Уральское эхо
Шрифт:
– Но…
Хозяин крикнул громко:
– Порфирий!
Тут же вошел крепыш в ливрее, сидевшей на нем, как маскарадный костюм.
– Проводи господина присяжного поверенного до калитки.
– Слушаюсь.
Аванесян вышел, красный от негодования. Когда дверь за ним закрылась, Ногтев веско заявил:
– А он прав.
– И ты туда же?
– Тебе, Ларион, обидно, я понимаю. Платину Лыков у тебя отобрал. Но почему? Потому, что ты его оттолкнул. А ведь был уговор. Об том…
– Об чем, старик? – рявкнул «иван иваныч». – Что можно на сто пятьдесят тысяч греть?
– На сто тыщ тебя уже взгрел его сын, в Персии. Помнишь? Ты же ему спустил? Спусти и теперь. Ты первый начал, вот Лыков и отвечает.
– Отвечает он… Я, по-твоему, должен был ему Графа Платова отдать? Самого нужного сейчас человека? Знаешь ведь, какой гешефт намечается. Всю тайную золотую и платиновую добычу на Урале можно себе подчинить. Обороты миллионные. Я сделал главное – нашел покупателя. Такого, у кого средства никогда не кончатся. Потому как это кайзер Вильгельм.
49
Положить голову на рукомойник – убить (жарг.).
Рудайтис перевел дух, сел в кресло и продолжил:
– А Граф Платов должен с другого конца отстроить. На всем Урале. Слышал, теперь появились такие аппараты, пылесос называется? Вжик – и пыль собрал. Вот такой «пылесос» мне обещал Матвей Досифеевич. То, что мимо казны проходит, и старательское, и от горбачей, в мою кучу сгрести. А самое главное – то, что утаили управляющие от своих хозяев в столицах. Вот где главные покражи. Матвей с Урала, подноготную знает. Авторитетный фартовый, много лет в «иванах» ходит. Другого такого нет. Лишь он сейчас может устроить тот «золотой пылесос». Понимаешь, старик? Не могу я отдать Лыкову такого нужного человека.
– Но Шелашников сам виноват. Зачем зарезал сыскного? Ты же знаешь, как они мстят за своего. Лыкова можно понять.
Рудайтис вздохнул:
– Что вышло, то вышло. Чего теперь жалеть? Но оставить его без наказания я не имею права, иначе он почует мою слабину. Тут пошло на принцип. Око за око, зуб за зуб. И настоящий фартовый всегда прав! Мне, может, и самому жалко Лыкова. Но теперь ему крышка. Иди, Верлиока, не зли меня. Присылай Корявого, остальное тебя не касается.
Старик тоже вздохнул и ушел. Через четверть часа явился высокий мужик лет сорока: лицо в щербинах, глаза как две щелки, крупные красные руки… Про таких говорят: еловая кожа, сосновая рожа. Сесть он не посмел, приказ «ивана иваныча» выслушал стоя.
– Ты про Лыкова слыхал? – начал тот.
– Слыхал.
– Надо его сложить. Как, справишься?
– Сложить можно любого. Если сделать, как надо.
– Вот и сделай, как надо!
– Слушаюсь, – кивнул бандит.
– Учти, при нем грек состоит, Азвестопуло его фамилия. Того тоже сложи.
– Угу.
Рудайтис начал нервно барабанить пальцами по столу. Его бил нервный тик, было видно, что он волнуется.
– Оба опасные, даже молодой, –
– Я сам опасный, – осклабился Корявый.
– Возьми людей, сколько надо. Верлиока распорядится. И еще…
Бандит ждал, а «иван иваныч» все тянул:
– Это… как бы сказать? Хорошо бы не здесь их сложить, а в другом каком месте.
– В каком? – не понял Корявый. – Схватить и вывезти за город?
– Да нет, лучше бы пускай они уедут в командировку, и там их прищучить. Чтобы не Филиппова люди нас потом искали. А в глубинке сыщики вялые, там легче тебе будет.
Рудайтис отвернулся к окну и делано зевнул:
– Да только как их выманить? Нет уж, бей, где получится. И это… изобрази обычный грант. Часы срежь, карманы выверни…
Бандит почесал сизый нос и ответил:
– Слушаюсь. Адресок бы…
– Верлиока даст наводку. Ступай.
Под вечер в кабинет статского советника явился рассыльный и доложил:
– Вас господин спрашивает. Просят спуститься.
Алексей Николаевич накинул сюртук и вышел в вестибюль. Там стоял, прислонившись к колонне, присяжный поверенный Аванесян.
– Сурен Ованесович? Здравствуйте. Чему обязан?
Гость отвел сыщика в угол и сказал вполголоса:
– Я не должен этого делать… Но, с другой стороны, должен.
Лыков усмехнулся:
– Так должны или не должны?
– Кажется, Вырапаев приказал убить вас.
Усмешку мигом сдуло с лица сыщика.
– Вот как… Это точно или вам показалось?
– Вслух при мне он этого, конечно, не сказал, такие вещи говорят без свидетелей. Но очень на то похоже. Я пытался его отговорить. И еще один человек, вы его не знаете, тоже возражал. Но не получилось. Вырапаев пылает весь, он желает отомстить.
– За четыре пуда платины?
– Да. Потеря большая, его взяло за живое. Так что, Алексей Николаевич, берегитесь. Он чрезвычайно опасный человек.
Лыков повел плечами:
– Да уж, самый опасный сейчас во всем городе. Знаете, как его Азвестопуло называет? Мориарти.
Они помолчали, потом статский советник спросил:
– Еще что-нибудь знаете?
– Он вызвал Корявого. Понятия не имею, кто это такой, но, видимо, головорез.
– Корявый… Не слыхал. Ну, разберусь. Спасибо за предупреждение, Сурен Ованесович. Вы очень рискуете, помогая мне. Ларька Шишок, он же Рудайтис, который живет под именем Вырапаева, не простит вам, если узнает. Будьте осторожны.
Мужчины пожали друг другу руки, и присяжный поверенный удалился. Лыков поднялся к себе. Азвестопуло поймал его взгляд и вскинулся:
– Что случилось? Кто к вам приходил?
Алексей Николаевич рассказал. Грек был ошарашен:
– Убить статского советника из Департамента полиции? Он с ума сошел? С него с живого не слезут, я его своими руками удавлю!
– А если и ты на очереди? Это месть за платину.
– Другие найдутся. Вся полиция бросится искать, и не успокоятся, покуда не поймают. Вон Изралов вообще чина не имел. А мы как взялись? Пиньжакова уже достали, и Граф Платов никуда не денется, получит свое. Фартовые знают этот закон! Я…