Урна

Белый Андрей

4

Угрюмая, онаСошла в угрюмой нощи:Она, беспомощноСклонись на мшистый пень,—Внемля волненью воли(Как ропщут, взропщут рощи),—В приливе тьмы молчит:Следит, как меркнет день.А даль вокруг нееТаинственней и проще;А гуще сень древес,—Таинственная сень…Одень ее, покров —Покров угрюмой нощи,—Одень!

Март 1908

Москва

«ДА, НЕ В СУД ИЛИ ВО ОСУЖДЕНИЕ…»

Как пережить и как оплакать мнеБесценных дней бесценную потерю?Но всходит ветр в воздушной вышине.Я знаю всё. Я промолчу. Я верю.Душа: в душе — в душе весной весна…Весной весна, — и чем весну измерю?Чем отзовусь, когда придет она?Я промолчу — не отзовусь… Не верю.Не оскорбляй моих последних лет.Прейдя, в веках обиду я измерю.Я

промолчу. Я не скажу — нет, нет.Суров мой суд. Как мне сказать: «Не верю»?Текут века в воздушной вышине.Весы твоих судеб вознес, — и верю.Как пережить и как оплакать мнеБесценных дней бесценную потерю?

1907

Москва

ФИЛОСОФИЧЕСКАЯ ГРУСТЬ

ПРЕМУДРОСТЬ

Внемлю речам, объятый тьмойФилософических собраний,Неутоленный и немойВ весеннем, мертвенном тумане.Вон — ряд неутомимых лбовСклоняется на стол зеленый:Песчанистою пылью словЧасами прядает ученый.Профессор марбургский Когэн,Творец сухих методологий!Им отравил меня N. N.,И увлекательный, и строгий.Лишь позовет она, как онМне подает свой голос кроткий,Чуть шелковистый, мягкий ленСвоей каштановой бородкиНебрежно закрутив перстом,И, как рога завьются турьи,Власы над неживым челомВ очей холодные лазури;—Заговорит, заворожитВ потоке солнечных пылинок;И «Критикой» благословит,Как Библией суровый инок.Уводит за собой; без словУсадит за столом зеленым…Ряды прославленные лбов…С ученым спорит вновь ученый.

1908

Москва

МОЙ ДРУГ

Уж год таскается за мнойПовсюду марбургский философ.Мой ум он топит в мгле ночнойМетафизических вопросов.Когда над восковым челомВолос каштановая гриваВолнуется под ветерком,Взъерошивши ее, игривоНа робкий роковой вопросОтветствует философ этот,Почесывая бледный нос,Что истина, что правда… — метод.Средь молодых, весенних чащ,Омытый предвечерним светом,Он, кутаясь в свой черный плащ,Шагает темным силуэтом;Тряхнет плащом, как нетопырь,Взмахнувший черными крылами…Новодевичий монастырьБлистает ясными крестами —Здесь мы встречаемся… СидимНа лавочке, вперивши взорыВ полей зазеленевший дым,Глядим на Воробьевы горы.«Жизнь, — шепчет он, остановясьСредь зеленеющих могилок,—Метафизическая связьТрансцендентальных предпосылок.Рассеется она, как дым:Она не жизнь, а тень суждений…»И клонится лицом своимВ лиловые кусты сирени.Пред взором неживым меняОхватывает трепет жуткий,—И бьются на венках, звеня,Фарфоровые незабудки.Как будто из зеленых травПокойники, восстав крестами,Кресты, как руки, ввысь подъяв,Моргают желтыми очами.

1908

К НЕЙ

Травы одеты перлами.Где-то приветы грустныеСлышу, — приветы милые…Милая, где ты,—Милая?..Вечера светы ясные,—Вечера светы красные…Руки воздеты: жду тебя…Милая, где ты,—Милая?Руки воздеты: жду тебяВ струях Леты: смытуюБледными Леты струями…Милая, где ты,—Милая?

Апрель 1908

Москва

НОЧЬЮ НА КЛАДБИЩЕ

Кладбищенский убогий садИ зеленеющие кочки.Над памятниками дрожат,Потрескивают огонечки.Над зарослями из дерев,Проплакавши колоколами,Храм яснится, оцепеневВ ночь вырезанными крестами.Серебряные тополяКолеблются из-за ограды,Разметывая на поляБушующие листопады.В колеблющемся серебреБесшумное возникновеньеВзлетающих нетопырей,Их жалобное шелестенье,О сердце тихое мое,Сожженное в полдневном зное,—Ты погружаешься в родное,В холодное небытие.

Апрель 1908

Москва

ПОД ОКНОМ

Взор убегает вдаль весной:Лазоревые там высоты…Но «Критики» передо мной —Их кожаные переплеты…Вдали — иного бытияЗвездоочистые убранства…И, вздрогнув, вспоминаю яОб иллюзорности пространства.

