Упырь, или Жизнь после смерти
Шрифт:
Не только в их полку о нем ходили легенды, как он в одиночку голыми руками давил фрицев десятками, что, конечно, было хоть и правдой, но очень сильно преувеличенной. О том, что его не берут ни пули, ни осколки и что он выживет даже если снаряд упадет прямо ему на голову, при этом не получив даже царапины. И только сам Веня знал, что пули и осколки причиняют ему боль, прошивая его тело, но бешеная, иначе и не скажешь, регенерация штопает его быстрее любого доктора – быстрее, чем ранение успевает убить его. А байка про снаряд стала гулять по частям, когда после артобстрела и отбития очередной атаки, откопали заваленный близким взрывом окоп и нашли пять трупов, с оторванными частями тела. А среди всего этого ужаса – живого и совершенного невредимого Вениамина с измазанным в крови лицом. На нем и правда не было ни единой царапины, только вся одежда разорвана в клочья. И лишь он один знал, что тем взрывом ему оторвало руку и обе ноги, не считая менее тяжелых травм. Но к тому
Когда его откопали, друг Костя, их военврач, с изумлением осматривал его, тщательно ощупывал, не веря своим глазам. А Веня только смеялся, убеждая его, что он хорошо себя чувствует и что Костя его щекочет, а еще ему очень жрать хочется. Жрать и правда хотелось, регенерация требует много энергии. И если бы не кровь умирающих рядом солдат, которую он пил, именно пил, не используя клыки, боясь причинить умирающим боль, лишь приложив губы к хлещущим из ран струям, то регенерация бы шла несравнимо медленнее. Нет, тогда он не испытывал ни малейших сомнений, ибо знал, что они все равно умирают, чувствовал это каким-то образом, да и насмотрелся на фронте, и никто им уже не сможет помочь, а вот ему они помочь могут, пока еще жизнь теплилась в них и кровь не свернулась. Благодаря им он будет жить дальше и отомстит за каждого, это он знал твердо. Ему необходимо было закончить регенерацию до конца боя, пока все заняты отражением атаки. Потому что, если бы его откопали раньше, то что бы они подумали, глядя на то, что с ним происходит, на отрастающие на их глазах ноги и затягивающиеся раны? Тогда, пробираясь под землей, подобно кроту, и практически не нуждаясь в кислороде – того, что оставался в заваленном окопе ему хватало с излишком, он просил прощения у каждого из тех, чью кровь брал, а потом бережно закрывал им глаза. Если бы он понял, что раненый боец имеет хотя бы небольшую вероятность выжить, Веня его бы никогда не тронул, крови для восстановления сил вокруг хватало с избытком. Вот только все они были обречены.
Но для тела необходима была и простая еда, поэтому Данилов испытывал и обычный голод. Правда, не такой сильный, как он изображал Косте, но перекусить бы точно не помешало.
Веня тряхнул головой, отгоняя воспоминания и решил, что мысль о еде – это хорошая мысль, правильная. Он поправил за спиной рюкзак с полученным пайком и улыбнулся: в еде он стал очень непривередлив, почти не чувствуя ее вкуса и заботясь лишь о количестве нужных его телу калорий. Зато неожиданно пристрастился к хорошему вину, чего раньше за ним совершенно не наблюдалось. Да и где было взять такое вино советскому парнишке из небогатой семьи? А на фронте из горячительных напитков обычными были только водка да спирт.
Но сейчас он шел домой по разрушенному городу и думал о том, что придя, сразу достанет уже открытую бутылку «Zantho Trockenbeerenauslese» и с удовольствием употребит бокал золотистого, с ярко-желтыми бликами напитка. Он сделает первый глоток и, прежде чем проглотить, задержит вино во рту, наслаждаясь нотками желтого яблока, спелых косточковых фруктов, карамели и цветочного меда. Раньше он, пожалуй, и не смог бы различить все эти тонкие оттенки вкуса, но сейчас, когда все его чувства усилились до бритвенной остроты, Веня легко читал каждый, даже самый слабый намек на оттенок вкуса и запаха. Он мог бы рассказать об этом людям, самые тонкие дегустаторы из которых, не чувствуют и половину из того букета, что различает он. Но зачем рассказывать что-то тем, кто просто не способен понять его слов? Как рассказать о вкусе ананаса или манго тому, кто не то что не пробовал, но даже никогда не видел этих фруктов? Веня вспомнил анекдот о чукче, пытавшемся объяснить своему другу вкус апельсина, в жизни которого этот вкус не с чем было даже сравнить, и улыбка его стала еще шире.
