Уроборос
Шрифт:
– Сколько можно! – Альберт вскочил, схватил свою папку. – Сколько можно вас вразумлять, да и нужно ли это? Ведь вы ничего не желаете слушать! Даже сейчас я теряю своё драгоценное время, а вы.
Он досадливо махнул рукой и, круто развернувшись, зашагал прочь.
– Говнюк! – Виктор засвистел ему вслед. – Греби отсюда, козлище поганое! Святоша, мать твою!..
Альберт, не оборачиваясь, шёл к остановке.
«Какой гнусный сволочуга, – думал он, нервно теребя в кармане носовой платок, – и зачем
Он переложил папку из одной руки в другую и ускорил шаг.
Как и собирался, вечером Виктор зашёл к Жбану:
– Привет! – он швырнул принесённую им бутылку на мятую, неубранную постель, а сам уселся на стул.
Жбан жил в маленькой полуподвальной комнатёнке. Сколько Виктор помнил, у него всегда была грязь, сновали тараканы и стоял отвратительный, ни с чем не сравнимый запах. Запах туалета, нечищеных зубов и чего-то ещё, совершенно неуловимого.
– О! – схватив бутылку, Жбан тут же принялся зубами сдирать с неё пробку. – Остограмимся, остохренимся…
Отыскав на столе среди остатков ужина и немытой посуды пару стаканов, Виктор пододвинул их к Жбану. Выпили. В животе стало тепло, в голове – легко и приятно.
– Знаешь, – начал Виктор, прикуривая сигарету от другой из пепельницы, – а я ведь сегодня был у них.
– Да ну? – Жбан застыл с полуоткрытым ртом. – Ну и как?
– Дерьмо собачье! – Виктор раздражённо пнул валявшуюся на полу пустую пивную бутылку. – Тупые, офанателые педы. Страшный суд, Конец Света.
– Во-во, – оживился Жбан.
Он пожирал рыбу из консервной банки. Причём делал это руками, без помощи вилки, капая на простыню и себе на живот.
– А я тебе что говорил! Эти люди озабочены, понимаешь? Всегда приятно думать, что ты не какая-то там шушера, а нечто важное и незаменимое, без чего мир перестанет вращаться. Например, избранник Божий. Каждый сходит с ума по-своему. Всеми смертными движет чувство собственной значительности, чего же ты хотел от них?
Он доел остатки консервы, облизал пальцы и швырнул пустую жестянку в угол.
– Наливай!
Виктор досадливо поморщился. Его всегда поражали скотские Жбановы манеры, его мерзкая, жирная рожа и в то же время умение так тонко разбираться в той или иной ситуации. Тем более что слышал он об этом с чужих слов. Не вязалось как-то всё это.
После второй Виктор решил, что время для серьёзного разговора уже пришло. В бутылке оставалось ещё немного, это на посошок. Дождь за окном как будто усилился. Что ж, им и флаг в руки.
– Лисович, – он тихонько пихнул Жбана в бок, – а у нас на сегодня есть работа. Не забыл?
Жбан сию же минуту подавился куском пирога и принялся кашлять.
– Ты что, – проквакал он, устремляясь к раковине, – совсем озверел? У меня же ничего не готово, я не могу.
– Ерунда, – успокоил его Виктор, – всё, что надо, я взял. Можешь не волноваться. Идти надо сегодня.
– Но почему? Мы же договорились на воскресенье.
– Всё меняется в этом иллюзорном мире.
– Но… я не могу сегодня.
– А меня это не колышет, – ответил Виктор, разливая остатки по стаканам. – Я сказал, идём сегодня, значит, пойдём сегодня, понял?! Планы изменились. Завтра катализаторы увозят из института.
Несколько секунд Жбан стоял неподвижно, потом безвольно махнул рукой и, шмыгнув носом, принялся собираться.
– Чёрт с тобой, – бормотал он, заползая под диван за носками, – тебя переспоришь разве?.. И вообще я это уже давно подметил: когда ты начинаешь называть меня по фамилии, ничего хорошего от тебя ждать не приходится. Значит, готова очередная гадость…
Толстый живот ужасно мешал ему.
– Вот и прекрасно, – подытожил Виктор, залпом опрокидывая свой стакан. – Молодец, Лисович! Если дело выгорит, ты мне руки будешь потом целовать.
Он вытер губы тыльной стороной ладони и весело подмигнул. Жбан обречённо вздохнул:
– Господи, помоги и защити, – сказал он то ли в шутку, то ли всерьёз.
Когда вышли на улицу, под дождь, Виктор почувствовал, как им начинает овладевать так хорошо знакомое, ни с чем не сравнимое возбуждение. Наверное, именно так должен чувствовать себя индеец, вставший на тропу войны, или зверь, когда настигает добычу, или.
Жбан семенил сзади, шлёпая ногами по лужам и время от времени тяжело вздыхая. В данную минуту Виктору не было до него никакого дела. Он наслаждался собой, своими ощущениями, он чувствовал приятную тяжесть инструмента в рюкзаке за спиной, он перебирал в уме тысячи всевозможных комбинаций и вариантов со скоростью лазерного процессора, и его совершенно не интересовало то, о чём сейчас думает и что переживает этот толстяк. Чёрт с ним! Пускай себе охает на здоровье.
На перекрёстке Центральной и 25-й улиц их едва не засёк патруль. Первым его заметил Жбан. Он молча, но решительно схватил Виктора за руку, сгрёб в охапку, и оба шарахнулись в ближайшие кусты. Не сбавляя хода, машина пронеслась мимо.
«Ого, – отметил про себя Виктор, – кажется, Жбанище начинает приходить в себя».
Миновав ещё несколько кварталов, они наконец остановились перед громадой здания института.
– Так, – Виктор инстинктивно понизил голос, – давай-ка сядем перекурить. Надо принюхаться.
– А ты уверен, что их ещё не увезли? – брызжа слюной, засипел ему в ухо Жбан. – Может быть, мы напрасно…
– Пасть захлопни.
Жбан замолчал. Виктор достал пачку, закурили. Небо затянуто тучами, дождь едва ли прекратится к утру. Отлично, им это только на руку. Лучше и не придумаешь.
– Слушай, – не выдержал Жбан, – а сколько мы сможем за них получить?
– Не волнуйся, – улыбнулся Виктор, – десять с конфискацией тебе обеспечено. Правда, у тебя и конфисковывать-то нечего. Ладно, пошли.