Утраченный портрет

Морочко Вячеслав

Сцена погружается в темноту, из которой прожектор выхватывает коленопреклоненного ЯНУСА.

ЯНУС /произносит на фоне невнятного речитатива голосов/. Господи! У меня дом, детишки, хозяйство. А они изгаляются над простым человеком! Житья от них нет! ГОЛОСА /можно разобрать слова из Евангельской заповеди/. "Любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящих вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас..." /Голоса отдаляясь, снова звучат как невнятное бормотание./ ЯНУС. Вот! Опять морочат нам головы! Слыхом не слыхивал, чтобы любили врагов! Дурят нашего брата! Так и свихнуться

не долго... ГОЛОСА /доносится внятная фраза/. "Блаженны нищие духом, ибо их есть царство небесное..." ЯНУС. Господи! Что они делают!? Смилуйся, Боже! Прибавь хоть немножко мозгов... чтобы "за дурака не держали"! ГОЛОСА /слышен фрагмент из посланий апостола Павла/. "Ибо мы одним духом омылись... И нет уж ни Эллина, ни Иудея, ни Скифа, ни варвара, ни раба, ни свободного - все мы одно во Христе Иисусе..." /Голоса затихают./ ЯНУС /вскакивает, мечется в луче света/. Что ж это, Господи, ты позволяешь им богохульствовать, поминая, вымолвить тошно, поганого... "Скифа"! Будь оно проклято, это паскудное Время! Малышки, мои несмышленыши! Как защитить вас от умников и зубоскалов? /Выскальзывает из светового пятна./ ШУЛЬЦ. /Появляясь в том же луче вместо ЯНУСА, потрясает над головой кулаками./ Будь проклят... всяк верующий! Ибо Вера - от диавола и равносильна Неверию! В Господа можно только "уйти", перестав быть собой, раствориться, исчезнуть - тогда... проникаешься Им без остатка! /Бьет себя в грудь./ Замолчи, Бога ради! Вырви лютой гордыни язык! Ибо наиподлейший из всех - грех священнослужителей: лишь они сознают, что творят! Из догматов, заветов, пророчеств, апокрифов и толкований смертный с готовностью принимает единственное... что душа его будет жить вечно. И приходится обещать... только б вняли и верили! Господи! Грех-то какой!? Научи, как сказать, как шагнуть, как вздохнуть, как моргнуть... и не впасть в святотатство!

Луч прожектора гаснет. На сцене - гостиная в доме КАНТА. Справа - окно, дверь в прихожую. Слева - другое окно, дверь на кухню. За окнами утренний свет. Прямо - закрытая двустворчатая дверь в комнату хозяина. Посреди гостиной - стол. На столе - подсвечник со свечами, которые забыли потушить. Возле стола - стулья. На одном из них, опустив голову, сидит ЛАМПЕ. Из прихожей появляются КРАУС и ГИППЕЛЬ. ЛАМПЕ встает им навстречу.

КРАУС /печально/. Сидите, сидите, Лампе... Нам все известно. ЛАМПЕ /двигается и говорит, как во сне/. Да, господа... /Непослушными пальцами пытается погасить свечи в подсвечнике./ КРАУС. На улице встретили вашу кухарку... Хотели спросить, как он спал, а узнали... ЛАМПЕ. Да, да... господа... ГИППЕЛЬ. Лампе, как это было? ЛАМПЕ /с трудом собирается с мыслями/. "Как это было?" Вчера мой хозяин весь день бушевал и метался в постели... С кем-то спорил... и рвался к столу - к своим книгам... А когда я давал ему пить, - обращался ко мне... но, скорее всего, принимал за другого... Он даже собрался бежать... Я едва его уложил... Потом успокоился, и я думал, что он засыпает... Но все повторилось... Под утро я задремал... А проснулся... увидел, мой Кант, господа... /Сдерживая слезы./ Отправил кухарку за лекарем... Только зачем ему лекарь теперь...

ЛАМПЕ удаляется на кухню. ГИППЕЛЬ хочет открыть дверь в комнату КАНТА.

