Утешительная партия игры в петанк

Гавальда Анна

Их «Картофелемет» будет работать на химической реакции… Из него можно будет запустить картофелину прямо на Сатурн, конечно, если правильно провести реакцию «Кока-Колы» с «Ментосом» (на уксусе с содой дальше Луны не полетит, а это совсем не так интересно…).

Боже мой, ну и набегались же они с этой своей затеей… Пришлось втихоря накопать картошки в огороде Рене, стащить у Кейт уксус, моденский, и тут же его вернуть, еще и нагоняй получить за это, хотя уксусу грош цена, смотаться в булочную, потому что дуры-девчонки слопали все леденцы

«Ментос», а Сэм чуть было не выпил «Колу», уговаривать Фрики выплюнуть уже малость пожеванный им затвор, производить серию опытов, снова нестись в поселок, покупать банку «Колы», потому что в большой бутылке ниже концентрация газа, отгонять любопытных, бегать на речку мыть руки, потому что липкими пальцами не получалось плотно вкрутить затычку, в четвертый раз возвращаться к бакалейщице, которая уже заподозрила что-то неладное (хотя… уже давно не сомневалась, что в этом доме живут одни психи…), потому что, мол, с «Coca light» должно сработать лучше, чем с обычной…

— Знаешь, Ясин, мне проще с Павловичем построить в России торговый центр… — со вздохом признался Шарль.

И вот они сконфуженные возвращаются домой. Эх, сколько картошки «фри» — килограммов десять, не меньше, — получилось бы из той, что ухлопали впустую… И ведь снова придется лезть в Интернет…

Кейт во дворе стригла Сэма.

— Ясин, ты следующий…

— Но… Мы еще не закончили наш «Картофелемет»…

— Правильно, — ответила она, выпрямляясь, — длинный волос — короткий ум, гриву тебе подрежу, в голове-то и прояснится… И вообще, дай Шарлю передохнуть…

Он улыбнулся. Никогда бы не признался, но уже и впрямь сто раз пожалел, что ввязался в это дело… Сходил за блокнотом, принес себе стул, расположился рядом с ними, хотел их порисовать.

Ясина обкорнали, девчонкам кудри подровняли, состригли покороче и «лесенкой», по настроению и последней моде Ле Веспери, пряди разной длины и цвета падали прямо в пыль.

— Все-то вы умеете, — восхитился Шарль.

— Почти…

Когда Недра встала, парикмахерша встряхнула накидку и повернулась к рисовальщику:

— А вы?

— Что я? — спросил он, не поднимая головы.

— Хотите, я и вас постригу?

Больная тема. Изменился в лице.

— Послушайте, Шарль, — продолжала она, — в нашем грешном мире для меня не существует особых принципов и правил… Сами знаете… видели, как мы живем… А уж тем более в отношении мужчин… Но в одном я абсолютно уверена…

Нервно щелкал автоматическим карандашом.

— Если у мужчины редеют волосы, лучше ему с ними расстаться…

— Гм… что, простите? — поперхнулся он.

— Сбрейте все! — засмеялась она. — Избавьтесь вы от этой проблемы раз и навсегда!

— Вы так думаете?

— Уверена.

— Эээ… А как же это, как его, мужественность… Когда Далила остригла Самсона, он потерял свою силу…

— Come on, Charlie. Вы станете в тысячу раз сексуальнее!

— Ну хорошо… Раз вы так говорите…

Кошмар… Двадцать лет он холил и лелеял свою чахлую растительность, берег ее аки зеницу ока, и вот сейчас эта девушка за пару минут собирается все это погубить…

Уже шел на плаху, когда она сказала, как отрезала:

— Сэм, машинку.

На помощь!

— Кейт, позвольте я повернусь лицом к фавну… Хоть порисую его прекрасные кудри себе в утешение…

Ее сообщник вернулся с орудием пытки, и дети отвели душу, обсуждая детали:

— Сколько ты ему оставишь? Пять миллиметров?

— Нее, это длинновато. Давай, два…

— Сдурел ты что ли, зачем нам бритоголовый! Три, Кейт.

Осужденный молчал, как рыба, но без труда воспроизвел лукавую улыбку сатира напротив.

Потом провел линию шеи, дошел до покрытых лишайником плеч… Закрыл глаза.

Ее живот касался его лопаток, как можно осторожнее прислонился к нему, склонив голову к груди, голову, которой касались ее руки, скользили по ней, щупали, гладили, дотрагивались, смахивали с нее волосы, разглаживали, сжимали. Выл так взволнован, что подтянул блокнот повыше к животу и так и сидел с закрытыми глазами, уже не обращая внимания на жужжание машинки.

Ему хотелось, чтобы голова его была необъятной, и не жалко было отдать любую мужественность на свете, лишь бы сладкое возбуждение длилось вечно.

Она отложила машинку и взяла ножницы, наводя марафет. Теперь она стояла перед ним, занимаясь его бакенбардами и, наклоняясь, обдавала своим теплом и ароматом, и его рука невольно потянулась к ее бедру…

— Я сделала вам больно? — заволновалась она, отступив на шаг.

Открыл глаза, увидел, что зрители, по крайней мере, младшие, все еще здесь, им не терпится посмотреть на его реакцию, когда он встретится с собой преображенным, решил, что настало время окончательно закрепиться, и набросил последнюю петлю:

— Кейт?

— Не волнуйтесь, я почти закончила…

— Нет. Не заканчивайте никогда. Простите, я не то хотел сказать… Знаете, мне тут пришла в голову одна идея…