Ушелец
Шрифт:
Я не взялся бы объяснить этот феномен, но, стоило мне застегнуть последнюю черную пуговицу под подбородком, как температура неожиданно успокоилась.
И за что, спрашивается, я раньше так недолюбливал эту рубашку? Пусть не модная, пусть цвет не мой, да и рукава… Но, в целом, хорошая же рубашка, удобная. Подчеркивает фигуру, не колется, и карманы вон какие вместительные… Нет, определенно очень хорошая рубашка! Тогда почему?..
Всю жизнь, с самого детства, сколько себя помню, меня окружали хорошие, удобные вещи. Это было настолько привычно, что казалось естественным. Хорошие игрушки – не самые красивые и дорогие, но удобные. Хорошая одежда. Хорошие родители… Впрочем, это я несколько… Хотя почему? Да, хорошие родители! Удобные. И хорошие друзья. Они не лезли в душу глубже, чем следовало, и никогда не приходили в гости без предварительного звонка. И работа в хорошей фирме. Не самой лучшей в плане зарплаты и рабочего графика, зато рядом с домом, семь минут пешком. Удобно? А как же! А потом была хорошая девочка Таня, которая со временем стала хорошей женой. Не лучшей вообще– были же красивее, были умнее, были даже те, кто прошел бы по битым стеклам более грациозно, чем она, были… – но лучшей для меня. То есть, в некотором смысле – идеальной. Самой удобной.
Жить в окружении хороших вещей, что и говорить, приятно. Из такого окружения не хочется выходить. Из него просто невозможно выйти, там же, снаружи, так плохо, так неуютно… Брррр!
Но есть у хороших вещей и одно отрицательное качество. Обычно оно не бросается в глаза, но иногда… Особенно бесконечным ноябрьским вечером, когда ты стоишь в теплой, освещенной комнате и смотришь в окно, за которым, по идее, должная быть промокшая и промерзшая улица, но видится почему-то только отражение все той же комнаты вместе с тобой и с множеством окружающих тебя хороших, уютных, теплых вещей – отражение, подвешенное в черной пустоте на высоте четырнадцатого этажа… Иногда это отрицательное качество становится особенно заметным.
Все хорошие вещи требуют ухода.
Знать бы только, куда…
И никого нет рядом, некому пожаловаться, некому пожалеть. Еще вчера оставались хотя бы ушки, в них можно было шептать о чем угодно, не ожидая ответа, но и не опасаясь, что он тебе не понравится. Сегодня не видно даже рогов…
И почему это случилось не раньше, не в самом начале, а именно сейчас, когда все казалось таким надежным, таким налаженным? Ни одного лишнего движения, ни одной бездарно потраченной секунды, все выверено и отработанно. Впереди уже маячила финишная ленточка, нетерпеливые губы порывались начать обратный отсчет… И вдруг – такая несправедливость!
Я, кажется, заплакал – последнее время это получалось у меня необычайно легко, как в детстве – и потащился в туалет…
Я заканчивал семьдесят четвертый ряд, не хватало всего одного кусочка, последнего. Казалось бы, что проще? Перебирай все оставшиеся невостребованными кусочки по одному и прикладывай к вакантному месту. Учитывая специфику задачи, более продвинутого алгоритма ее решения придумать просто невозможно. Я так и поступил, тупо перебрал, один за другим, все кусочки. И ни один из них не подошел. «Ничего удивительного, сказал я себе, ты просто занимаешься этим делом уже… довольно долго, ты немного подустал, может быть, даже заскучал слегка и – как следствие – стал невнимательным. Рассеянным. Ты пропустил его…» Это случилось впервые за время моей работы, но когда-нибудь это должно было случиться. Посмеиваясь про себя и над собой, я перебрал эти две с чем-то тысячи кусочков во второй раз. Нужного, по-прежнему, не было. «Все проще! – осенило меня. – Посмотри по сторонам! Загляни под кровать, за тумбочки… Уверен, необходимый тебе кусочек залетел именно туда». К тому времени перед глазами у меня почти постоянно мелькали какие-то белесые пятна, так что я не особенно им доверял, поэтому предпочел проверить все руками. Ни под кроватью, ни за тумбочками, ни вообще где бы то ни было в пределах спальни никаких кусочков, кроме тех, что и так были на виду, я не обнаружил. Тогда я перебрал их в третий раз, и заодно пересчитал. Получилось 2374. Дебит сходился с кредитом, и это было ужасно! Нет, хуже, это было катастрофой! Настала пора признаться себе, что эта идиотская головоломка, от которой я с самого начала ожидал какого-нибудь подвоха, не собирается в принципе. Чтобы поверить в это окончательно, мне понадобилось еще три перебора. Я пытался уговаривать непослушные кусочки, я умолял их, гладил, я плакал им, а когда это оказывалось бесполезным – пытался воздействовать на них грубой силой. Иногда мне казалось, что стоит еще чуть-чуть надавить вот на этот краешек… Но это только казалось.