КРАУС. Стойте, Гиппель, дождемся врача. ГИППЕЛЬ. Я не в силах поверить! КРАУС /печально/.

От этого никому не уйти. ГИППЕЛЬ. Мне страшно! Представить себе не могу, что его больше нет! КРАУС. Что ж... Время подумать и о церковном обряде. ГИППЕЛЬ. Кант не очень-то в этом нуждался...
– видел в церкви лишь утешение для беспомощных душ... КРАУС. И узду для - неистовых.

Из кухни появляется ЛАМПЕ, неся поднос со стаканом чая.

КРАУС /кивает в сторону ЛАМПЕ/. Смотрите, он - как во сне. /Мягко обращаясь к ЛАМПЕ, указывает на поднос./ Лампе, это вы...
– для него? ЛАМПЕ. /Словно очнувшись, подходит к столу, опускает поднос./ Извините... Понять не могу, что - со мной... В этот час он всегда обращался ко мне со словами: "Лампе, будь добр... сооруди мне чайку." Это - как утренний колокол... Что теперь будет? Как мне жить, если больше уже не услышу: "Лампе, будь добр... сооруди мне чайку." /Беззвучно рыдает./ ГИППЕЛЬ. Лампе, это несчастье объединяет всех нас... ЛАМПЕ. Да, да... КРАУС. Вот и доктор!

Из прихожей появляется ВРАЧ. ЛАМПЕ механически помогает ему снять плащ, принимает из рук баул.

ВРАЧ /с порога/. Печальное утро, господа. Кухарка мне только что сообщила... Не думал, что это случится сегодня... Вчера он был чем-то встревожен, метался в бреду... Однако потом успокоился, даже уснул... Простить себе не могу, что не был с ним до конца! Теперь извините... Я должен взглянуть. /Приближается к двери в комнату КАНТА, приоткрывает ее, вздрагивает, распахивает обе створки./

Через открытый проем видна залитая утренним светом часть комнаты: край постели, заваленный бумагами письменный стол, в кресле за столом - КАНТ, в белой рубахе, весь точно светящийся изнутри. Он что-то сосредоточенно пишет. Друзья Канта, ВРАЧ и слуга на мгновение окаменели.

КАНТ /дописав фразу, поднимает глаза/. А-а-а, доброе утро, господа! Нынче действительно, доброе утро. Такое - грех упускать. ВРАЧ /возмущенно/. Господин Кант, почему вы встали с постели? КАНТ. Право, доктор, сегодня мне лучше. ВРАЧ. "Лучше"?! Что это значит? КАНТ. /Показывает на ворох бумаг/. По крайней мере, я вижу, что дело... не движется с места. ВРАЧ. О, Господи, вы же не мальчик! КАНТ /лукаво улыбается/. Хотите сказать, что я - стар? А знаете, что такое старение? Есть ли оно, вообще? ВРАЧ. Но позвольте, ведь что-то меняется с возрастом? КАНТ. Путь! ВРАЧ. "Путь"?! Как вас понимать? КАНТ /улыбается/. Когда молоды, мы несемся вприпрыжку, летим, сломя голову, не разбирая дороги... Однако со временем мы усмиряем свой шаг: путь идет на подъем... и чем дальше, - тем круче. Чем круче, - тем тяжелее идти... И вот уже - "тащимся" в гору, карабкаемся по отвесным уступам, по скользким камням, вверх, туда, где царит вечный холод, где - трудно дышать и где под ногами плывут облака... а, когда взойдет солнце, вокруг Олимпийский простор, и все уже как на ладони: провалы безвременья, блеск ледников и вершины... прозрений! Друзья, ради этого стоит идти! ВРАЧ /возмущенно/. Но это противоречит науке! КАНТ /тихо смеется/. Что делать... "Наука" сама еще - так молода и так еще... противоречит себе! /Откинувшись в кресле./ Простите, во рту пересохло... Лампе, будь добр... сооруди мне чайку.

ВРАЧ, ГИППЕЛЬ и КРАУС пропускают ЛАМПЕ с подносом.

З А Н А В Е С

1999г.