Уроки сектоведения. Часть 1.
Шрифт:
«Что Вы можете сказать об отношении христианства к теософии?
– Теософия, если брать ее как систему, основанную Блаватской, очень отличается от христианского взгляда на мир, Бога и человека. Потому что для теософии важнее развоплощение, уход от материи, которая рассматривается скорее как бремя, между тем как Евангелие смотрит на мир и жизнь как на создание Божие, как на место, где мы призваны трудиться. Кроме того, в теософии нет видения личного Бога, а у Блаватской, у Анни Безант это всегда переживание безличного Абсолюта. И наконец, вся история теософии показывает, что в ней было много поверхностного, скороспелого, незрелого. Взять хотя бы историю с попыткой превратить Кришнамурти в нового Христа. В этом была какая-то самодеятельность, это не органично, и явилось все это в результате духовного кризиса в Европе и России, поэтому и стало распространяться. Но все это суррогат, конечно, суррогат интересный. И Блаватская, и Анни Безант, и Кришнамурти — все это были яркие личности, но все-таки все это было вторичное.
– Цените ли Вы Елену Бпаватскую?
– Я ее ценю как замечательную женщину, талантливую писательницу. У нее есть яркие книги, но мне кажется, что у нее много напутано. «Тайная доктрина», честно говоря, производит вообще очень тяжелое впечатление. Там все просто совершенно перемешано. Можно идти за каждой строчкой и фактически все ниспровергать. Поэтому надо изучать жизнь Блаватской как замечательной русской женщины, путешественницы, а если мы хотим изучать учения Востока, то надо знакомиться с Индией не по теософским текстам, тем более, что у нас переведены все лучшие индийские классические тексты. Нам нет нужды брать что-то из вторых рук.
– Как Вы относитесь к Рерихам и их деятельности?
– Это были замечательные люди. И художник Рерих замечательный (отец, конечно, сын слабее), и Елена Ивановна — вообще
– Труды Елены Рерих — во славу ли Божию?
– Сомневаюсь, что во славу. Я думаю, что это вообще очень далеко от христианства» {1517} .
1517
Там же, сс. 128-129.
… Когда я сообщил рериховцам на их интернетовском форуме, каковы были действительные взгляды о. Александра Меня на теософию, реакция их оказалась поразительной. «Хочу с Вами поделиться. Я смотрел по телевидению о. А. Меня, который довольно отрицательно отозвался о Блаватской. И я тогда подумал, что А.Мень заведомо лишился возможной защиты Светлых сил. Это было за неделю или две до его убиства. Мир всем. Стас» (на форуме10 апреля 2000 г.в 03:11:25).
Наконец, я с радостью стал замечать, что и в мире профессиональной, университетской философии, который совсем недавно еще вполне благожелательно посматривал на рериховские конструкции, в последнее время стали звучать более взвешенные оценки. Например, в докторской диссертации О. С. Соиной "Феномен русского морализаторства" рерихианство оценивается следующим образом: "Именно мнения о том или ином религиозном вопросе становятся у теософов "научной" основой Богопознания... Как мы можем судить, для Рерихов и их последователей тяготение человека к злу (или равным образом к добру) ни в коей мере не является актом свободного избрания сознанием и волей человека именно этого духовного начала, но представляет собой результат сложных психоэнергетических влияний или каузальных взаимодетерминаций различных космических феноменов... Однако одно здесь прослеживается достаточно четко, во всяком случае настолько, чтобы не смущать нас дальнейшими спекуляциями: если духовные влияния воздвигаются на монистической основе, в равной мере объединяющей Универсум и природу человека, мысль и материю, естествознание и визионерство, то такой духовности, по справедливому замечанию А. Швейцера, рано или поздно грозит опасность стать надэтической... К примеру, в этой за-предельной морали становится возможным решительно все то, что однозначно неприемлимо в любом, нормально развивающемся человеческом сообществе; абсолютная вседозволенность ("Запомните, - декларирует Н. Рерих, - не имеем запретов); крайний нигилизм в отношении религиозных традиций, в особенности христианства ("Пора сжечь мощи"), апология безграниченой рабской зависимости ученика от Учителя ("Подумайте о Нас, "следящих") и наконец, идеология тотальной соподчиненности человеческого сознания безличным онтологическим закономерностям (карме), регистрирующим каждый момент его душевной жизни, каждую его мысль, каждое его волеизъявление ("Нужно освобождаться от гадов, прежде всего по линии иерархии. Осуждение и хула на Владыку непоправимы. Каждый осуждающий Иерарха должен помнить, что его легкомыслие и преступление на много веков засоряет его карму"). Таким образом, согласно суждениям авторов "Живой этики", человек подвержен двоякому слежению в одно и то же время: с одной стороны, его духовные отправления безусловно контролируются следящим сознанием Учителя, с другой - он подпадает под механизмы слежения космического, от которого уже совершенно некуда скрыться... Согласно Рерихам, "Хула на Учение хуже смерти духа, ибо тем самым человек исключает себя из сотрудничества и обрекает на Сатурн" (Живая Этика.
