Установление и Империя
Шрифт:
В последний день Маньифико, задыхаясь, примчался к супругам и испуганно вцепился в них.
— Высокоученый доктор зовет вас. Ему нехорошо.
Ему действительно было нехорошо. Он лежал в постели, с неестественно расширенными, неестественно блестящими глазами. Он был грязен и неузнаваем.
— Эблинг! — вскричала Бейта.
— Дайте мне сказать, — прохрипел психолог, с усилием приподнявшись на исхудалом локте. — Дайте мне сказать. Мне конец… работу я передаю вам. Я не вел записей; черновики я уничтожил.
Больше никто не должен знать. Все должно остаться у вас в головах.
— Маньифико, —
Клоун нехотя поднялся и шагнул назад. Его печальные глаза смотрели на Миса. Тот сделал слабый жест:
— Он не помешает; пустите его остаться. Останься, Маньифико.
Клоун быстро уселся. Бейта уперлась взглядом в пол. Она прикусила зубами нижнюю губу, сжимая их все сильнее и сильнее.
Мис сказал хриплым шепотом:
— Я убежден: Второе Установление может победить, если оно не будет преждевременно застигнуто Мулом. Оно окружило себя секретностью; секретность эта должна быть соблюдена и впредь; она необходима… Вы должны отправиться к ним; ваша информация жизненно важна… может содержать в себе все недостающее… Вы слышите меня?
Торан в отчаянии закричал:
— Да, да! Скажите нам, как добраться туда, Эблинг! Где оно?
— Теперь я могу сказать вам… — произнес его слабый голос.
Но продолжения не последовало.
Бейта с застывшим, белым лицом подняла свой бластер, и хлопнувший выстрел эхом прокатился по подземелью. Верхняя половина тела Миса исчезла, и в стене позади появилась рваная дыра. Бластер выпал из онемевших пальцев Бейты.
26. Конец поиска
Никто не успел произнести ни единого слова. Отзвук взрыва прогромыхал по наружным комнатам, постепенно превращаясь в умирающее эхо. Но прежде он сделал неслышным резкий стук падающего бластера Бейты, заглушил пронзительный вопль Маньифико, перекрыл неразборчивый рев Торана.
Наступила трагическая тишина.
Голова Бейты склонилась, и в луче света вспыхнула падающая капелька. До этого Бейта никогда не плакала.
Мускулы Торана почти трещали, сведенные судорогой, но он не мог расслабиться, не мог разомкнуть словно навечно стиснутые зубы. Лицо Маньифико казалось тусклой, безжизненной маской.
Наконец Торан прохрипел сквозь еще сжатые зубы неузнаваемым голосом:
— Так значит, ты — человек Мула. Он добрался до тебя!
Бейта вскинула голову, и ее рот исказился болезненной гримасой.
— Я — человек Мула? Ты издеваешься надо мной.
Она сделала тщетное усилие улыбнуться и откинула волосы назад. Ее голос постепенно приобретал нормальное звучание:
— Все кончено, Торан; я теперь могу говорить. Не знаю, как долго я проживу. Но я могу начать говорить…
Напряжение Торана сломалось под своей собственной тяжестью и угасло до безвольной тоски.
— О чем, Бей? О чем теперь можно говорить?
— О безмятежности, которая следовала за нами. Мы уже замечали это раньше, Тори. Не помнишь? Погибель все время хватала нас за пятки, но ни разу не смогла вцепиться в нас по-настоящему. Мы были на Установлении, и оно рухнуло, пока Независимые Купцы еще сражались, — но мы вовремя
Торан выслушал и замотал головой.
— Я не понимаю!..
— Тори, такие вещи в реальной жизни не случаются. Ты и я — люди незначительные. Мы не можем на протяжении целого года непрерывно попадать из одного политического водоворота в другой — если только мы не несем этот вихрь с собой. Если только мы не несем источник заразы с собой! Теперь ты понимаешь?
Губы Торана сжались. Его взгляд с ужасом застыл на кровавых останках того, что некогда было человеком, и в глазах его появилась боль.
— Уйдем отсюда, Бей. Давай выйдем наружу.
Снаружи было пасмурно. Ветер стремительно налетел на них, разметав волосы Бейты.
Маньифико плелся за ними чуть поодаль, едва слыша их разговор.
Торан сказал сдавленно:
— Ты убила Эблинга Миса потому, что именно его считала источником зла?
Что-то во взгляде Бейты поразило его. Он прошептал:
— Он был Мулом?
Он не верил — не мог поверить в то, что подразумевали его собственные слова.
Бейта резко расхохоталась.
— Бедный Эблинг — Мул? Нет, о Галактика! Будь он Мулом, я не смогла бы убить его. Он бы уловил чувство, сопровождающее этот порыв, и преобразовал бы его в любовь, преданность, обожание, ужас, во что угодно — согласно его собственному желанию. Нет, я убила Эблинга не потому, что он был Мулом. Я убила его потому, что он знал, где находится Второе Установление, и через две секунды выдал бы секрет Мулу.
— Выдал бы секрет Мулу, — тупо повторил Торан. — Выдал бы Мулу…
И тут он испустил отчаянный крик и, обернувшись, в ужасе уставился на клоуна, который индифферентно сидел в стороне, но, видимо, понял все услышанное.
— Не Маньифико?.. — вопросительно шепнул Торан.
— Послушай, — сказала Бейта. — Ты помнишь, что случилось на Неотранторе? О, ну подумай, Тори.
Но он только мотал головой и что-то бормотал.
Она устало продолжала:
— На Неотранторе умер человек. Человек умер, хотя его никто не коснулся. Не правда ли?
Маньифико играл на своем Визи-Соноре, и когда он закончил, кронпринц был мертв. Не странно ли?
Не удивительно ли, что существо, преисполненное бессильного ужаса перед всем на свете, обладает способностью убивать по своей воле?
— Музыка и световые эффекты, — сказал Торан, — имеют глубокое эмоциональное воздействие…
— Да, эмоциональное воздействие. И очень сильное. Эмоциональные эффекты — это вроде бы специальность Мула. Возможно, речь идет о совпадении. И притом существо, которое может убивать внушением, полно такого страха. Что ж, Мул, предположительно, ковырялся в его сознании, так что это объяснимо. Но, Торан, я уловила немногое из той Визи-Сонорной пьесы, что убила кронпринца.
Лишь немногое — но и этого хватило, чтобы вселить в меня то же чувство отчаяния, которое я испытала в Своде Времени и на Хэйвене. Торан, я не могу обмануться в этом особенном ощущении.