1908

Москва

ИСКУСИТЕЛЬ

Врубелю

О, пусть тревожно разум бродитИ замирает сердце — пусть,Когда в очах моих восходитФилософическая грусть.Сажусь за стол… И полдень жуткий,И пожелтевший фолиантЗаложен бледной незабудкой;И корешок, и надпись: Кант.Заткет узорной паутинойЦветную бабочку паук —Там, где над взвеянной гардинойОбвис сиренью спелый сук.Свет лучезарен. Воздух сладок…Роняя профиль в яркий день,Ты по стене из темных складокПереползаешь, злая тень.С угла свисает профиль строгийНеотразимою судьбой.Недвижно вычерчены ногиНа тонком кружеве обой.Неуловимый, вечно зыбкий,Не мучай и подай ответ!Но сардонической улыбкиНе выдал черный силуэт.Он тронулся и тень рассыпал.Он со стены зашелестел;И со стены бесшумно выпал,И просквозил, и просерел.В атласах мрачных легким локтемСклонись на мой рабочий стол,Неотвратимо желтым ногтемВдоль желтых строк мой взор повел.Из серебристых паутинокСотканный грустью лик кивал,Как будто рой сквозных пылинокВ полдневном золоте дрожал.В кудрей волнистых, золотистыхАтласистый и мягкий ленИз незабудок росянистыхГирлянды заплетает он.Из легких трав восходят турьиЕдва приметные рога.Холодные глаза — лазури,—Льют матовые жемчуга;Сковали матовую шеюБраслеты солнечных огней…Взвивается, подобный змею,Весь бархатный, в шелку теней.Несущий мне и вихрь видений,И бездны изначальной синь,Мой звездный брат, мой верный гений,Зачем ты возникаешь? Сгинь!Ты возникаешь духом нежным,Клоня венчанную главу.Тебя в краю ином, безбрежном,Я зрел во сне и наяву.Но кто ты, кто? Гудящим взмахомРазбив лучей сквозных руно,Вскипел, — и праздно прыснул прахомВ полуоткрытое окно.______С листа на лист в окошке прыснет,Переливаясь, бриллиант…В моих руках бессильно виснетТяжеловесный фолиант.Любви не надо мне, не надо:Любовь над жизнью вознесу…В окне отрадная прохладаСтруит перловую росу.Гляжу — свиваясь вдоль дороги,Косматый прах тенит народ,А в небе бледный и двурогий,Едва замытый синью лед.Серпом и хрупким, и родимымГлядится в даль иных краев,Окуреваем хладным дымомЧуть продышавших облаков.О, пусть тревожно разум бродитНад грудою поблеклых книг…И Люцифера лик восходит,Как месяца зеркальный лик.

1908

Москва

ПРИЗНАНИЕ

И сеет перлы хладная роса.В аллее темной — слушай! — голоса:«Да, сударь мой: так дней недели семьЯ погружен в беззвездной ночи темь!Вы правь!: мне едва осьмнадцать лет,И говорят — я недурной поэт.Но стыдно мне, с рожденья горбуну,Над ней вздыхать и плакать на луну…Нет, сударь мой: иных я мыслей полн…»Овеян сад плесканьем темных волн;Сухих акаций щелкают стручки.«Вот вам пример: на нос надев очки.Сжимаю жадно желтый фолиант.Строка несет и в берег бросит: Кант.Пусть я паук в пыли библиотек:Я просвещенный, книжный человек,Людей, как мух, в сплетенья слов ловлю:Встаю чуть свет: читаю, ем и сплю…Да, сударь мой: так дней недели семьЯ погружен в беззвездной ночи темь.Я не монах: как шум пойдет с реки,Не раз — не раз, на нос надев очкиИ затая нескромную мечту,Младых Харит младую наготу,К окну припав, рассматриваю я,Рассеянно стаканом мух давя:Иль крадусь в сад к развесистой ольхе…»И крикнет гость, и подмигнет: «Хе-хе…»Молчит. И ночь. Шлют шелест тростники.Сухих акаций щелкают стручки.Огнистый след прочертит неба склон.Слетит алмаз в беззвездный бездны сон.

Март 1908

Москва

ЭПИТАФИЯ

В предсмертном холоде застылоМое лицо.Вокруг сжимается унылоТеней кольцо.Давно почил душою юнойВ стране теней.Рыдайте, сорванные струныДуши моей!

1908

Изумрудный Поселок

БУРЯ

Безбурный царь! Как встарь, в лазури бури токи:В лазури бури свист и ветра свист несет,Несет, метет и вьет свинцовый прах, далекий,Прогонит, гонит вновь; и вновь метет и вьет.Воскрес: сквозь сень древес — я зрю — очес мерцанье:Твоих, твоих очес сквозь чахлые кусты.Твой бледный, хладный лик, твое возликованьеМертвы для них, как мертв для них воскресший: ты.Ответишь ветру — чем? как в тени туч свинцовыхВскипят кусты? Ты — там: кругом — ночная ярь.И ныне, как и встарь, восход лучей багровых.В пустыне ныне ты: и ныне, как и встарь.Безбурный царь! Как встарь, в лазури бури токи,В лазури бури свист и ветра свист несет —Несет, метет и вьет свинцовый прах, далекий:Прогонит, гонит вновь. И вновь метет и вьет.