Ушаков

Ганичев Валерий Николаевич

6. Ушаков искусно сочетал огонь с маневром. Благодаря высокому уровню подготовки командиров кораблей и хорошей выучке артиллеристов флот Ушакова, как правило, сталкивался с противником на расстоянии картечного выстрела и только после этого открывал массированный огонь. Ушаков старался зайти с носа или кормы неприятеля и вести по последнему продольный огонь, наиболее губительный для парусных кораблей ввиду слабости их носового и кормового огня и ограниченности угла обстрела.

7. При освобождении Ионических островов Ушаков показал себя как мастер комбинированных операций. Он впервые в истории морских войн организовал взаимодействие десанта и артиллерии кораблей поддержки. Благодаря хорошо разработанному плану артиллерийской подготовки высадки десанта и штурм неприступной для того времени крепости Корфу проходили в установленной последовательности, крепость была взята в течение одного дня.

8. Тесное взаимодействие флота с сухопутными войсками — отличительная черта тактического искусства Ушакова. Известно, например, что Черноморский флот обеспечивал действия Суворова у Кинбурна, при взятии в 1790 году Измаила, в Италии.

9. Ушаков всегда учитывал важность поддержания высокого морального духа в своих подчиненных. Он умел воодушевить матросов и офицеров на преодоление любых трудностей и вызвать у них стремление к одной общей цели — уничтожению врага. Большое значение в этом отношении имел тот факт, что Ушаков, обладая громадной личной отвагой, непреклонной волей и твердым характером, в то же время был чрезвычайно скромен, прост в общении со своими подчиненными и, заботясь о них, умел заслужить их любовь и преданность».

Военно-морское искусство Ушакова было построено в первую очередь на отказе от устаревших шаблонных форм ведения военно-морских операций и учета поведения и подготовки военно-морских сил.

«Румянцев, Суворов и Ушаков подняли на высшую ступень военное и военно-морское искусство эпохи, своей деятельностью обеспечили России приоритет в разработке стратегии и тактики сухопутных и морских сил. Ушаков нанес такой же удар по канонам формальной линейной тактики, господствовавшей тогда в западноевропейских флотах, какой Румянцев и Суворов нанесли по прусской линейной тактике» (История военно-морского искусства, т. 1. М., 1953, с. 265).

Ушаков сам порождал результат. Не ждал чрезвычайных случаев, не уклонялся ни от одного из боев. Из маленьких шансов он создавал большие, завоевывая постепенно авторитет самого победоносного флотоводца.

И недаром в статуте ордена Ушакова, учрежденного в 1944 году, говорится, что им «награждаются за выдающиеся успехи в разработке, проведении и обеспечении морских операций, в результате чего в боях за Родину была достигнута победа над численно превосходящим врагом... За отличную организацию и проведение операции противника в море и против его побережья, достигнутые успехи в уничтожении сил флота противника и его береговых баз, укреплений в результате внезапного и решительного нанесения удара, основанных на полном взаимодействии сил и средств флота».

Действительно, не было на тот период более авторитетного, более компетентного, как сказали бы ныне, более известного военно-морского руководителя, освоившего предшествующее искусство морского боя и двинувшего его дальше, чем он — Ушаков, и орден его имени — одна из высших наград офицеру флота.

Второе, что обеспечивало Ушакову победу, — его забота о корабле, о стоянке, о гавани, о портовых сооружениях, об артиллерийском снаряжении, о добротном лесе для строительства кораблей, о парусине и гвоздях, о якорях, о палубных и обшивочных досках, конопати и красках. Обо всем том, что составляло базу флота. Он знал его изначально — корабль, основу жизни флота. Он постигал таинство его рождения в ложе эллинга Кронштадта, Архангельска, Новохоперска, Таганрога, Херсона, Николаева. Он знал мудрость русских корабельных мастеров Афанасьева, Соколова, Катасонова, Амосова, Баженина, Селянина, Масальского и многих других умельцев создания быстроходных отечественных линейных кораблей, фрегатов, пинков, галер. В его деятельности нередки были поездки для осмотра корабельного леса, инспектирование строящегося мола, недавно организованного склада.

