Успеть. Поэма о живых душах
Шрифт:
— Еду, Ларис, ничего особенного. Отдыхал, конечно. Вот ты, ей богу! Нет, голодный! А чего спрашивать тогда? Как Оксанка там? Понятно. Хорошо. Ну все, пока.
Сразу же после этого позвонила и Юля. Голос Виталия был точно таким же, как и в разговоре с женой:
— Час прошел, а ты уже… Юль, я за рулем, потом расскажешь. Я же говорил: завтра утром или к обеду. Давай, пока. Я тоже. Хорошо. Все, не могу говорить, менты впереди.
В самом деле, у обочины стояла полицейская машина, а возле нее двое служивых в теплых серых куртках и шапках; один из них поднял полосатую палку и помахал ею, будто подманивая к себе.
Он показывал документы, а Галатин, чтобы немного размяться, вылез из кабины. Полицейские посмотрели на него. Один, сержант, был молодой, худенький, скучный, на ногах — унты. Не по форме, но, может, у человека ноги больные, мерзнут. Второй, лейтенант, был чуть старше напарника, но тоже молодой, высокий, полицейская форма шла ему, что случается редко, и даже куртка не казалась мешковатой — не исключено, что лейтенант подгонял ее по фигуре. Оба были без масок, как и Виталий, поэтому и Галатин не надел маску. Должно быть, на трассе не так строго блюдут антивирусные правила: на свежем воздухе и морозе в опасность заражения как-то не верится.
— Здравствуйте, — сказал полицейским Галатин. — С наступающим вас!
— Добрый день, — ответил за двоих лейтенант. — Вместе едете?
— Он к родственникам в Москву, — поторопился объяснить Виталий. — Я взял человека попутно, не запрещается же. Ведь нет?
— Пока нет, — сказал лейтенант. — Документы можно посмотреть?
— Чьи? — не понял Галатин.
— Ваши.
— Зачем?
— Русланыч, чего ты? — упрекнул Виталий. — Тебе трудно?
— Мне нетрудно, но хотелось бы знать причины и основания, — сказал Галатин. — Насколько я знаю, проверка документов у граждан, особенно если они не водители, не входит в обязанности дорожной полиции!
Сержант кисло скривился: ну вот, опять байда начинается! Лейтенант был выдержаннее, он даже улыбнулся.
— Мы не дорожная полиция. Основание — антитеррористическая операция. Можете не показывать документы, тогда поедем в отдел для установления личности.
— Да покажет он! — заверил Виталий. — Русланыч, время дорого, давай!
— Если бы мой товарищ так не спешил, я бы поспорил, — сказал Галатин. — Пожалуйста, ознакомьтесь.
Он достал из кармана куртки паспорт и протянул лейтенанту.
Галатин забыл, он совсем забыл, что вложил в паспорт свернутые справки. Все, сколько было. А лейтенант уже рассматривал паспорт, изучал данные, а потом развернул и листки.
— Глянь, Сережа, — сказал он. — Гражданин наперед запасся! Умно!
Сержант без интереса посмотрел и кивнул, выразив этим скупым движением и подтверждение увиденного беззакония, и привычку к нему.
— Это я… Понимаете, на самом деле эти справки вообще не нужны! — Галатин старался говорить шутливо-безбоязненным голосом, давая понять, что дело пустячное и не стоит особого внимания. — Это я так, на всякий случай!
— Случай, не случай, а налицо поделка документов.
— Блин! — вырвалось у Виталия. Он тут же объяснил причину возгласа. — Это я ему велел сделать, товарищ лейтенант. Типа, для страховки. Они, если подумать, действительно не нужны, можно хоть выкинуть. Какие документы, это так, распечатка, бумажки! Давай порву и забудем, ладно?
— Какой ты шустрый. Может, и паспорт порвать?
— Товарищ лейтенант,
— Статья триста двадцать семь, — прервал Галатина лейтенант, поняв, что тот хотел сказать. — До двух лет или штраф до восьмидесяти тысяч.
— Твою-то! — сокрушенно сказал Виталий — он сразу догадался, к чему клонит лейтенант. — Хлопцы, я вас понимаю, служба, работа, всем жить надо, но из-за такого пустяка… Неужели не договоримся?
— Не договоримся! — ответил за лейтенанта Галатин, в котором мгновенно вспыхнуло жгучее гражданское чувство, такое жгучее, что заслонило даже цель его поездки, желание как можно быстрее попасть к любимой Алисе и к Антону. — Ты, Виталя, не волнуйся. Езжай без меня, а я поеду с ними в отдел, посмотрим там, что это за статья и можно ли ее применить к этой глупой канцелярии. Очень сомневаюсь!
— Ты, отец, какой-то прям не пуганный, — с легким удивлением сказал сержант.
— Я прям пуганный! — возразил Галатин с напором многое пережившего человека. И он не совсем лгал, потому что говорил не только от себя, но от всего своего поколения, претерпевшего идеологическое давление советского времени, беспредел девяностых, неприметный, но настойчивый мухлеж нулевых, откровенно наглый шантаж десятых годов и заблаговременно начавшееся завинчивание гаек в двадцатых — когда они еще не наступили. Его сверстники из тех, кто остался жив, навидались и натерпелись всякого, от тюрьмы до сумы, а что самого Галатин бог уберег, и он ни разу в жизни не попадал в опасную ситуацию, так это случайность, везение, а может, хотелось думать Галатину, результат честности его позиции, которая позволила избегать сомнительных положений. Гражданского долга не чурался, но нарочно на рожон не лез, вот и все. А сейчас, повторяем, он говорил от лица поколения, поэтому не было в его голосе ни звука фальши.
— Я пуганный, но не напуганный! — с достоинством сказал он. — Если у вас претензии по закону — отвечу! Если не по закону — ответите вы!
— Да твою-то, Русланыч, уймись! — закричал Виталий. — Ребят, не слушайте его, он не в себе, у него жена умерла, в Москву к детям едет! Задержат тебя суток на пять, не доедешь ни до кого! — пригрозил он Галатину. — Давай, иди в машину, грейся, а мы тут побеседуем. Пусть идет, ребята, у него аденома простаты, застудится, обоссыт мне всю кабину! — на ходу фантазировал Виталий.
Галатин так изумился, что даже не возразил, а на лейтенанта аргументы Виталия подействовали, он вернул паспорт. И справки тоже вернул.
— Идите, ладно, — сказал он.
Галатин, взяв паспорт и справки, помедлил. Он понимал, что происходит что-то нехорошее, но не знал, как этому помешать. И в отдел полиции не хотелось ехать, если честно. И Виталия подводить не с руки. И об Алисе вспомнилось.
— Иди уже! — взмолился Виталий
И Галатин пошел.
Он наблюдал из кабины, как Виталий и лейтенант о чем-то договариваются, после чего пошли вдоль машины, скрылись за кузовом. Через пару минут Виталий влез в кабину, открыл бардачок, швырнул туда папку, включил двигатель, поежился, потер руки, согреваясь. Видно было, что злится, но злость придерживает. И даже заулыбался, трогаясь и маша рукой полицейским, прощаясь. Лейтенант тоже дружески махнул рукой, а сержант проигнорировал.