конституция работоспособна, что власть можно удерживать с помощью выборов, а оппозиционный парламент держать под контролем, не прибегая к стрельбе из танков. В целом эта задача была решена успешно, но фоном для избирательных баталий оказались кровопролитные сражения в горах Чечни. Более или менее демократические процедуры в столице дополнялись бомбардировками деревень и бесправием российских солдат на Кавказе.
Война в Чечне была начата накануне парламентских выборов 1995 г. Она призвана была стать «маленькой победоносной войной», поднимающей рейтинг власти. Победителей не только не судят, им прощают все — и стрельбу по парламенту, и развал экономики, и обнищание народа. Победоносного похода не получилось. Тем не менее по-своему чеченская война сработала на укрепление ельцинского режима — хотя и не таким образом, как первоначально планировали в Кремле.
В конце 1994 г. правительство Черномырдина преподнесло неожиданные подарки деловым кругам и населению. 2 декабря агенты Главного управления охраны (ГУО), своеобразной личной спецслужбы президента Ельцина, более часа избивали у дверей московской мэрии сотрудников МОСТ-банка — одного из самых влиятельных финансовых учреждений страны. Затем сотрудники ГУО затеяли драку с агентами ФСК (бывшего КГБ). После протестов банкиров президент пообещал разобраться и действительно разобрался — уволил в отставку начальника московского ФСК.