Уступи соблазну
Шрифт:
И поэтому, даже когда его губы прижались к ее губам, она продолжала ощущать его руку на своей груди и могла полностью оценивать каждую возбуждающую ласку, чувствовать каждое прикосновение, проникающее до мозга костей.
— Вы позволите мне узнать ответ?
Слова Джарвиса, коснувшись ее губ, добрались до ее мозга. Не существовало иного ответа, который она могла дать, — кроме как разрешить ему получить то, что он желал. И когда, нагнув голову, он губами коснулся ее подбородка, Мэдлин закрыла глаза, позволяя этому случиться, и задрожала, ощутив, как его губы двинулись вниз по ее горлу. Джарвис замер, словно
Крепко зажмурившись, Мэдлин затаила дыхание. Держа ее одной рукой за талию, Джарвис отклонил Мэдлин назад и с жаром прижался губами к верхушке ее груди. Мэдлин вздрогнула и потеряла все контакты с внешним миром, когда Джарвис губами, языком, зубами, горячим влажным ртом пробовал и изучал ее — и узнавал.
Ощущения, которые он вызывал и будоражил в ней, которые пронзали и раздирали ее, были более, намного более сильными, чем, по ее мнению, должны были бы быть. Прильнув губами к ее груди, Джарвис увлекал Мэдлин к новым горизонтам обжигающей, окутывающей страсти, в мир более глубокого, более острого и более мощного желания.
Он стиснул Мэдлин, поднял ее, и она оказалась сидящей на письменном столе, откинувшись назад, среди бухгалтерских книг и счетов; ее колени и бедра были широко раздвинуты, а бедра Джарвиса расположились между ними. Сам он наклонился над Мэдлин, и она, протянув одну руку к его голове, потянула его к себе, пока он занимался ею — неторопливо получал ответ на свой вопрос и топил ее разум в удовольствии.
И это удовольствие поднималось вверх, ширилось, разрасталось, пока Мэдлин не начала извиваться и выгибаться от разгоравшегося жара, пока страсть не охватила ее и это незнакомое желание не стало еще более настойчивым.
Джарвис замер, и Мэдлин почувствовала, как его дыхание, такое же прерывистое, как и у нее, омывает ее припухшую грудь, ее чувствительную кожу. Затем его прикосновение стало более жестким и напористым, он поднял голову и, найдя ее губы, вихрем закружил в жгучем поцелуе — в поцелуе, который она знала, который узнала. Отдавшись своим чувствам, Мэдлин воспользовалась возможностью испытать все ощущения, предлагаемые им, и почувствовала, как ее мир покачнулся.
Джарвис что-то пробормотал сквозь ставший ненасытным поцелуй, потом его рука оставила ее грудь — но, к радости Мэдлин, не ее тело — и заскользила ниже, властно утверждая свои права на ее талию и ребра, таз, живот и бедра. На мгновение мускулы у Джарвиса напряглись, но затем он расслабил их и просунул руку ей между бедрами.
Сквозь тонкий материал ее платья и скользящий шелк сорочки он дотронулся до ее самого чувствительного бугорка. Мэдлин задрожала и еще яростнее впилась в него поцелуем, убеждая и подгоняя его языком — и испытала сладостное головокружение, когда он ответил бешеной атакой, которая заставила ее застыть, почувствовать себя захваченной, доведенной до какой-то неведомой высшей точки.
Потом она осознала, что это его пальцы, искусно, со знанием дела ласкающие ее между бедрами, довели ее до таких ощущений и вызвали у нее чувство, что ее мир — тот, в который ее увлек Джарвис, — готов исчезнуть, взорваться, разбиться вдребезги.
А затем так и случилось.
Джарвис почувствовал момент, когда Мэдлин оказалась на пике наслаждения, такого мощного и захватывающего, что у него самого закружилась голова.
Прервав поцелуй и отстранившись, он наблюдал за ней — наблюдал, как страсть исказила ее черты, достигла максимума, затем утихла, чтобы быть смытой нахлынувшей волной удовлетворения.
Он продолжал упиваться зрелищем, наслаждаясь тем, как смягчались черты ее милого лица, и внутренне торжествуя, что был первым, кто разбудил в ней такие необыкновенные эмоции, — и про себя твердо решил, что всегда будет единственным.
Джарвис не планировал такого оборота дел — этот самый последний шаг в его операции — и не собирался заходить настолько далеко, но ни в коей мере не сожалел, что все так произошло. Любопытство Мэдлин, ее готовность были определяющими факторами, а ему просто пришлось подстроить свой шаг, чтобы идти в ногу.
А это, слава Богу, означало, что он был ближе к успеху — и, следовательно, к собственному удовлетворению, — чем час назад.
Веки Мэдлин затрепетали, поднялись, и она долго просто оцепенело смотрела ему в глаза. Джарвис спрятал самодовольную улыбку, но не мог помешать своему взгляду опуститься и задержаться сначала на ее губах — распухших от их страстных поцелуев, — а потом спуститься еще ниже по кремовой, а сейчас порозовевшей коже к обнаженным грудям, налитым и хранящим предательские отметки его владения ими.
Джарвису стоило усилий не позволить тому, что он чувствовал, глядя на Мэдлин, отразиться на его лице. Вздохнув так, чтобы она услышала, Джарвис отодвинулся назад и, выпрямившись, взял ее за руки и потянул вверх, так что она в конце концов соскользнула со стола и встала на ноги.
— Мы снова встретимся завтра вечером, а теперь будет лучше, если я оставлю вас с вашими делами.
Мэдлин, онемев от изумления, в упор смотрела на него, но Джарвис только улыбнулся и, повернувшись, пошел к двери, чувствуя во взгляде, которым она его провожала, полную растерянность и смятение.
Как только Джарвис закрыл за собой дверь, его улыбка приобрела мрачный оттенок — поездка верхом в состоянии такого возбуждения не соответствовала его представлению об удовольствии. Но, если повезет, благополучное окончание его затеи уже близко.
Они знали, что встретятся в Катерхем-Хаусе; как оказалось, Мэдлин прибыла первой. Одетая в платье из желтовато-зеленого шелка, она с осторожностью вошла в гостиную, ощущая нетерпение и тревогу; разобравшись в своих мыслях, она решила, что хочет продолжения. Прием у леди Катерхем был ежегодным мероприятием без танцев, но все видные местные семейства стремились заполнить гостиную и просторную террасу ее сиятельства, где вели разговоры на разные темы в ожидании предстоящего в конце ужина.
Если обычно Мэдлин с удовольствием посещала такие мероприятия и охотно беседовала с соседями, то в этот вечер она чувствовала себя слишком взвинченной, чтобы, как обычно, расслабиться, — в этот вечер ее не привлекало обсуждение темы оловянных рудников.
К счастью, в огромном скоплении народа никто, похоже, не замечал такого несвойственного ей поведения.
— Мисс Гаскойн, вот мы и встретились снова.
Мэдлин резко повернулась и увидела перед собой мистера Кортленда, который тотчас же поклонился ей. Она подала ему руку и позволила сжать ее пальцы немного более многозначительно, чем считала допустимым.