Управляемые
Шрифт:
На мгновение он прикрывает глаза и опускает голову, потом поднимает голову и открывает глаза. Бросает на меня взгляд, на лице сдержанная улыбка, в глазах — печаль, и бормочет:
— Спасибо.
Окидывает глазами дорогу и, дождавшись зелёного сигнала светофора, давит на газ.
16 глава
Наш поздний ужин греховно хорош. Колтон привозит меня в небольшой ресторан на пляже на шоссе №1 немного к северу от Санта-Моники. Несмотря на оживленную толпу народа субботним вечером, хозяйка, увидев Колтона, приветствует его
— Как часто ты здесь бываешь? — спрашиваю я с кривой усмешкой. — Или ты просто используешь тот факт, что хозяйка увлечена тобой, и поэтому нам предоставили самый лучший столик?
Он дарит мне свою усмешку, останавливающую сердце.
— Рейчел милая девушка. Её отец владеет этим местом. У него отсюда есть лестница на террасу на втором этаже. Иногда мы с ним поднимаемся наверх, чтобы выпить пару пива. Потрепаться. Сбежать от этого безумия, — он наклоняется ко мне и легко щёлкает пальцем по кончику моего носа. — Надеюсь, тебе здесь по вкусу? — спрашивает он.
— Определённо! Мне нравится расслабленность, — говорю я ему. Когда его ухмылка становится шире, а глаза темнеют, я взираю на него в замешательстве. — Что?
Он с весельем на лице делает глоток пива.
— Мне тоже нравится твоя расслабленность, только не в этой обстановке, — его намекающий тон будит в моём животе бабочек. Я хихикаю и игриво шлёпаю его. Он ловит мою руку, между делом поднося её к губам, а потом кладёт её себе на бедро, накрывая сверху своей рукой. — Нет, серьёзно, — поясняет он, — мне ближе уединённость, чем блеск и гламур образа жизни моих родителей и их ожидания. Моя сестра больше соответствует той гламурной среде обитания, нежели я, — он закатывает глаза, несмотря на чрезвычайное обожание на лице, появившееся у него при её упоминании.
— Сколько ей лет?
— Куинлан? Ей двадцать шесть, и она — настоящая заноза в заднице! — смеётся он. — Сейчас она учится в аспирантуре Университета Южной Калифорнии. Она напористая, властная, покровительствующая и…
— И она любит тебя до смерти.
Его лицо озаряется мальчишеской улыбкой, когда он кивает, соглашаясь:
— Да, верно, — и после некоторого раздумья выдаёт. — Это совершенно взаимное чувство.
Явная лёгкость в выражении любви к сестре от человека, не склонного показывать свои чувства, очаровывает меня. Колтон с удовольствием проявляет влечение и сексуальность, но ещё ни разу я не слышала, чтобы он так открыто выражал свои душевные порывы.
Прерывая наш разговор, появляется официантка, спрашивает у меня, готова ли я сделать заказ, хотя глаза её сосредоточены на Колтоне. Меня тянет признаться ей, что я понимаю её состояние, потому что сама нахожусь под влиянием его чар. Я до сих пор ничего не выбрала, поэтому смотрю на Колтона:
— Я буду то же, что выберешь ты.
Он взирает на меня с изумлением на лице:
— Их бургеры лучшие. Что думаешь?
— По-моему, звучит замечательно.
— Моя родственная душа, — дразнится он, сжимая мою руку. — Принесите нам, пожалуйста, два сёрф-гамбургера с картошкой фри и что-нибудь выпить, — говорит он официантке, а я пытаюсь вручить ей своё меню, и замечаю, насколько она взволнована Колтоном, обращающимся к ней.
— Ну, расскажи мне о своих родителях.
— Хо-хо, наступило время разговоров о Колтоне? — дурачится он.
— Ты получил своё, Ас. Теперь давай выкладывай, — не отступаю я, делая глоток вина.
Он пожимает плечами.
— Мой папа выходит за рамки всего, что окружает его в жизни. Всего. Он поддерживает меня, всегда
— Куинлан тоже приёмная?
— Нет, — качает он головой, допивая пиво. — Она родная дочь. Родители решили, что при их плотных графиках и частых разъездах одного ребенка будет достаточно, — он поднимает брови. — И тогда папа нашёл меня, — последнее заявление нарочито лёгкое, а боль, скрытая за этими словами, глубока.
— Тебе было тяжко? От того, что Куинлан родная, а ты приёмный?
Он раздумывает над ответом, отвернув голову и осматривая ресторан:
— Время от времени, думаю, я использовал это для получения выгоды. Но, узнав больше, понял, что мой папа не должен был приводить меня к себе домой в тот день, — он теребит этикетку на пустой бутылке. — Папа должен был сдать меня социальной службе, и Бог знает, что было бы дальше, потому как они — не самая эффективная организация. Но он так не сделал, — Колтон пожимает плечами. — Я вовремя вырос, чтобы понять, что они действительно любили меня, хотели меня, потому что, когда дошло до дела, они оставили меня у себя. Сделали частью своей семьи.
Я немного ошарашена откровенной честностью Колтона, потому что ожидала, что он уклонится от любых личных вопросов, как делает обычно относительно своих загадочных комментариев. Моё сердце разрывается от переживаний за маленького мальчика, которым он был. Я знаю — он скрывает потрясения, через которые прошёл, пока нашёл своё место в уже сложившейся семье.
— Каково это — расти с публичными родителями, на глазах у всей общественности?
— Полагаю, сейчас моя очередь вернуться к допросу, — шутит он, вытягивая и укладывая руку позади моего сиденья, и лениво накручивает на палец прядь моих волос. — Они приложили все усилия, чтобы изолировать меня и Куин от всего этого. В то время СМИ не были такими всемогущими, как сейчас, — пожимает плечами. — У нас были строгие правила и обязательные семейные ужины воскресными вечерами, когда папа не был в отъезде. Для нас кинозвёзды, приезжающие на барбекю, были просто Том и Рассел, как и любые другие люди, которых приглашают на семейную вечеринку. Мы не знали их никак по-другому, — он широко улыбается. — Боже, потом они испортили нас гнилой правдой, пытаясь наверстать упущенное за прошедшие с детства годы.
Колтон замолкает, когда приносят наш заказ. Мы благодарим официантку, добавляя приправы к нашим бургерам, и каждый погружён в свои мысли. Я удивляюсь, когда Колтон продолжает рассказ о своём взрослении.
— Боже, я был для них сущим наказанием, — признаётся он. — Постоянно создавал разного рода проблемы, последствия которых им приходилось разгребать. Не слушался. Восставал против их воли — на самом деле, против всего — когда у меня был хоть малейший повод.
Я откусываю от своего бургера, издавая довольный стон. На его лице мелькает улыбка:
— Я говорил тебе, что они лучшие!
— Божественно! — Я дожёвываю. — О-о-очень вкусно! — Вытираю уголок рта салфеткой и продолжаю выпытывать из Колтона информацию. — Итак, почему Донован? Почему не Уэстин, например?
— А почему Ас? — наносит он контрудар, сверкая мне воинственной усмешкой. — Почему не сладкий кексик или красавчик?
Я изо всех сил стараюсь не расхохотаться от слов, слетающих с его губ. Вместо этого склоняю голову, уставившись на него глазами, полными веселья, и морщу губы. Мне давно было любопытно, сколько времени ему понадобится, чтобы задать этот специальный вопрос.