Шрифт:
Раннее утро. Холодный воздух проскальзывал сквозь щели оконной рамы. Я поняла ещё вчера, что сегодня мой последний день жизни. Всё началось ещё 2 года назад, когда удушливые мысли о моём существовании терзали меня. «Вот и всё», – подумала я. Смерть для меня была всегда чем-то большим, сугубо интимным и великим. Это должно было стать началом моего конца. Я никогда не боялась открыть дверь в параллель душ. Я никогда не искала заранее причин, почему должна проститься с этой жизнью. Я просто хотела вечности, без каких-либо мотиваций. Неспешно встав с кровати, я неохотно надела длинную бордовую накидку и медленно спустилась вниз. Заглянув в гостиную, я вспомнила о вчерашнем совместном чаепитии с моей возлюбленной. Пустой сервиз казался таким блёклым на фоне чёрных бархатных штор. Я знала, что она ещё крепко спит, и поспешила проститься с нашим домом. Я вышла на веранду. Воздух мгновенно заполнил мои лёгкие бодрящей свежестью утра. Впереди виднелась дорога, тянувшаяся сквозь лес. В последний раз я окинула взором наше уютное гнёздышко и торопливо исчезла в тени лесной густоты. Тропинка вела к реке, и в скором времени я оказалась у истоков речного течения. Я стала робко входить в водоём и почувствовала, как меня колит от его ледяных оков. Остановившись, я отчаянно посмотрела вперёд. Всё тело судорожно сводило и кололо с жестокой беспощадностью. Внутри меня было слишком много «меня». Бесконечные мысли терзают моё усталое тело и беспокойную душу. Я не знала, как излечить себя от безумных потоков слов, разговоров между мной и моим противоречивым «я». Бессознательно всё то, что было самой частью сознания. Всё это было абсолютно ненужным разговором с самой собой. Но, как бы сильно я ни пыталась
Глава первая
Как-то февральским зимним вечером я собиралась прогуляться перед сном. На улице было на удивление тепло. Медленно падая, снежинки таяли, разбиваясь о пальто. На улице, которая вела по главной дороге вверх, было многолюдно и шумно. Кто-то стоял около кинотеатра и торопился успеть на очередной блокбастер. Кто-то спешил на ближайший уходящий автобус, а некоторые второпях закрывали собственный магазинчик. Вот и пожилая пара, обнявшись, свернула в уютный ресторанчик за углом. Наблюдая всё это, я наполнялась всё большей грустью от того, что они умели радоваться мгновениям, моментам, вещам, которые их окружали. Казалось, у них настолько насыщенная жизнь, что от этого становилось ещё печальнее. Обидно, что я лишена этого умения радоваться с самого рождения. Я осознавала, что мне всегда было недостаточно яркости в жизни. Детство, проведённое под ёлкой в Рождество, казалось очень скучным. Приходили престарелые соседи, две сводные сестры моей мамы и старший брат, который впоследствии умер от рака кожи. Мы собирались за праздничным столом, ели слишком прожаренное мясо телёнка, от которого меня всегда воротило: в будущем я совсем отказалась от мяса. Мы слушали дотошную классику, под звуки которой гости иногда травили пару каких-нибудь заезженных анекдотов прошлого века или вели опостылевшие разговоры о работе, религии и экономике. Помню, как после любой попытки поиграть с местными ребятами родители называли массу причин, чтобы я и вовсе расхотела идти к ним на улицу. «Я расскажу, что тебя ожидает за чёртовым периметром этого дома! – однажды громко сказал отец, как бы подавая пример всем остальным, кто находился в комнате, а это была мама и мой старший никчёмный брат. – За этими грёбаными дверьми находится настоящий ад, где процветают эгоизм, жестокость, бездельничество и разврат. Твои слюнтявые знакомые, которые норовят стать твоими друзьями, попросту «надуют» тебя с дружелюбием, и ты будешь вспоминать до конца своих дней, как это они так ловко могли прочистить твои ещё «недоспевшие» мозги и извлечь только свою выгоду. А ещё, дорогая Виктория, они сотрут в тебе все чистые намерения и покажут изнанку этого дерьмового мира и его общества, потому что они ни хрена не разбираются в Библии». Тут мама вступилась со своей правдивой репликой: «Иисус не оставит нас. Он защитит наш дом и нашу семью от этого деградирующего человечества. Убережёт от зла, насилия и разврата». Я смотрела на отца и понимала, что, возможно, всё, что он пытается до меня донести, истинная правда: ведь я его дочь, его родная кровь, его чадо, которое он заботливо старается уберечь от плохого. Я не соответствовала типичным представлениям о нормальном