Усыпальница
Шрифт:
— Сколько им пришлось ждать, Пол? — спросил Рэнд, не сводя глаз с лица жены. — Несколько минут? У меня ушло почти двое суток, чтобы добраться сюда. Все это время я ждал. В автобусе, на корабле, в аэропорту, в самолете. И теперь ничего не хочу — только смотреть на нее!
Лицо Рэнда исказилось от горя.
«А ее здесь нет! — подумал он. — Я смотрю на нее снова и снова и не могу отвести взгляд, но…»
— Понимаю, Рэнд, — отозвался Лиланд. — Но ее здесь нет. Она с Богом.
Лицо Рэнда стало каменным, и он поднял глаза.
— Я тебя сейчас ударю.
Рэнд посмотрел на первый ряд кресел, но не увидел там Трейси и молча направился к выходу вслед за Полом Лиландом.
Он остался в Огайо после похорон, пока Трейси сдавала выпускные экзамены, и думал, что поможет ей поступить в колледж в конце лета. Но чувство, что дочь словно отгородилась от него, не проходило, и Рэнд остался наедине со своим горем. У Трейси были близкие друзья, и это его радовало, но все попытки сблизиться с дочерью успеха не имели. Не говоря уже о том, чтобы помочь друг другу. Вот почему, когда позвонил Игаль Хавнер и предложил участвовать в раскопках в Мареша, Рэнд принял предложение. Он надеялся, что возвращение к любимой работе поможет отвлечься, избавиться от горестных мыслей, которые преследовали его после похорон… да и до них, если быть честным.
— И ведь это сработало, — пробормотал Рэнд, провожая взглядом машину «скорой помощи», пока она не скрылась за холмом.
Он отер с лица пот и тяжело вздохнул. А ведь еще даже не полдень. Обернувшись к машине, Рэнд заметил, что израильские солдаты внимательно за ним наблюдают. Открыл дверь, но остановился.
На него смотрел один из солдат — тот самый, с которым он только что сцепился из-за мальчика.
— Мне нужно в Тальпиот, — сказал Рэнд как ни в чем не бывало.
Солдат сделал движение подбородком в сторону холма.
Рэнд посмотрел туда и увидел множество строительной техники на самой вершине. Сквозь завесу пыли виднелись и шевелящиеся фигурки людей. Дорога в том направлении была забита машинами.
Снова вздохнув, Рэнд оглядел местность. Сплошные скалы и камни. Объехать не получится, придется ждать.
— Могло быть и хуже, — сказал он без тени улыбки. — Но не настолько.
Кивнул солдату и сел в машину.
7
18 год от Р.Х.
Иерусалим, Верхний город
— Ты понимаешь, что Шимон [5] , сын Хиллела, будет оставаться первосвященником до твоего посвящения в сан?
Уже немолодой и тучный Анна возлежал на низком ложе напротив своего зятя Каиафы, только что назначенного первосвященником. Они делили трапезу за низким круглым столом в изысканно убранном покое. Кроме них здесь был только слуга. Он стоял в дверях, откуда доносилось приятное дуновение ветерка из внутреннего двора.
5
Шимон и Гамалиил, сын и внук Хиллела Великого, являлись членами Великого Синедриона во время пребывания Каиафы на посту первосвященника.
Иудейское слово «Хашем» («Имя») использовалось и используется иудеями для именования Бога, чье имя слишком свято, чтобы произносить его.
Мнения ученых насчет того, считались ли первосвященники после Исхода помазанниками или нет, расходятся (Комментарий автора).
Иосиф бар Каиафа вежливо и терпеливо кивнул, положив в рот крупную виноградину. На столе лежали фрукты и овощи, стояли разнообразные сосуды и кувшин с вином.
— Они зададут тебе два вопроса.
Каиафа раздавил виноградину зубами.
— Да, я знаю. Я присутствовал на посвящении в сан первосвященника.
— Тем не менее сейчас важно, как именно ты ответишь на вопросы.
— Совету все известно о моем отце и моем деде. Члены Синедриона знают, что имя моего предка Захарии значится в архивах Ешаны в Зиппориме. — Каиафа привел один из главных аргументов семьи в пользу того, что он достоин стать первосвященником Иудеи.
— Они обязательно спросят о телесных изъянах и тайных пороках.
Каиафа снова кивнул.
— Уверяю тебя, я всегда был весьма осторожен. Я не мог допустить, чтобы появилось даже малейшее основание отвергнуть мою кандидатуру по этой причине. «Ибо ревность по доме Твоем снедает меня».
Анна протянул руку за чашей с вином.
— Сам понимаешь, я не сомневаюсь в твоей чистоте с формальной точки зрения. Но нельзя беспечно относиться к мнению Совета по этому поводу. Ты должен обдумать каждое свое слово.
Каиафа вздохнул и улыбнулся.
— Вы можете не волноваться, отец мой. Когда я сказал: «Ревность по доме Твоем снедает меня», я не шутил. Я понимаю, что первосвященником меня сделал Рим…
— И отец твоей жены.
Каиафа кивнул.
— Да, а также бесконечные взятки и интриги. Но я не намерен оставаться первосвященником только для Рима. Я стану первосвященником иудеев и буду служить народу моему до последнего вздоха.
— Ты хочешь преуспеть в том, в чем я потерпел поражение? — спросил Анна, изучающе глядя на зятя.
— С твоей помощью — да.
— Ты так веришь в свои способности?
— Да, но не только в них. Я верую в Хашема и в Того, Кто грядет.
— Но ты не Он, — ответил Анна, усмехаясь.
— Да, — согласился Каиафа. — Но я первосвященник. И когда в Израиле будет восстановлена добродетель, Он приидет.
— И как ты собираешься этого добиться?
— Постепенно. Но добиваться начну сразу, как только буду посвящен в сан первосвященника и помазан перед Синедрионом.