– М., 1992, с. 140). Можно, конечно, только догадываться об особенностях существования человеческой души на этой планете и о переносимых ею тяготах, однако не лишне будет заметить, что материализация потусторонних обстоятельств, актуализированная как самая что ни на есть конкретная жизненная возможность ("материальность того света!" - как сказал бы черт у Ф. Достоевского), в действительности отзывается феноменально инфернальным, ужасным до безобразия духовным парадоксом, отвращающим от себя каждого нравственно здорового и психологически целостного человека... Как это ни парадоксально, но именно для этого учения, пожалуй, более чем какое бы то ни было другое вещавшего о необыкновенной возвышенности приемов своей духовной пропаганды, исключительно характерна душная, подлинно сектантская атмосфера моральной принудительности к единому нормативно-обязательному типу поведения в общине: жесточайшая селекция людей на темных и светлых, больных и здоровых (т.е. в сущности по принципу разделяющих или не разделяющих учение) и наконец, декларирование всеобщего и абсолютного контроля за духовным миром прозелитов весьма различными способами - от утонченнейшего психоэнергетического воздействия на их сознание до самого что ни на есть вульгарного эмпирического слежения. Последний момент духовного влияния теософов на самосознание человека особенно интересен и в психологическом, и в моральном отношениях. Управление людьми с помощью психотехники составляет, быть может, самую радикальную задачу этого мистического учения, декларируемую ее авторами с фанатизмом, явно достойным лучшего применения".
Рерихианство с точки зрения этого исследователя - "Популистический продукт самодостаточного рассудка и духовной помраченности" {1518} .
Чем же могут теософы защитить свою веру от критических оценок со стороны русских философов? — Тем, что “среди теософов не было людей, обладающих равным им интеллектом и знаниями, а потому могущих быть достойными оппонентами. Рерихи же в ту пору были в Гималаях” {1519} . Но это не более, чем самоутешение. Философский уровень цикла “Агни Йоги” ниже того уровня критики, который мог бы заинтересовать великих русских философов. И нет никаких оснований считать, что если бы Бердяев, или Булгаков, или Лосев смогли бы получить доступ к потоку косноязычного космического сознания, разлившегося по рериховским “философским” трактатам, то они переменили бы свое отношение к теософии к лучшему.
1518
Соина О.С. Феномен русского морализаторства. Этические очерки.
– Новосибирск, 1995. сс. 93-102.
1519
Тоотс Н. А. Встречая год 1995-й. // Дельфис. Независимый рериховский журнал. 1995. №1 (3), с. 4.
За пределами православия христиане также по знакомстве с теософией свидетельствуют о ее радикальном антиевангельском духе.
Римский папа пока еще не уделял внимания лично Блаватской или Рерихам. Однако о вреде спиритизма и оккультизма, именуемых “непозволительным и нечистым обманом”, Ватикан недвусмысленно говорит, начиная с 1840 года [401] . Специально же о необуддизме и движении “Нью Эйдж”, в русле которых движется теософское течение, папа Иоанн Павел II высказался так: “Пожалуй, следовало бы предостеречь тех христиан, которые пылко откликаются на разные предложения, идущие из религиозных традиций Дальнего Востока, например — приемы и методы медитации и аскезы. В определенных кругах это стало просто модой, которую принимают без размышлений. Надо бы прежде всего хорошо узнать свое духовное наследие и задуматься, можно ли со спокойной совестью отречься от него. Особое дело — возрождение старых гностических воззрений в виде так называемого New Age. Нельзя обольщаться тем, что движение это хочет обновить религию. Это лишь новый способ исповедания гностицизма, то есть такого образа духа, который во имя глубокого познания Бога отвергает Его Слово, заменяя его тем, что измыслил сам человек. Гностицизм никогда не уходил с поля христианства, всегда как бы сосуществовал с ним: и под видом определенных философских течений, и, чаще всего, — под видом тайной парарелигиозной практики, очень глубоко порывающей с тем, что сущностно важно для христиан, но не выражающей это открыто” {1520} .
