Упрямица
Шрифт:
Мариано отвлек принцессу и Мерседес, чтобы Салм-Салм и Лусеро имели возможность поговорить свободно.
– Хотя, как мне известно, вы недолго пробыли при дворе, я все же вас запомнил, дон Лусеро.
– Вы делаете мне честь, сэр, что обратили на меня внимание, ведь я появился там только один раз и на весьма короткое время.
Принц изучающе посмотрел на своего собеседника, на шрам, пересекающий его щеку, и дотронулся пальцем до собственной багровой щеки, где виднелась такая же белая полоса, уходящая под пышные бакенбарды.
– Дуэльный шрам, как у нас говорят… –
– Память о беспечной молодости, – перевел Ник и тотчас спохватился, что допустил ошибку, когда пруссак понимающе кивнул. – А я заработал свой шрам в сражении с бандитами. Я командовал отрядом контргерильи четыре года. Там было смешение наций. Мой камрад из Вестфалии давал мне уроки немецкого, в основном – грубой ругани.
Все это было почти правдой, только лишь с одной разницей: с Кемпером – специалистом по немецким ругательствам – Ник повстречался не в Мексике, а в Иностранном легионе в Северной Африке.
– Весьма интересно, – заметил глубокомысленно принц, – ваше знание языков впечатляет.
Ник оглянулся на Мерседес, желая знать, слышала ли она реплики принца, но та была занята оживленной беседой с принцессой и Мариано.
– Война – великий учитель. И по многим предметам. Вы сами знаете, насколько жизнь солдата и офицера зависит от взаимопонимания с товарищами по оружию и подчиненными. В моем отряде было больше европейцев и североамериканцев, чем уроженцев Мексики.
– Странное дело эта война! – вздохнул принц. – Впрочем, мы собрались здесь не для того, чтобы вспоминать о ней.
Отгоняя нахлынувшую печаль, он тряхнул головой, и в темных густых волосах его мелькнула трагическая седая прядь. Видимо, непростой была жизнь этого захудалого принца, обвешанного медалями и орденами.
Он устремил взгляд на главный праздничный аттракцион. Пятеро пестро одетых танцоров плясали вокруг столба стофутовой высоты, на который вот-вот должны были залезть.
Дон Энкарнасион, завидев своих почетных гостей в обществе четы Альварадо, поспешил им навстречу:
– Я так и знал, что два воина найдут о чем поговорить. А ваши супруги обе говорят по-английски. Как все удачно получилось! Но простите, ваше высочество, если я отвлеку вас от беседы на некоторое время. Несколько гостей ожидают чести быть вам представленными.
Старый дон увел принца вместе с женой в толпу, но Мариано остался возле Мерседес.
– Принц Феликс весьма занятный человек, – проронил Ник, но со стороны Мариано никакого ответа на это замечание не последовало.
Тем временем представление началось.
Толпа разразилась «ахами» и «охами», как только танцоры, а вернее, акробаты, приступили к делу. Облаченные в тщательно, безупречно пошитые костюмы арлекинов ослепительно красного, зеленого, голубого, желтого и черного цветов, с пышными перьями на головных уборах, в усыпанных блестками масках, они казались одновременно и участниками древнего ацтекского действа, и артистами современного европейского кафе-шантана со всеми его ухищрениями.
Они кружились в медленном, изящном, исполненном высочайшего профессионализма танце вокруг шеста, потом стремительно и грациозно взобрались на самый его верх. Там каждый прикрепил к лодыжке веревочную петлю. Когда эта процедура завершилась, они поочередно оттолкнулись от шеста и очутились в воздухе. Все пятеро совершали резкие движения, изгибались в головокружительных переворотах.
Вращение становилось все стремительнее, а веревочные петли постепенно сползали по шесту вниз, к земле. Словно заколдованные, веревки не запутывались и не мешали полету в воздушном пространстве пятерых мужчин. Резкие взмахи руками и свободной от петли ногой происходили в определенном, завораживающем взгляд ритме, так что уже не видно было веревок, крепящих к шесту летающих плясунов.
Когда они все оказались в двух футах от земли, то, не прекращая танца, отсоединили веревки и продолжали кружение, взлетая в высоких прыжках.
Зрители наградили их бурей аплодисментов.
Мерседес была в восторге:
– Как замечательно! Я вспомнила цирковых акробатов, которых еще девочкой видела в Мадриде, но здешние танцоры – непревзойденные мастера.
Присоединившаяся к группе во время представления жена Мариано Урсула произнесла с многозначительным намеком:
– Принцесса Салм-Салм должна чувствовать себя как дома в их компании.
Супруг взглянул на нее с упреком, но ему все же пришлось пояснить:
– Моя жена имела в виду, что принцесса Агнес до свадьбы выступала в цирке.
– Там и углядел ее наш «дорогой Салми», – процедила Урсула с плохо скрытым злорадством. – Она скакала на неоседланной лошади в розовых обтягивающих панталонах. То, что ее приняли ко двору, произвело жуткий скандал. Моя тетушка Гонория говорит, что императрица ее возненавидела, но император и слышать не хочет, чтобы Агнес убрали с глаз долой.
– Хватит болтать, моя милая. Принц и принцесса – наши гости, и сплетни о том, что происходит при дворе императора, их уже утомили. – Мариано говорил мягко, но жесткость была в его взгляде.
Наблюдая за этой краткой стычкой между супругами, Ник размышлял: «Значит, все же существует нечто, что пробуждает в Мариано хоть какие-то эмоции – а именно юная, избалованная женушка».
Девица явно скучала в обществе мужа, охотно шла на ссоры и развлекала себя сплетнями. Может быть, более близкое знакомство с ней даст Нику возможность узнать то, что ему было поручено?
Если б только он мог избежать при этом ревности Мерседес. Зная ее характер, он предполагал, что она может выцарапать ему глаза за подобные вольности.
17
После танца у шеста дон Энкарнасион официально представил чету Салм-Салм, Феликса и Агнес, местным высокопоставленным чиновникам – нотаблям из Чиуауа и Соноры, которые специально были приглашены для этой церемонии. Почетные гости возглавили процессию, направившуюся в обеденный зал, где столы из полированного черного дерева длиной по пятьдесят футов были сервированы севрским фарфором. Гигантские скульптуры изо льда и вазы с георгинами, алыми тюльпанами и цинниями были расставлены на столах через короткие интервалы.