ребёнке, а впоследствии и подростке, плавно переходящем во взрослую девушку. Я была очень сентиментальной, необщительной, замкнутой девочкой, которую никуда и никогда не звали. Любая вечеринка, школьные каникулы, дни рождения и свидания проходили мимо меня: я была как бы изгоем общества. Скажу честно, у меня не было чувства сожаления. Мне всегда казалось, что одной мне было гораздо интереснее, во всех планах моего скудного существования. Вот так моя жизнь, не похожая на остальных, остановилась ещё в раннем детстве. Мама всегда говорила мне, что я особенная, не такая, как все. Я принимала её слова за правдивый комплимент, за приятную правду – будто сама мать Тереза благословляла меня, и я чувствовала себя особенной. И это начало проявляться. Выражаться совсем не тем воображением, не теми восхвалениями, что мне так красиво дарила мать. Помню, мне было 14… Я отчётливо слышала, как кто-то говорит со мной. Иногда чересчур множество шёпотов сливались воедино, тем самым пугая меня ещё сильнее. Я отчаянно закрывала руками уши и, долго раскачиваясь, успокаивала себя, что это временное явление. Всё проходит, и это пройдёт рано или поздно. Скорее всего, я чем-то временно больна, и выздоровление обязательно последует, как это в основном бывает практически со всеми. Подобный метод самовнушения приносил мне положительные результаты, и нечто извне, не понятное моей юной логике, отступало, проиграв. Со временем это состояние не покидало меня, и я свыклась, смирившись с тем фактом, что это не влияет на общее состояние организма, только на психологическом уровне. Да, это всего лишь воспоминания, которые доставляют мне неприятные кусочки из моего прошлого существования. Потерявшись в своих мыслях, я не заметила, как прошла целую милю и оказалась совсем далеко. Я развернулась, чтобы дойти обратно, но уже более коротким путём – пройти через центральный парк. Стало прохладнее, я ощутила лёгкую дрожь и, съёжившись, заторопилась домой. Я любила свою просторную квартирку, которая находилась над булочной. Утром в воздухе всегда стоял приятный вкусный аромат хрустящего свежеиспечённого багета. Иногда я позволяла себе пару круассанов с итальянским сыром, крайне редко, скажем, раз в месяц, потому что я была не любительница еды в принципе. Отказ от тяжёлой пищи позволял мне оставаться в прекрасной форме долгие годы. Помню, мама говорила мне, что я была похожа на костлявую рыбину. В этот момент всегда громко смеялся отец и похлопывал себя по своему уродливому пивному животу в знак того, что «это» и есть богатство нарастающей массы тела. Память как пыль: некоторые мгновения из жизни уходят, а другие оседают, чтобы мучить нас. Родителей не стало, когда я, окончив университет, впервые устроилась на работу. Помню всё… Шёл сильный ливень, на похороны пришли многие, которых я видела ранее, и те, которых видела впервые. Автомобильная катастрофа унесла две жизни в считанные секунды. Две жизни людей, которых я любила и ненавидела. С того времени во мне образовалось ещё больше пустоты. Я потеряла связь с людьми на долгие годы. Редко выходив на улицу, я предавалась чтению и сну, сну и чтению. Последовала бесконечная депрессия, и без антидепрессантов я уже не представляла себе нормального существования. Моя жизнь в основном проходила впустую. Я любила ничего не делать и, мечтая, погружаться в такой транс – релаксное состояние эйфории. Иногда на ум приходили бредовые идеи, и я начинала выкладывать их на бумагу для рисования. Всё было слишком предсказуемым. Чёрно-белые замысловатые рисунки отображали моё внутреннее опустошение и безумие. Книги, пожалуй, играли в моей жизни больше роли, чем моё собственное нахождение. Классика меня не вдохновляла и навевала смертную тоску. Я никогда не могла понять людей, которые буквально пожирают эти однотипные выдумки прошлого столетия. Современная литература порой даже злила меня. Бывало, увидев между строк слишком откровенное описание, я ожесточалась на автора, серьезно проклиная его за преподнесённую читателю наготу в пошлом виде. Может, мой консерватизм брал надо мной верх и не хотел принимать мир в другой интерпретации или я была слишком стеснительна в таких суждениях и из-за неловкого состояния ощущала себя забитой в угол в смущении, отчаянно сопротивляясь эротической открытости.
Да, я читаю современные книги, но совершенно иного формата. Практически все, кроме тех, которые заходят за черту дозволенности.