401
см. главу “Римско-католическая Церковь и ее богословие в их отношении к современному оккультизму” в книге свящ. П. Я. Светлова “Мистицизм конца XIX века в его отношении к христианской религии и философии” (СПб., 1897, сс. 25-51).
1520
Папа Иоанн Павел II. Переступить
Всю свою творческую жизнь полемизировал с теософией католический писатель Честертон. “Недавно миссис Безант в увлекательном очерке объявила, что есть только одна подлинная религия, все остальные — ее отражения или искажения. Единая вера миссис Безант — это доктрина единой личности: все мы — один человек, и нет стен, ограждающих индивидуальность. Безант не учит нас любить своих ближних — она хочет, чтобы мы стали своими ближними. Никакая теория не вызывает у меня более яростного протеста, чем эта. Я хочу любить ближнего не потому, что он — я, а именно потому, что он — не я. Я хочу любить мир не как зеркало, в котором мне нравится мое отражение, а как женщину, потому что она совсем другая. Если души отделены друг от друга — любовь возможна. Если они едины — любви нет. Человек любит себя, но он не может в себя влюбиться, а если бы смог — занудный вышел бы роман... Христианство велит детям любить другу друга, а не взрослому любить самого себя. Вот пропасть между буддизмом и христианством: буддисты и теософы считают, что личность недостойна человека, христианин видит в личности высший замысел Бога. Мировая душа теософов требует любви от человека, растворенного в ней. Но божественное средоточие христианской веры выбрасывает человека вовне, чтобы он мог любить Бога. Восточный бог — это гигант, вечно ищущий свою ногу или руку. Ни в какой другой философии бог не радуется распадению мира на живые души, но для католика отделение Бога от человека свято, потому что оно вечно. Чтобы человек любил Бога, нужен не только Бог, но и человек. Все туманные теософы, верящие в нерасчлененность мира, отшатываются от потрясающих слов Сына Божьего: “Не мир Я принес, но меч”” {1521} .
1521
Честертон Г. К. Вечный человек. — М., 1991, сс. 454-455.
Вот суждение экуменического христианского семинара, в котором принимали участие и православные, и католики, и протестанты: “Религиозные общины имеют право выражать свой протест в тех случаях, когда авторитет их основателей или учителей используется для такой реинтерпретации основополагающей Вести, которая по сути своей с нею несовместима. Например, мы, христиане, выражаем свое возмущение теми интерпретациями Евангелия и христианства, которые предлагаются в оккультно-теософских системах и утверждаем, что идея близости этих эзотерических доктрин к Евангелию есть лжесвидетельство. Мы, христиане разных конфессий и разных стран, люди, знающие христианство не извне и имеющие серьезный опыт знакомства с иными религиями, свидетельствуем, что любая попытка создания “синкретической мировой религии” есть не что иное, как антихристианская инициатива. Мы предупреждаем о том, что если какая-то религиозная или “культурологическая” группа говорит о себе, что она нашла путь к синтезу всех мировых религий, к объединению христианства с каким-либо восточным или “эзотерическим” культом — это явный признак того, что перед нами отнюдь не “всепримиряющее учение”, а очередная секта, которая пытается насадить тот или иной псевдовосточный культ под маской симпатии к христианству. Мы обращаем внимание на недобросовестность пропаганды проповедников синкретических сект, воинственно требующих терпимости. Объявляя невежественным и необразованным фанатиком любого человека, не согласного с их доктриной, зачастую считая, что между их адептами и оппонентами лежит расовая пропасть, они постоянно обвиняют в нетерпимости и сегрегационизме христиан. Заявляя о себе как о носителях “широкого взгляда на мир”, они никогда не признают права христиан оставаться просто христианами. Отказ христианина поклониться “эзотерической доктрине” — что просто невозможно сделать, оставаясь верным духу и букве учения Христа — они немедленно характеризуют как “средневековую нетерпимость”, “фанатизм” и т. п., уверяя, что подобного рода людям нет места в новом мировом порядке, на утверждение которого направлены эти культы. Мы не можем молчать и перед лицом активного антихристианского движения, включающего в себя теософию, антропософию, “Живую этику” Рерихов и культы “New-Age”. Распространение Агни Йоги Рерихов в России, происходящее с поддержкой государственных лидеров и структур, вызывает нашу тревогу. Со всей ответственностью мы свидетельствуем: учение Рерихов — это религиозная секта не только не совместимая с христианством, но и прямо ему враждебная” {1522} . В христианском семинаре, принявшем 20 мая 1994 это Обращение, участвовало 227 человек. Они представляли Вселенский патриархат (Константинополь); Антиохийский патриархат; Русскую Православную Церковь; Элладскую Православную Церковь; Православную Церковь в Америке; Римо-Католическую Церковь; евангельских христиан России; епископальную Церковь Германии; лютеранскую Церковь Германии; лютеранскую Церковь Дании; лютеранскую Церковь Финляндии; методистскую Церковь; Церковь Англии (англикане); пресвитерианскую Церковь. Среди участников семинара — граждане России, Белоруссии, Бельгии, Ватикана, Великобритании, Германии, Греции, Дании, Италии, Казахстана, Литвы, Польши, США, Украины, Финляндии.