С бокалом в руке Веня сидел в удобном кресле, оставшемся от бывших хозяев, и в очередной раз пытался анализировать события, произошедшие с ним год назад. Он многое теперь
Рудольф Битнер жил или, правильнее сказать, неким образом существовал в этом мире без малого двести лет, пока осиновый кол Вени не поставил точку в его судьбе. И за два века он понял и узнал многое. Нет, не всё, далеко не всё, но многое. Например, он так и не смог узнать, откуда появились вампиры, кто они такие, каким образом возможно вообще их существование. То есть, вопросы экзистенциальные так и остались для него секретом, несмотря на то, что Битнер, кажется, прочитал все, что написано о вампирах, от художественной литературы до народных сказаний и даже попыток неких исследований, в основном – средневековых.
Рудольф за свою долгую жизнь так и не встретил никого подобного себе, у кого можно было бы спросить, кому можно было бы задать мучившие его вопросы. А в том, что он прочитал и узнал, излагались разные версии: от восставших мертвецов до инопланетян и древних обитателей планеты – расы разумных, существовавших еще до появления первых людей. Версии интересные, но совершенно недоказуемые. Хотя одно в них было правдой – чтобы стать вампиром, обычному человеку нужно было сначала умереть. Но не просто умереть, а умереть от проглоченной или каким-то другим способом попавшей в организм крови вампира, которая является одновременно и ядом, мгновенно убивающим человека, и лекарством, оживляющим его. Оживляющим, правда, уже не таким, или не совсем таким, каким он был до смерти. Все зависит от концентрации, от количества попавшей в организм крови вампира – или ты просто умрешь, или умрешь и восстанешь.
Веня теперь это знал – тогда, на той поляне, убив старого вампира одним из немногих действенных способов, он и сам умер, когда кровь штурмбаннфюрера попала в его желудок. А пока он лежал мертвым его организм менялся, и изменения происходили на таком глубоком уровне, что, Веня теперь это тоже понимал, живой человек никогда не смог бы перенести такой перестройки всего тела, каждого органа. И только лишь тогда, когда изменения полностью завершились, тело Вени было вновь запущено, словно некий механизм, и жизнь вернулась к нему, но уже качественно совсем другой. Иными словами, Веня сегодняшний имел лишь внешний вид прежнего Вени, внутренне же являясь существом какого-то совсем другого вида – не человеком, а упырем. Но, как и передавший ему эстафету Рудольф Битнер, ничего не знающим о том, кто такие упыри, откуда взялись и есть ли кто-то еще в мире, подобный ему.
Он знал, что большинство из того, что писали об упырях, было либо полной ерундой, либо сохраняло лишь некую часть правды, чаще всего неполной или измененной порой до неузнаваемости. Однако все эти рассказы ясно говорили о том, что существа, в одного из которых превратился он сам, известны человечеству многие века. А это значит, что, вполне вероятно, он не единственный, как не единственным был и Рудольф, ставший, как и Вениамин, упырем от другого упыря. Разница лишь в том, что бывший эсэсовец не убивал своего предшественника, но случайно наткнулся на того, умирающего от чьей-то другой руки. Вероятнее всего, даже не случайно наткнувшийся, а специально приманенный особым зовом, которому не может противостоять никто из живущих. Веня сейчас откуда-то знал, что если смертельно раненый упырь не передаст кому-то своей сути, хранящейся в крови, то так и будет, испытывая страшные мучения, пребывать на грани жизни и смерти, не имея возможности ни исцелиться, ни умереть. Еще он знал, что такое состояние хуже всякой смерти и если с ним когда-то случится подобное, он тоже должен будет передать свой дар, или проклятие – как ни называй, кому-то другому, просто чтобы получить возможность уйти насовсем. И тот, кому он передаст эту сущность крови, станет ему ближе всех на свете, ведь он (или она) станет таким же, каким является сейчас сам Вениамин. А если смотреть еще глубже, то, в каком-то смысле станет им самим. Именно поэтому Битнер назвал его перед смертью братом, сейчас это было совершенно понятно.
Еще Веня знал, что человеческая кровь не является повседневной необходимостью, обеспечивающей его существование, а кровь не человеческая для него вообще бесполезна. Он может долгое (насколько долгое, он пока не проверял) время жить, поддерживая организм энергией, вырабатываемой от переработки пищи. И вот здесь как раз то, какая это пища, практически не играло роли. Он мог поймать птицу, рыбу или зверя и тут же съесть его прямо сырым – и насытиться этим с таким же удовольствием, как и любым самым изысканным и прекрасно приготовленным блюдом человеческой кухни. Свежепойманная дичь была даже приятнее, видимо, как думал Веня, из-за крови, которая хоть и была бесполезной для него, но имела некий непередаваемый вкус. Ну, любят же многие люди мясо с кровью!