Утро дней. Сцены из истории Санкт-Петербурга

Киле Петр

Вскакивает, рассмеявшись; сорвав упаковку, устанавливает портрет на кресле у дальнего угла стола и отходит.

Отлично! Как живой. Смотрите, царь Редакцию журнала "Мир искусства" Изволил милостиво посетить. В тужурке, без регалий, за столом Уселся, выставивши руки праздно, - Не царь, а человек, каков он есть, Глядит перед собою, вас не видя, Взгляд

острый, погруженный в пустоту.

Входит Бакст. Он щурится, вздрагивает и исчезает за дверью.

С е р о в ( невозмутимо, явно изображая кого-то) Портрет не кончен. Здесь прибавить должно, Убавить тут. ( Жестом, озвучивая его своим голосом) Вот вам палитра с кистью. Исправьте, коли вам видней, чем мне. Царь улыбнулся, превращая в шутку Мою невежливость. Не тут-то было: Императрица топнула ногой. Ужели на меня? Тогда мы квиты. И молча удалилась; царь вструхнул И побежал за нею. Вскоре вышел, Играя зажигалкой на ходу. Возможно, ожидал он извинений. А я портрет в охапку: "В раму вставить", - Сказав, раскланялся с государем. Ну, да. Училась, видите ль, принцесса У Каульбаха!

Входит Бенуа, за ним Бакст. Серов отходит в сторону.

Б а к с т. Здесь никого, не правда ли? Всегдашняя моя мнительность, да еще близорукость доведут меня когда-нибудь до беды.

Б е н у а. Нет, постой! Здесь Серов. А за столом... да это сам Николай? ( Догадываясь, в чем дело.) Великолепно!

Серов и Бенуа смеются над озадаченным Бакстом, который устремляется к портрету и трогает царя за руки, лежащие на столе. Слышны голоса за дверью, Серов дает знак отойти всем в сторону.

Входит Дягилев, за ним два господина и дама.

Д я г и л е в ( чуть ли не с вызовом). Ваше величество! ( Раскланивается галантно.) Ваше величество! ( Шепотом.) Серов, представьте меня. ( Решается сам.) Сергей Павлович Дягилев.

1-й г о с п о д и н. Сережа! Не старайся понапрасну. Здесь явно что-то не так.

2-й г о с п о д и н Не может быть, чтоб царь явился здесь Один своею собственной персоной. Я сплю, мне снится? Д а м а Мистика, конечно. Двойник? Ну, значит, император болен. 2-й г о с п о д и н Холеру подхватив на юге, царь Был болен, но вернулся он здоров. Д а м а Но дух его, повидимому, страждет, И здесь, и там витая до сих пор. 2-й г о с п о д и н А коли дух, его явленье - знак. И вопрошать его мы вправе. 1-й г о с п о д и н Боже! Взгляните на Серова и проснитесь.

Серов, более не в силах удерживаться, громко хохочет, и ему так или иначе все вторят.

Д а м а ( разглядывая портрет царя в лорнет). Впечатление поразительное, хотя портрет как будто еще не окончен.

С е р о в. То же самое заявила Александра Федоровна.

Д а м а. Императрица?

С е р о в. Да, принцесса Гессенская. Она ведь училась у Каульбаха. Взяла сухую кисть и, сличая лицо августейшего супруга с его изображением, принялась с важностью мне показывать, где прибавить, где убавить, вероятно, точь-в-точь, как делал Каульбах.

Б е н у а. И как вы это снесли, Антон?

Д я г и л е в ( все приглядываясь к царю). Как! Забрал портрет.

С е р о в. Нет, я тотчас предложил ее величеству мою кисть и палитру, чтобы она своей августейшей ручкой выправила портрет, как ей нравится.

Д а м а ( обращая лорнет на Серова). Как! Вы прямо протянули кисть императрице? И что же, она взяла кисть?

С е р о в. Слава Богу, нет.

Б е н у а. Однако, что ни говори, очень даже невежливо.

Д а м а ( с удивлением). Дерзко.

Д я г и л е в. А что государь?

С е р о в. А что государь? Он благодушно улыбнулся, сведя мой неприличный жест к шутке. Но, похоже, лишь подлил масла в огонь. Александра Федоровна топнула ногой и молча удалилась. А государь засеменил за нею.

Д я г и л е в. И что теперь будет?

С е р о в. Ничего. Топать ногой тоже нехорошо.

Б а к с т. Нет, вы нахал, Серов. Разве можно так обращаться с царями?

С е р о в. Это всего лишь мои модели. Что царь, что извозчик, я художник.

Д я г и л е в. А портрет, вы забрали?

С е р о в. Нет, надо вставить в раму.

Д я г и л е в. Надеюсь, вы не поссорились с царем? Я не за вас боюсь, а за наш журнал.

С е р о в. Нет, я думаю. Но в этом Доме я больше не работаю. ( Упаковывает портрет, собираясь уходить.)

Д я г и л е в. Нет, нет, Валентин Александрович, ради Бога, не зарекайтесь. На вашем месте любой художник сделался бы уже камергером, а вы глядите на высочайших особ букой.

С е р о в. А ты, Сережа, глядишь директором императорских театров вместо того, чтобы смиренно служить чиновником особых поручений. Тебе так же трудно спрятать свой блистательный гений, как мне - буку.