1522
Альфа и Омега. Ученые записки Общества по распространению Священного Писания в России. №2. — Москва, 1994.
У христиан есть поводы для дискуссий между собою. Но отношение к теософии и оккультизму у нас единое.
Протестантский мир сам по себе также достаточно энергично реагирует на теософскую проповедь [402] . Вот мнение одного из протестантских сектологов: “Темпы распространения теософии, похоже, значительно ниже, чем в 20-е годы, и можно надеяться, что сложность и элитарность терминологии путаного богословия сделает ее еще менее эффективной в век, когда точность определений, наконец, обретает должное значение. Чтобы быть христианином, человек должен следовать Священному Писанию. Теософия же не отвечает этому требованию и должна рассматриваться как антихристианское учение. Теософия называет себя всеобщей мировой религией, имеющей собственную, отличную от других природу. Но любое внимательное изучение ее эклектического происхождения открывает, что она многое взяла из легко узнаваемых источников” {1523} .
402
Блаватская так пишет о реакции протестантского мира на оккультные доктрины: “протестантское духовенство, такое свирепое в своей единодушной ненависти к спиритуализму...” (Блаватская Е. П. Разоблаченная Изида. Т. 2, с. 15).
1523
Мартин У. Царство культов. — СПб., 1992, сс. 254-255 и 245.
Занятно, впрочем, что там, где русские философы видели примитивность, там протестантские проповедники увидели “элитарность”...
Я бы затруднился определить конфессиональную принадлежность Альберта Швейцера. Скорее это либеральный протестантизм. Но теософская переинтерпретация христианства не вызывала в нем никакого сочувствия. “Теософия, которая в своем стремлении создать единую религию пытается свести воедино индийское и христианское благочестие, сталкивается с трудностями, так как эти образы благочестия всецело различны. Поэтому теософия обычно жертвует христианством в пользу индийских идей; христианство же она использует только для того, чтобы придать им более сильную этическую окраску” {1524} .
1524
Schweitzer A. Das Christentum und Weltreligionen — Minchen, 1923. s. 33. Специальная критика теософской "жизни Иисуса" дается Швейцером в книге "Geschichte der Lebeen-Jesu-Forcshung" (Bd. 1. — Munchen-Hamburg, 1966, s. 333 и след.).
Такова оценка “религиозной философии” Блаватской и Штейнера христианами самых разных направлений. Вряд ли Рерихам удалось покорить философские вершины, не взятые их учителями, и избавить теософию от антихристианского душка и от тех философских недостатков, о которых говорили вышецитированные авторы.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
В течение всего этого нашего исследования я играл в поддавки… Я взял то определение религии, которое предложила Е. Рерих и показал, что и ее учение подпадает под это определение.
Затем я взял то определение секты, которым пользовались Блаватская и Рерих, и опять же показал, что под это определение подпадает их деятельность.
Вот, правда, с чем я никак не мог согласиться – так это с рериховскими определениями науки и культуры (ибо и то и другое у них оказалось почитанием Огня – фиолетового, очевидно).
Теперь же я хотел бы перейти на родной для меня язык христианского богословия. И торжественно сказать: теософия Блаватской и Агни Йога Рерихов - это НЕ РЕЛИГИЯ. На богословском языке религия – это связь с Истинным Богом. Единым, Вечным, Неизменным, Свободным, Любящим, Разумным. Подлинная связь с подлинным Богом только и может быть названа религией. Все остальное – миражи, имитации, подделки.