Уссурийская метелица
Шрифт:
– Эй! Вовка, ты чего?.. – позвал его Морёнов.
Но Бабенков молчал. С того момента, как машина провалилась в полынью, прошла, казалось, целая вечность, за это время из "бобика" все должны были разбежаться, как суслики из норы. Какого же черта Бабуля на руле разлегся? Оплакивает его что ли, родимого?
– Бабуля! Проснись, утонешь!..
Бабенков молчал.
Морёнов выглянул из машины наружу. На льду были все. Кричали ему:
– Морёный! Юрка! Скорее!.. Где там Бабенков?
Юрка увидел троих прыгающих, а Славку, сидящим на льду – он держался
Согнувшись под тентом вдвое, всё так же стараясь не намочить валенки в воде, уже поднявшейся под самые сидения, Юрий прополз по лавкам к водительскому сидению. Схватил за ворот Бабенкова и откинул его вместе с водительской спинкой назад.
– Ты чего разлегся?!.
Бабенков был бледен до синевы. От удара о спинку сидения у него открылись глаза до неестественных размеров, чем и напугали. Казалось, они вот-вот выкатятся из орбит. Глаза задергались, словно пытались свернуться с тех креплений, на которые были навёрнуты. Открылся и рефлексивно задергался кадык на худой шее, рот сделал взглатывающие движения на вдохе.
– Да очнись же ты!!. – Затряс его Юрка. – Очнись, Вова-а!..
Морёнов наступил на бидон, но тот вывернулся из-под ноги, – он уже плавал между сидениями, – нога соскользнула с него в воду. Поймав флягу за "юбку", он отшвырнул её в салон. Стоя одной ногой уже в воде, и довольно неудобно, (она попала между сидением и возвышением у рычага коробки передач), другой на пассажирском сидении, тряс Бабенкова за грудки. Вода уже проникла в валенки, вымочила ноги до колен. От холода Юрия передернуло.
Лицо Бабули начало принимать живой цвет, на щеках стал появляться румянец, а под глазами таять синева.
– Вова! Бабуленька, ну очнись же… Утонем ведь!
Юрий, не осознавая того, что тряска только на пользу человеку, у которого было сбито дыхание, и который находился в нокауте от удара площадью во всю грудь, торкал того об сидение с отчаянием.
Бабенков, наконец, стал приходить в сознание, у него открылся “клапан", перехвативший дыхание, он с шумом втянул в себя воздух, и из глаз покатились слёзы. Бабуля всхлипнул, застонал, положил на грудь руки, до этого безжизненно обвисшие.
Юрий облегченно вздохнул: ожил!..
– Вова, ты слышишь меня?
– Слышу… – простонал Бабенков, уже осмысленно глядя на товарища, глаза у него вздрагивали, как бы пульсируя под ударами сердца.
– Подняться можешь?
– Не знаю… Попробую.
– Пробуй, да живей! Не то задницу простудишь…
Но от первого же движения, горячий пояс боли стянул Бабенкову грудную клетку, и мышцы во всем теле ослабли. Занялся дух.
– Не-не могу…
– Давай вместе. Лезь в окно!
Юрий схватил его за борта полушубка, чтобы приподнять, и почувствовал, что левую руку напрячь в полную силу не может, – она ещё не отошла от ушиба. А в кисти правой руки больно хрустнули два фаланга на двух нижних пальцах, они не успели собраться в полный захват, в кулак. Он простонал:
– О-о!.. – затряс кистью. – Бабуля, да пошевелись ты!
Сквозь слёзы в глазах, Вове показалось, что в окно льется вода.
– Поздно, Юра… – выдохнул он обречено.
В валенки зачерпнулась вода, обожгла его холодом.
– Вовка, давай в дверь!
Юрий лёг на ноги Бабенкову и упёрся руками в водительскую дверцу. Бабуля нажал на дверную ручку.
Со льда с ужасом смотрели на машину, которая, покачиваясь, медленно оседала, кренилась носовой частью в воду. Ещё немного, и машина уйдёт под лёд.
Дверка медленно подалась. Ещё усилие и она открылась на дюйм. Но в эту щель хлынул каскад воды и льда, который, показалось, сам распахнул дверь. В лицо ударила волна, плеснулась за борта, за шиворот полушубка, обожгла холодом уже сверху. Юрий откинулся назад, задохнувшись на секунду. Но тут же упёрся в бок Бабенкову и стал выдавливать того из машины. Бабуля со стоном, преодолевая сопротивление воды, цепляясь за верхнюю кромку двери и крыши, выскользнул из машины боком. Со льда к нему уже тянулись руки.
Машина, зачерпнув дверным проёмом воду, потеряв равновесие, быстро, боком пошла ко дну. Из двери, из ветрового окна и из потолочной дыры обрушился внутрь машины водопад. Юрий резко выпрямился и стукнулся головой о трубку, и почувствовал, что без шапки.
Потерял? Когда?.. Где?.. – гадать было некогда.
Льдинки вращались в водовороте, что образовался в машине от двери до дыры вверху, больно били по голове, по лицу.
Но поток неожиданно ослаб. Машина коснулась вначале углом распахнутой двери дна, затем колесами, выровнялась и встала на грунт, подняв со дна ил. Серое облако окружило "бобик", но эту муть тут же потянуло под лёд течением.
Солдаты и майор оторопело смотрели на то место, куда осела машина. Тент её был виден, видна была дыра, похожая больше на черную обмахрившуюся трещину, из которой выходили последние остатки воздуха, льдинки. Пузыри всплывали, раздвигая щель, и, утробно булькнув, лопались.
За каждым шаром ожидали появление головы, такой же белокурой, как и эти воздушные шары. Но проходили секунды, как вечность, а из щели не появлялось знакомого очертания. Из дыры машины начала выливаться илистая муть.
– Юрка-а!!. Юра-а!!. – взвыл Потапов, подползая на заднице к кромке льда. Казалось, ещё мгновение и он спрыгнет на крышу машины.
Бабуля, держась за грудь, при каждом вдохе болезненно морщился, словно то, что вдыхал, было наполнено колючими кристалликами льдинок, и они распирали её. Возле него хлопотал Прокопенко. Он помогал ему отряхнуться от воды. К счастью, шапка у Бабули была сухая, или почти сухая, на ней только сверху серебрились капли воды, успевшие примерзнуть. Николай встряхнул ушанку и тут же натянул хозяину на голову. У полушубка была сырой только нижняя часть. Коля стряхивал рукой с него воду.