Утопия-авеню
Шрифт:
– В шоу-бизнесе полным-полно мошенников, – говорит Левон. – Мы с вами это знаем, не раз с ними сталкивались. Но я не из таких.
Управляющий клубом «2i’s» тяжело вздыхает:
– Что ж, не подведите.
– Вы не пожалеете, – заверяет его Левон. – А четырнадцать фунтов за их выступление – сущий пустяк. – Он поворачивается к музыкантам. – Господа, вам – по три фунта на брата, и два фунта – моя комиссия. Согласны?
– Минуточку! – возмущается Оскар Мортон. – Четырнадцать фунтов за трех неизвестных исполнителей? И не мечтайте.
Левон устремляет на него долгий взгляд:
– Дин, я ошибся.
– Погодите! – Мортон понимает, что его блеф раскусили. – Я же не отказываюсь. Но с Арчи Кинноком мы сговорились на двенадцати фунтах.
Левон смотрит на него поверх дымчатых линз:
– Мы с вами прекрасно знаем, что вы обещали Арчи восемнадцать.
Оскар Мортон не находит, что сказать.
– Восемнадцать? – мрачно уточняет Грифф. – А нам Арчи сказал, что двенадцать.
– Вот поэтому все договоры составляются письменно, – веско произносит Левон. – То, что не записано чернилами на бумаге, с юридической точки зрения имеет такую же силу, как то, что выведено ссаками на снегу.
Входит потный вышибала:
– Босс, публика волнуется.
В подсобку из зала доносятся разъяренные выкрики: «Давай концерт! Восемь шиллингов за четыре песни? Нас обобрали! Грабеж! Нас дурят! Вер-ни-день-ги! Вер-ни-день-ги!»
– Что делать, босс? – спрашивает вышибала.
– Дамы и господа! – Оскар Мортон склоняется к микрофону. – В связи с… – Микрофон фонит, что дает Дину возможность проверить подключение к усилителю. – В связи с непредвиденными обстоятельствами «Блюзовый кадиллак» и Арчи Киннок не смогут развлекать нас во втором отделении. – (Зрители разочарованно улюлюкают.) – Но… но вместо них сегодня выступит новая группа…
Дин настраивает гитару, одновременно проверяя усилок Ратнера.
– Начинаем в ля мажоре, – говорит Дину Джаспер и поворачивается к ударнику. – Грифф, давай потихонечку, на три такта, как у Animals.
Драммер кивает.
Дин изображает готовность на лице.
Левон стоит, скрестив руки на груди, сияет, довольный как слон.
«Ну да, его ведь не раздерет на части толпа наамфетаминенных фанатов Арчи Киннока…» – думает Дин.
– Можете объявлять, – говорит Джаспер Оскару Мортону.
– Единственное выступление, эксклюзивно в «Ту-айз». Итак, поприветствуем…
Дин запоздало соображает, что никто не озаботился названием новой группы.
Левон гримасничает, мол, придумайте что-нибудь.
Джаспер смотрит на Дина и одними губами спрашивает: «Как?»
Дин готов выпалить… что? «Карманники»? «Бездомные»? «Нищеброды»? «Бог весть кто»?
– Поприветствуем, – выкликает Оскар Мортон, – группу «Есть выход»!
Плот и поток
В день третий после ссоры Эльф наконец признала, что в этот раз Брюс, наверное, не вернется. Несчастье напоминало о себе постоянно, куда ни повернись. Зубная щетка Брюса, сентиментальная унылая песня по радио, пусть даже самая дурацкая, или его банка «Веджимайта» на полке кухонного шкафчика – все вызывало приступы безудержных рыданий. Невыносимо было не знать, где он сейчас, но она боялась звонить общим друзьям, выспрашивать, не виделись ли те с ним. Если не виделись, придется объяснять, что произошло. А если виделись, то она поставит себя в унизительное положение, а их – в неловкое, потому что начнет выпытывать мельчайшие, мучительные подробности встречи.
В день четвертый она отправилась оплатить телефонный счет, чтобы не отключили телефон. Зашла в «Этну», наткнулась там на Энди из «Les Cousins». Не успел тот и заикнуться о Брюсе, как Эльф выпалила, что он уехал к родственникам в Ноттингем, и тут же устыдилась своей лжи. Невероятно, как быстро она превратилась из современной девушки, которая никому не позволит над собой измываться, в брошенную дурочку. В бывшую подругу. Бывшую. Она чувствовала себя как Билли Холидей в «Don’t Explain» [9] , только без трагического флера героиновой зависимости…
9
«Не объясняй» (англ.).
Все это лишь отчасти объясняло, почему ключ в дверь собственной квартиры Эльф вставила с воровской осторожностью. Если… если… если вдруг Брюс вернулся, то может испугаться ее прихода и снова сбежать. Глупо? Да. Иррационально. Да. Но разбитые сердца не ведают ни резона, ни логики. Итак, без малейшего шороха, февральским будним днем Эльф вошла в дом, отчаянно надеясь застать там Брюса…
…и увидела его чемодан, поверх которого были брошены Брюсовы пальто, шляпа и шарф. Слыша шаги Брюса в спальне, Эльф впервые за четыре дня задышала как полагается. Уткнулась в шарф, от которого пахло влажной шерстью и Брюсом. Все эти тощие, как Твигги, поклонницы, которые приходили на концерты Флетчера и Холлоуэй, чтобы завороженно глядеть на Брюса и осуждающе – на Эльф, – все они были совершенно не правы. Эльф вовсе не была для него лишь ступенькой к славе. Он любил ее по-настоящему.
– Я дома, Кенгуренок! – окликнула она, ожидая, что Брюс вот-вот приветственно крикнет «Вомбатик!» и бросится к ней с поцелуями.
Но из спальни Брюс вышел с каменным лицом. Из рюкзака высовывались пластинки.
– Ты же сегодня должна давать уроки.
Эльф ничего не понимала.
– Все ученики заболели… Ну, привет.
– Я пришел за остальными вещами.
Она вдруг поняла, что в чемодане у дверей не вещи, с которыми Брюс вернулся, а вещи, с которыми он уходит.
– Ты специально выбрал время, чтобы меня не застать?
– Я думал, так будет лучше.
– А где ты ночевал? Я так волновалась…
– У знакомых. – Сухо, будто это не ее дело.
– У каких знакомых? – не удержалась Эльф; австралиец Брюс назвал бы знакомого мужского пола «дружбаном». – У девушки?
– Ну зачем ты начинаешь? – со вздохом спросил Брюс, будто терпеливый взрослый у ребенка.
Эльф с видом поруганной женщины сложила руки на груди:
– Что я начинаю?
– Ты слишком ревнивая. Поэтому у нас и не сложилось.
– То есть «я буду делать все, что пожелаю, а если начнешь жаловаться, то ты – стерва и истеричка», так?