Услышал я голос
Шрифт:
Утренний гул прогреваемых за Пекинкой самолетов.
Когда-то они куда-то летали, сейчас не летают, но прогреваются. Может, еще полетят.
Впервые летел самолетом в седьмом классе. Был в гостях у тетушки в Донецке, и она взяла мне билет на самолет, пассажиров было только трое, и все сорок пять минут полета мужчина и женщина безотрывно целовались, а я старательно смотрел в иллюминатор…
“„Королеву красоты”! „Королеву красоты”!” – просили, умоляли…
Искали “королев” черт знает где, думали только об этом…
“Не все!” – услышал я чей-то строгий
Сегодня – субботник, сегодня выйдем, уберем свой двор.
Двор у нас хороший, а сегодня он станет еще лучше.
На столе – бутылка “Саперави Тамани”. Принес ее вчера Владимир Александрович, с которым мы когда-то пытались делать кино.
Пришел неожиданно, вручил жене букет цветов, мне – бутылку вина и тут же ушел.
“Еще встретимся, поговорим, а сейчас – дела”, – сказал он и убежал.
Периодически с ним это случается.
Внезапно появится, вручит подарки, исчезнет.
“„Саперави Тамани”. Коллекция вин полуострова Тамань. Приготовлено по классической технологии совместно с виноделами Франции”.
Посмотрим.
После работы не грех и выпить.
Приведем свой двор в порядок – и можно выпить.
Хорошо после хорошей работы выпить стаканчик хорошего вина. Хорошо…
“Замолчи!” – услышал я чей-то строгий голос и замолчал.
На субботник никто не вышел.
Впервые за тридцать лет никто не вышел.
Нет, Федя вышел, инвалид Федя из третьего подъезда вышел, погреб немного граблями, споткнулся, упал, ушел.
Лежит мусор и упавшее дерево.
Вечером мэр по телевизору поблагодарил горожан за хорошую уборку города.
Все вышли, а мы не вышли? Ладно, что ж теперь… И все же…
“Снег прикроет, успокойся”, – услышал я чей-то голос, строгости в нем не было, и я успокоился и лег спать.
То плюс, то минус. Вчера дул и морщил лужи сырой промозглый ветер, а сегодня – снег, лед, иней.
Февраль. Уже февраль. А там – и март, и зиме конец, а ведь еще вчера, кажется, размышляли, ставить елку или не ставить, торт покупать или испечь, и какие салаты лучше, и что из спиртного, и не застрянут ли в московских пробках дети по дороге домой…
Диван нужно смотреть.
Разболтался он что-то.
Новый диван – и уже разболтался.
Вчера прилетали синицы, а снегири прилетать перестали.
Пиранделло, Унамуно.
Только что ушел Павел Владимирович. Пили кофе, говорили о Пиранделло и Унамуно.
Пиранделло – итальянский писатель, Унамуно – испанский.
На днях принесли телеграмму, текст телеграммы: “Пора кончать”. Принес телеграмму пожилой почтальон, в котором я узнал самого себя, то есть сам себе принес телеграмму.
Дело было во сне, на рассвете, я не стал размышлять над тем, что все это значит, хотя, если честно, текст телеграммы несколько настораживает, но не будем об этом.
Диван нужно смотреть.
Разболтался он что-то.
Новый диван – и уже разболтался.
Вера Петровна с четвертого этажа просит открыть бутылку
Минус пять, ветра нет, солнца нет, заснеженные кусты и деревья, черные глыбы ворон на тонких вершинах берез, Виктор Иванович из четвертого подъезда тащит на санках оконные блоки, он собирает выброшенное и складирует за своим гаражом, а наступит май – увезет все это на дачу с целью вместо сарая поставить дачный домик.
Пожилой инвалид прогуливается с молодым инвалидом, а где их третий друг по прогулкам – инвалид неопределенного возраста?
Как-то летом я шел за ними и слышал их разговор, и говорили они о Гегеле.
Люди, дома, машины, много машин, машин, кажется, больше, чем людей, кусты, деревья, теплые трубы теплотрассы, черная, влажная, с нежной травой полоса вечной весны тянется среди снегов, повторяя ход подземной трубы теплотрассы, подростки между домом глухонемых и игровым залом “Вегас” играют в хоккей, кто на коньках, кто без коньков, троллейбусное кольцо, овраг, гаражи, а дальше – Пекинка, а за нею – дачи, и виднеется серая полоса леса, а дальше – дорога на Юрьев-Польский, когда-то давно ездил я в ту сторону устраиваться пастухом, но не устроился, так как молодая женщина, от которой это зависело, вышла на крыльцо и замахала руками: “Уходите! Уходите! Мой муж только что вернулся домой из тюрьмы! Уходите! Уходите!”
Но вернемся к дивану. Крепеж разболтался. Нужны отвертка и шурупы более сильные, но все спуталось в моем хозяйственном отсеке, полнейший бардак…
“И с этим бардаком пора кончать!” – услышал я голос Президента, и согласился с ним, и навел порядок, и закрепил крепеж дивана, и лег на диван, и двое неизвестных вошли, и один из них сказал, что пора кончать, и они сделали это, но мне не было ни больно, ни страшно, мне стало хорошо, что меня уже нет…
А потом я что-то делал, о чем-то размышлял, а потом наступил вечер, и я вышел прогуляться и за торговым колледжем не удержался и спустился на картонке по ледяной горке.
Дождь, лужи, туман.
Дочь купила нам большой жидкокристаллический телевизор.
Живет и работает она в Москве. Приехала, купила, настроила, уехала.
Ремонт крыши нашего дома продолжается.
Правая нога Игоря Петровича после грязей в Саках сгибается лучше.
В нашем городе создаются ДНД – добровольно народные дружины.
Пожилая дружинница задержала рецидивиста.
В Германии отмечается рост популярности социалистических идей. Продаются двухполозные коньки. Купить, дождаться настоящей зимы, потренироваться на двухполозных коньках, а потом перейти на более серьезные.