По темному коридору я дотащился до туалета. Долго, наверное, несколько минут, гладил стену рядом с туалетной дверью в поисках выключателя. Так и не нашел. Я распахнул дверь и отшатнулся. Темнота внутри этой тесной, маленькой комнатки испугала меня. В коридоре тоже не было света, но здесь было значительно темнее. Чернее, если хотите… «Чернее…» – пробормотал я и резко захлопнул дверь. Мне больше не хотелось в туалет. Спустя мизерный квант времени, равный одному морганию, я обнаружил себя на пороге спальни. Сердце бешено стучало, мое дыхание… Впрочем, черт с ним! Я упал на колени рядом с недостроенным черным квадратом и погрузил трепещущие ладони в россыпь маленьких черненьких кусочков. Я, должно быть, был похож на молящегося в этот момент, и я, черт возьми, молился! И уже в первой сотне нашел то, что искал. Один кусочек – он слегка отличался от других. По цвету. Он был чуточку – самую малость – светлее. Тоже черный, просто немнооожечко светлее! Понимаете? Я рыдал и хохотал одновременно. Какая нелепая случайность! Все разрешилось так просто. На самом деле в Картине… В той Картине, которую я, буквально, вслепую воссоздавал сейчас, был один… по крайней мере, один полностью черный элемент. И он оказался перевернутым! Ну не забавно ли?
Я перевернул кусочек. Просто перевернул. С другой стороны он тоже был черным. Таким же, как и 9999 его собратьев. Я приложил его к пустующему месту и кусочек занял его, уверенно и спокойно, всем своим видом подчеркивая, что находится здесь по праву.
Щ-щ-щелк! Когда сердцебиение поутихло, и руки перестали дрожать, я снова погрузился в работу. И только спустя какое-то время меня посетило запоздалое откровение. То, что произошло недавно, вовсе не являлось нелепой случайностью, как мне показалось сначала. Напротив, это была коварная, продуманная до мелочей, виртуозно исполненная провокация! Кем исполненная?.. Да Танькой, кем же еще! Это ведь она по моей просьбе переворачивала кусочки черным кверху. Она заметила, что один из них – почти одноцветный, и сознательно положила его неправильной стороной вверх. Сделать это случайно она не могла – с ее-то стопроцентным зрением, которым она так гордилась! Да, да, именно так все и было!.. А напоследок она внушила мне эту идиотскую мысль, что у черного цвета, якобы, нет оттенков. Никогда не слышал ничего глупее…
Она всегда ненавидела меня!
Снова приходила эта женщина… моя жена. Кто еще стал бы так громко и занудливо колотить в дверь ногами? Она приобрела эту отвратительную привычку после того, как я оборвал провода дверного звонка.
Сегодня она испытывала мое терпение особенно долго. Бесполезно, я научился не реагировать на мелкие раздражители.
Потом она принялась ковырять в замке своими ключами, и я еще раз порадовался собственной предусмотрительности. Замки на предохранителях, задвижку я намертво прикрутил пассатижами.
А потом она стала кричать. Это было необычно и, именно поэтому, особенно нервировало. Укрыться от ее пронзительных криков не помогала даже двойная дверь.
Я встал и, придерживаясь руками за стены, направился в сторону прихожей, чтобы сказать этой женщине, что хватит, не надо больше кричать. Стены тоже помогали плохо, по пути я два раза не смог удержать равновесие и, как следствие, больно расшиб левое колено.
Я открыл внутреннюю дверь, приник к дверному глазку и увидел ее. В том, что она кричала, я не смог разобрать ни слова, да, честно говоря, и не хотел. Мне хватало того, что я видел ее лицо, покрасневшее, залитое слезами, искаженное криком и выпуклой линзой глазка…
Интересно, что я в ней нашел?
– Эй! Что я в тебе нашел? – крикнул я в глазок. И сам не услышал своего голоса, таким он был высохшим, выцветшим… Тогда я, надрывая горло, прокаркал в три приема невнятное:
– У!.. Хо!.. Ди!..
Я все равно не открыл бы ей.
У меня хороший дверной глазок, он дает 200 градусов кругового обзора. По обещанию монтажников из фирмы, в которой я заказывал дверь, глядя в этот глазок, я легко могу рассмотреть даже собственные тапочки. Тапочек я, конечно, не видел, зато заметил чью-то руку. Кто-то стоял справа от женщины, вжавшись в стену между дверью и пожарным шкафом. Кто-то ненужный. Я видел только его руку: ладонь и кусочек белого рукава. А еще дальше, из-за угла лифтовой шахты показалось на миг чье-то плечо, тоже белое. Плечо возникло внезапно и тут же бесследно исчезло, но этого оказалось достаточно. Кто лучше меня умеет восстанавливать целую картину по ее отдельным фрагментам?..
Мне было наплевать, кто они, одетые в белые одежды и откуда они пришли.
С некоторых пор я стал очень болезненно реагировать на белый цвет.
Я тщательно запер внутреннюю дверь, чтобы стало хоть немного тише, и поплелся в гостиную. Необходимо было проверить, хорошо ли закрыта дверь на лоджию, чтобы даже через соседскую квартиру они не смогли бы… Впрочем, конец этой мысли так и остался не сформулированным. За ненадобностью.
Все равно в гостиной не было никакой двери на лоджию.