Город русских моряков Севастополь — его порт и обустроенная гавань в немалой степени обязаны предусмотрительности, трудолюбию, настойчивости, вниманию Ушакова. «При усиленной настойчивой деятельности Ушакова по части корабельного и портового благоустройства, со всяким появлением нашего флота в Севастопольском порте, всякие обычные городские и адмиральские работы проводились самым порядочным образом, и ему лично и его постоянной и неустанной заботливости мы были обязаны не только тем, что наш флот являлся хорошо вооруженным и снабженным на море и одерживал решительные и малостоящие для нас победы, но и тем, что порт севастопольский за последующее время управления Ушаковым гораздо быстрее обстроился новыми зданиями, нежели во все продолжение своего прочего существования» (История Севастополя, как русского порта. Спб., 1872, с. 174).

Особые усилия предпринимал он по постоянной подготовке корабля к плаванью, а было это нелегко. Ведь из каждого плаванья корабли возвращались ободранными, с облупленной краской, с трещинами в рангоуте, похудевшими канатами, вылезшей конопатью, с порванными парусами, с закопченными, а нередко треснувшими пушками, изъеденной червями, отваливающейся на ходу обшивкой. Адмирал казался всем вездесущим. Наблюдал за тем, как килевались корабли, осматривал нижнюю часть, следил, как проконопачивали верхнюю часть корабля, пропитывали снасти смолой, меняли перетертый такелаж, чинили и исправляли блоки. И все это для того, чтобы сделать корабль еще более быстроходным, крепким, красивым, позволяющим укротить суровый нрав моря.

Известно, что поведение солдата и матроса в армии и на флоте объективно обусловлено, исторически задано условиями жизни. Ф. Энгельс, как известно, большой специалист в области военной теории, показал это на примерах русского населения, которое «в рамках своего традиционного образа жизни было пригодно решительно на все; выносливое, храброе, послушное, способное преодолеть любые тяготы и лишения, оно поставляло превосходный солдатский материал для войн того времени, когда сомкнутые массы решали исход боя» (Соч., т. 22, с. 16).

Вот эти качества учитывали победу творящие полководцы и флотоводцы Отечества. В книге «Русское военно-морское искусство» (М., 1951) говорится:

«Ушаков не проиграл ни одного морского сражения и главным фактором своих побед считал прежде всего стойкость и мужество матросов эскадры. Сам Ушаков неустанно заботился об эскадре и часто в период перебоев снабжения эскадры тратил на питание и нужды команды свои личные средства. Гуманное отношение к матросу и продуманная система воспитания личного состава эскадры во многом роднили Ушакова с Суворовым. Ушаков так же, как и Суворов, высоко ценил моральные качества русских воинов. Суворовские и ушаковские принципы воспитания и обучения личного состава армии и флота в тот период находили известную поддержку лишь среди наиболее дальновидных представителей высшей придворной знати. Они прекрасно понимали, что для борьбы с внешними врагами нужна сильная армия, которая не могла держаться только на одной палочной муштре. Потемкин и его единомышленники понимали, что уверенно вести личный состав в бой мог только авторитетный начальник. Таким начальником на флоте был Ф. Ф. Ушаков, имевший огромный авторитет и заслуживший безграничное доверие и преданность личного состава эскадры».

Может показаться странной такая преданность рядового состава флота, в котором было немало бывших крепостных, человеку, представлявшему высшее сословие, делу которого они служили. Однако и здесь есть своя особенность, которую наверняка учитывал Ушаков. Русский матрос был набран по рекрутскому набору, который проводился по месту поселения. Конечно, это была принудительная мера дворянского государства, повинность для крестьян. Но ответственными за людей, отданными в армию и флот, были община, мир. Отсюда и общинный характер этой повинности, круговая порука за рекрута. Его побег — это уже была измена общине. Рекрутский же набор позволял отказаться от найма иностранцев, и это создало особый облик русской армии и флота того периода. Они состояли из солдат и матросов великорусской национальности, а позднее — выходцев с Украины и из Белоруссии. Феодальная Россия применяла этот общинный институт, и русские полководцы и флотоводцы Суворов, Румянцев, Ушаков использовали этот институт. Артельность и общинность русского воина и моряка брались ими на вооружение. О спайке, взаимовыручке, тяге к сплочению бывшего русского крестьянина ходили легенды в Европе. А эта черта, говорил Энгельс, сохраняется у русского и в военном деле, «объединенные в батальоны массы русских почти невозможно разорвать: чем серьезнее опасность, тем плотнее смыкаются они в единое компактное кольцо» (Соч., т. 22, с. 403).