Уровень
Шрифт:
У двери с кодовым замком мужчина остановился. Привычно набрал комбинацию цифр, открыл дверь и призывно кивнул головой.
– Входи.
То, что Прима увидела, ей не понравилось. Сияла хирургической чистотой маленькая комната без окон, с большим столом посередине и стеклянными шкафами по бокам. Света было много. Много больше, чем требовалось для маленькой комнаты. Огромная лампа с фасеточными кругами зонтом накрывала половину стола.
Пахло медикаментами. Из общей смеси Прима смогла безошибочно выделить только одну составляющую - спирт. Рядом со столом, как логическое
– Как ты, Циркач?
– спросил человек в белом халате, обращаясь к бритоголовому.
– Все в порядке.
– Хорошо. Тогда не будем терять времени. Раздевайся, - и черные немигающие глаза впились в Приму.
Она стояла, не шевелясь. Умом понимала, что произойдет дальше, но странное дело - страха не испытывала. Циркач сделал шаг, оказавшись к ней близко настолько, что она разглядела каждую морщину на его лице. Взмахнул рукой, торопясь привести приговор в исполнение.
– Я сама, - всего на секунду опередила Прима атаку хищных пальцев, на бреющем полете приближающихся к отворотам ее куртки.
– Давай, - сказал бритый и отступил. Наверное он хотел, чтобы слово прозвучало твердо и по-взрослому. Однако похотливые ноты растянули последнее “а”.
Нет, Прима не собиралась разыгрывать из себя героиню под дулом автомата. Весы, на чашах которых колебались непослушание и обреченная готовность плыть по течению, весьма ощутимо качнулись в пользу последнего.
Как только освободились руки, Прима заметила, как напрягся охранник. Автомат в его руке призывно нацелился ей в голову. Он зря волновался, ожидая он нее решительных поступков. То, что случилось вчера - позавчера?
– скорее исключение, чем правило.
Куртка упала на скамейку раненной птицей. Вслед за ней скомканным ворохом полетели штаны.
Девушка стояла в чем мать родила, не пытаясь закрыться. Шаг вперед от шага назад отделяла тонкая грань. Она имела свой вес - восемь граммов. Страха не было. Чувство стыда заполнило все ее существо без остатка. Молнией ударило в голову, заставив кровь прилить к щекам, мгновенно растеклось по телу и ушло в землю, оставив после себя выжженную пустыню. Прима старательно сосредоточилась на мысли: а раздевалась ли она когда-нибудь перед мужчиной? И не смогла ответить на этот вопрос.
Тягостные мгновения, показавшиеся вечностью, прервал человек в халате.
– Прошу, - сказал он и похлопал рукой по операционному столу.
– Циркач, помоги девушке.
Она не стала дожидаться, пока ее коснутся руки бритоголового, подошла к столу и села. Без дрожи приняла крепкое объятие, опрокинувшее ее на спину. Шею волчьим укусом сдавил стальной обруч. Прима глубоко вздохнула, услышав щелчок замка. Руки и ноги так знакомо стянули ремни. Сверху, заслоняя собой потолок, надвинулась лампа. На ее фоне бестелесными призраками двигались два темных силуэта. Кольнуло в руку и слабость, разлившись по телу теплой волной, заставила
– Ну вот, - услышала она.
– Заснула. Пульс шестьдесят, давление в норме. Зрачки… на свет не реагируют.
– Хорошо. Я боялся, что с этим возникнут проблемы.
– А мне наоборот, кажется, что вся эта инфа - сплошная деза.
– Вот и посмотрим. Кровь взял?
– Прости, перебью, - раздался голос, в котором Прима узнала голос Циркача.
– Точно все в порядке?
– Точно тебе говорю. Наслушался тут вас. Вкатил ей на всякий случай…
– Десять минут у меня есть?
– Даже пятнадцать, - послышался короткий смешок.
– Понял. Тогда мы выйдем перекурить. Пошли, Хамер.
Открылась и закрылась входная дверь. Установилась тишина, которую тревожили стеклянные звуки и близкое дыхание одного из докторов.
– Начнем с термического ожога. Подключай пока электроды к лобной доле. Прокатим по полной программе.
– По полной? А если коньки отбросит?
– Тогда ты прав, и нам попросту слили дезинформацию. И цена всем этим опытам - копейка. И то, в докризисную эпоху. А девчонка… считай, пострадала для науки.
Прима ощутила как к голове что-то прикрепили. Потом обожгло руку, чуть выше локтя. Она не дрогнула: боль была терпимой, словно доходила до нервных окончаний окольными путями, слабея по дороге.
– Видишь? Реакция есть, но крайне слабая.
– Вижу. Подключай аппарат. Сейчас все станет ясно. Готов?
– Всегда готов.
Тонкие иглы впились в мозг. Сердце с силой толкнулось в ребра и откатилось куда-то к позвоночнику. Болью наполнилась каждая мышца, но порог, после которого наружу рвался бы крик, еще не был перейден.
Раздался долгий зуммер и словно подвел черту между обычным существованием и тем странным состоянием, в котором дышать оказалось совсем необязательно.
– Что за черт. Сердце остановилось.
– Дефибриллятор! Живо! Блин…
Сознание еще не успело приспособиться к новому состоянию, в то время как подсознание по запасным, обходным путям запустило щупальца в святая святых - нервные окончания, чтобы разом подчинить себе тело, уже не оказывающее сопротивления. Пустоту внутри стремительно, как волна во время прилива затопила жажда деятельности. Вспыхнул перед глазами кровавый туман, заворочался, стремительно втягиваясь в мозг.
Прима открыла глаза: над ней, склонившись, суетливо двигались два силуэта. Ее подбросило, как будто под ее телом был не операционный стол, а спина накаченного стероидами быка. Раздался треск. Ремни, стягивающие конечности не порвались - лопнули. Шею продолжал удерживать обруч. Мгновенно подтянув ноги к груди, Прима уперлась в живот одному из мучителей, с силой оттолкнула от себя.
Распростертой в полете птицей, ловя полами халата порыв воздуха, человек отлетел к стеклянному шкафу. С оглушительным стуком упал отброшенный стул, прошлись железом по кафелю металлические ножки. Звонко дрогнул шкаф, взорвалось стекло. Со стеклянным перезвоном посыпались на пол осколки. Резкий, с трудом переносимый запах, наводнил комнату. Отвратительно запахло камфарой и нашатырным спиртом.