Итак, мои 40 квадратных метров достались мне от родителей в наследство. Приняв это как должное, я заняла эту жилплощадь, отчаявшись найти себя и изменить хотя бы здесь свою жизнь. В этом небольшом городке столько происходит интересного, одна только мысль о спасении себя в нём приводила меня в дикое возбуждение. Я была художником. Мои работы часто покупали на улице, тем самым я и существовала на свои скромные ежедневные доходы от продаж. Однажды ближе к весне я встретила на улице сводную сестру своей погибшей матери. Она, увидев меня, заулыбалась, как будто мы были давние подруги или даже более – сёстры. Меня почему-то абсолютно не радовало это. Совершенно не знакомая мне женщина преклонного возраста подошла ближе, чтобы обнять, и сказала, как рада меня видеть после стольких лет молчания. Ведь в последний раз я её видела почти 20 лет назад. Как она меня настолько легко узнала? Меня это даже оскорбило: ведь с возрастом я хочу показаться лишь старше и, естественно, измениться внешне в лучшую сторону. Но детское наивное лицо осталось почти таким же нетронутым временем, только уголки глаз слегка окутала паутинка едва зарождающихся морщин. Мы разговорились, и она пригласила меня к себе на ужин. Я, недолго думая, все же согласилась – почему бы и нет? Ведь я всё равно страдаю от полного каждодневного одиночества. Попрощавшись, я пообещала, что буду к нужному времени. Это был приятный бонус к завершавшемуся дню. Такого прилива сил я не ощущала в себе довольно давно.
И вот я стою на пороге её дома. Да, дома. Мамина сводная сестра по имени Беатрис когда-то успешно вышла замуж за генерала и ухватила себе весьма жирный кусок его денег. Прошло много лет с той поры, как она овдовела, и теперь Беатрис живёт в своё удовольствие. По крайней мере, таким было мое первое впечатление, когда я вошла в дом. Большая гостиная, кухня с помощницей и второй этаж с 3 спальнями напоминали мне давнюю мечту моего детства. Я всегда хотела жить в большом доме с огромными окнами, которые выходили в сад, и иметь пару прислуг для полного подтверждения своего статуса. Мои мысли прервались, когда я услышала дверной звонок. Горничная открыла дверь и пригласила гостью в дом. Это была молодая девушка лет двадцати трёх. Она поспешно переступила порог дома и принялась расстёгивать свою дутую куртку. Я села за стол, и Беатрис, поприветствовав незнакомку, пригласила её к нам присоединиться.
День клонился к вечеру. Помощница зажгла красивые ночники, и вокруг всё залилось приятным золотым светом. Камин, который стоял недалеко от стола, разгорался всё жарче и не давал всем нам замёрзнуть в этот холодный зимний вечер. Служанка принесла кремовый суп из шампиньонов и лёгкий овощной салат под специальным сырным соусом. Также помощница наполнила наши бокалы красным вином из домашнего погреба, где хранились алкогольные напитки успешных марок, которые имели большой срок выдержки и баснословные цены. Беатрис представила меня гостье. Её звали Клэа. Она бросила на меня ослепительный взгляд, и я в ответ скромно поприветствовала её, назвав своё имя. Когда все мы подняли бокалы за хороший приём у Беатрис, я, отпив немного сладкого напитка, принялась рассматривать красивую гостью. Меня охватил пламенный жар, и тень стеснения начала окутывать меня с ног до головы, когда я увидела, как белая майка тесно облегала маленькую грудь и её коричневые волосы спадали прямо на широкое плечо, едва касаясь кончиками набухшего соска. Изгибы её груди, плавно вздымаясь, вырисовывались очертаниями упругости и объёма. На ней были зелёные джинсы и кожаный ремень, который отлично сочетался с её грубыми белыми ботинками. Её стиль был похож на томбой – девочка в мальчике или наоборот. Выглядело это очень маняще и чертовски сексуально. Пока в моей голове проплывали оценивающие рассуждения по поводу этой незнакомки, я неожиданно уловила на себе её взгляд. Она смотрела на меня глубокими зелёными как болотная тина глазами, которые топили мою душу в стеснении окончательно. Я неловко принялась есть салат и разглядывать картины, висевшие в этом чудесном доме. Беатрис неожиданно отвлекла меня от трапезы, переключившись с оживлённой беседы с Клэа на мою персону. Я дожевала остатки еды и спустила руки на колени под столом, чтобы не было заметно, как мне и без того было не очень удобно.
