Устрицы под дождем
Шрифт:
– Девушка, с вами все нормально? Она же не моргает даже, вот денек-то! Эй! Эй, вы меня слышите? Я сейчас охрану позову!
Продавщица подошла к дверям, около которых, скучая, рассматривал посетительниц рыжий, весь в веснушках, охранник.
– Там девушка улыбается! Пойди разберись, а то я не знаю, что делать!
– Чего делает? – удивился охранник.
– Улыбается! Да пойдем же, вон она!
Человек в рабочей форме протянул к Оле руку.
– У вас все нормально? – спросил он.
– Вы хотите,
– Платье будете брать или нет? – громко спросила продавщица.
У меня нет денег, – ответила Оля, в полной уверенности, что эта фраза все прощает.
– А что же мерить-то?! – возмутилась продавщица. – Снимайте платье, приходите, когда деньги будут.
– Хорошо, – согласилась Оля. Адрес она запомнила.
Дедушка всегда говорил, что у нее красивая улыбка.
Однажды его не было особенно долго. Совсем долго. Она уже думала, что он никогда не придет. Она лежала на кровати и не открывала глаза. Она так давно ничего не ела, что глаза не открывались, а ноги не двигались. Она думала: почему все это происходит именно с ней? И почему она не может все делать хорошо? Так хорошо, чтобы Дедушка приезжал к ней. И привозил еду.
Когда он наконец-то приехал, она очень обрадовалась. Она хотела встать к нему, но не могла. По ее щекам потекли слезы, и она точно знала, что это слезы радости.
Дедушка тогда очень кричал. И ругался. Он принес в комнату помойный ящик и высыпал туда все нарядные, вкусно пахнущие пакеты. Выбросил еду, которую он привез ей. Чтобы она перестала плакать. И она улыбнулась. Он сказал, что у нее очень красивая улыбка.
Они вместе доставали еду из мусора.
8
Актриса познакомила Марусю с писательницей. У писательницы произошел психический сдвиг на фоне фруктов. Она считала, что все люди делятся на овощи и фрукты. И только фрукты могут быть звездами. А ее известность пришла к ней случайно. Потому что она – овощ. Она аргументировала это тем, что даже в детстве на ящичке в детском саду у нее была нарисована капуста.
– А в процессе жизни овощ не может трансформироваться во фрукт? – поинтересовалась Маруся.
– Это значит, что он живет не своей, а чужой жизнью, – печально улыбнулась писательница.
– Так, может, вам стоит бросить писать? – предложила Маруся.
– Я и бросила. Здесь.
– И, получается, сразу зажили своей жизнью? – уточнила Маруся, подкрашивая губы. Нянечка подарила ей свою помаду.
– Не сразу, конечно. Но в итоге – да.
– А может, воспитательницы в детском саду просто ящички перепутали? – не могла угомониться Маруся, пытаясь вспомнить, что же было нарисовано на ее собственном ящичке.
– У вас блеск клубничный, – грустно кивнула писательница на Марусины губы.
– Ага. Красиво?
– Клубничный. Понимаете? А я ненавидела блески с фруктовыми запахами. И кремы.
Маруся с удовольствием отметила, что ее любимые кремы пахнут малиной или ежевикой.
– Да… – вздохнула Маруся сочувственно.
«Я отсюда выберусь, – решила она, – раз уж психи говорят, что я – особенная, значит, так оно и есть. Мне бы мобильный. Хотя если это папа меня упрятал сюда, то смысл звонить? Дура, какая же дура моя мать. Жалкая, подлая, ничтожная. Что она видела в жизни? Работа с девяти до шести, а потом супчик муженьку и доченьке? Которой на нее наплевать. Потому что она ничего не понимает».
Однажды, классе в шестом, ей объявили бойкот. Весь класс. Мать услышала ночью, как она плачет. Пришла к ней. Села на ее кровать. Маруся обняла ее и все-все рассказала. Как это страшно и как унизительно. Весь класс поехал на соревнования, а ее не взяли. «Как мне жить, мама?» – спросила Маруся. И ей так нужен был ее ответ! Который все бы расставил на свои места. И вернул покой в душе. И исчез бы страх завтрашнего утра. Утра, когда снова надо идти в школу.
– Надо учиться, дочка, – сказала мать. И Маруся не поверила своим ушам.
Когда весь мир отвернулся от тебя? Надо учиться, дочка. Когда предала лучшая подруга? Надо учиться, дочка.
Когда не хочется жить?
Надо учиться, дочка.
Интересно, чем она понравилась папе в свое время?
Марусиной соседкой слева была молодая девушка в платочке. Она никогда не снимала платок, и она никогда ничего не говорила. И никого не слушала. Она или лежала на кровати, или сидела в холле.
Никто не знал, умеет ли она говорить вообще. Все считали, что она живет здесь всегда.
– Тебя как зовут? – решила проверить Маруся.
Девушка в платочке смотрела в пол и молчала.
– Эй, Нинка! – закричала Маруся.
– Оставь ее, – попросила актриса.
– Катерина! – закричала Маруся еще громче.
– Даздраперма! Изольда! Ангелина!
– Ее зовут Наташа, – сказала писательница.
– Откуда знаете? – поинтересовалась Маруся.
– Все знают. – Писательница пожала плечами.
– Чистый овощ, – вздохнула Маруся.
– Овощ – это не поведенческая характеристика.
– Наташ, хочешь, я губы тебе накрашу? – Маруся открыла тюбик с губной помадой, протянула руку к Наташе.
– Не трогай девушку, – нянечка крепко взяла Марусю за руку, – к тебе там доктор пришел. Ждет.
Доктора Маруся оценила.
Джинсы из-под белого халата, длинные волосы, собранные в хвост. Красный, как будто даже с перламутром галстук.
– Константин Сергеевич, – представился доктор и поправил галстук.
– Маруся, – сказала Маруся и одобрительно кивнула, разглядывая доктора.