– Виктория, девочка моя, расскажи, как ты жила все эти годы? Вышла ли ты замуж? Или есть ухажёр, с кем ты счастлива? Расскажи нам всё, дорогая моя. Мне так хочется послушать, ведь я знала тебя совсем юной маленькой леди.
– Беатрис, наверняка вам покажется довольно скучной моя простая история жизни. Я не имею ни поклонника, ни друга, ни избранника, ни мужа. Так вышло, что принимать ухаживания не моя основная задача из цикла «как быстрее выскочить замуж». Соответственно, я свободная девушка, которая увлечена написанием картин и чтением неимоверно интересных книг, – слегка покраснев, произнесла негромко я.
Беатрис приоткрыла рот и долго думала, что следует ответить на «пустоту» жизни потерянной бедной девушки.
– Ну, хорошо. Полагаю, всему своё время, дорогая моя. Не стоит делать поспешных решений, замуж ты всегда успеешь выйти. Главное – держаться достойно и быть порядочной девушкой, как хотела твоя мать. Я рада, что ты занимаешься своим любимым ремеслом, но приносит ли такой вид деятельности хороший доход?
– Доход есть. Пока он скромный по нынешним меркам жизни. Но я верю в лучшее, мэм.
Огромный ком подскочил к горлу и перекрыл кислород. К глазам подступили слёзы, но я упорно сдерживала их, не давая растечься по щекам и предательски показаться чужому окружению.
– Да, она уж очень хотела… и моя беднота сейчас полностью поглотила меня живьём, дважды наступив на горло и придавив, размазала под ковром этого деревянного дорогущего пола, – пробурчала я себе под нос еле слышно…
Насупившись, я принялась есть всё остальное, что было подано на ужин. С нетерпением ожидая печального конца этого уже надоедавшего вечера, я решила покинуть второпях этот странный круг людей, хотя Клэа и была мне весьма симпатична, всё же ощущение унижения меня не покидало. Не согласись я принять его, не сидела бы сейчас здесь и не позорилась, рассказывая про свою «весёлую» жизнь. На Клэа я не решалась посмотреть, уже полагая, что она заведомо не стала бы интересоваться таким скучным человеком, как я. Поблагодарив Беатрис и поспешно попрощавшись, я надела пальто и вышла на улицу. Я не стала дожидаться, когда горничная, наигранно улыбнувшись, проводит меня с рабочей вежливостью. Ледяной воздух привёл меня в чувства, и я пошла лёгким шагом по направлению к моей улице, оставив позади мысли…
Меня слегка подмораживало, и я ощущала, как от окутывающего холода по моей коже мурашки бежали всё быстрее по открытым участкам тела. Я умела мгновенно отходить от подобных ситуаций, как та, что случилась в доме Беатрис. Эта женщина всё равно оставалась для меня старой загадочной своеобразной личностью, с которой нас совершенно ничего не связывало. И даже та малая нить где-то в далёком прошлом, именуемая родством, не пробудила во мне тех нежных семейных чувств, каких следовало ожидать. Подумать только, насколько я черства… А может, я просто отношусь к тому типу людей, которые не собираются соглашаться с подобными «странными» связями и не хотят дальше развивать эту цепочку ненастоящего, выдуманного родства? Ведь, по сути, эти люди и есть чужие. Просто кто-то однажды решил, что постороннее сводничество или сношение двух совершенно разных людей приведёт к правильному расставлению приоритетов, жизненных устоев и полному согласию обеих сторон, даст возрасти почве других людей, которые изначально существовали в этих неродственных семьях. И, изначально согласовавшись в твёрдых устоях этой своеобразной системы, приведёт к зарождению какого-то нового, не подобающего, но такого желанного сотрудничества двух сторон. Здесь мои мысли переключились на Клэа.
Сегодняшняя гостья почему-то интересовала меня, хотя я не имела представления, почему она блуждает в моей голове. Она была очень красивой девушкой. Мне кажется, у неё куча знакомых, хороших друзей и парни сходят с ума от её очарования. Думаю, и девушки завистливо восторгаются ей и хотят походить на неё. В ней определённо что-то есть: сам Господь Бог или лукавый дьявол одарил её неимоверной харизмой, переплетённой с брутальной сексуальностью. Я не понимала, откуда во мне рождается желание стать хотя бы немного ближе к такой девушке, как она. Ведь я не познала ещё мужчин и тем более женщин. Преступление быть в любви с кем-то из этого пола или внебрачном союзе или иметь связи непристойного характера, но всё же меня почему-то потянуло именно к ней…